— Да, — неожиданно быстро ответил Джеймс. — Я признаюсь, что люблю тебя. Господи, помоги мне. Если бы я не нашел в себе силы признаться, наверное, задушил бы тебя.
— Как мило, — произнесла Ровена с ироничной улыбкой.
— Если тебе нужны нежные слова и пылкие признания, ты выбрала не того мужчину.
— И все же ты признался, что любишь меня. Теперь я уверена, что ты именно тот, предназначенный мне судьбой, и я буду говорить тебе об этом до конца жизни.
— Я люблю. И хочу любить.
— Ты вспоминаешь спряжения? — рассмеялась Ровена.
— Я люблю тебя, — повторил Джеймс.
Она посмотрела так, будто это стало откровением, потом заморгала и широко улыбнулась. Теперь лицо красавицы Ровены Финч сияло от счастья.
— Вот удача! — раздался позади голос Бовуда. — Наконец я застал вас одних — хотел поздравить с помолвкой. Прочел объявление в «Морниг пост», — пояснил он.
— Спасибо, — кивнул Джеймс, хотя друг был сейчас совсем некстати.
— В тот день в лесу были вы, — без тени сомнения в голосе произнесла Ровена.
Услышав ее слова, Джеймс остолбенел — прозрение ошеломило его. С его глаз словно спала пелена, история с покушением четко и ясно выстроилась в его голове. А ведь он размышлял об этом, но всякий раз гнал от себя эту мысль.
— В каком лесу? — Бовуд посмотрел на них, будто на парочку сумасшедших.
— В этом. — Ровена махнула рукой, указывая на владения лорда Лафрена.
— Зачем мне скрываться, если я был здесь? — удивился Бовуд и посмотрел так, что Джеймсу стало не по себе.
— Видимо, потому, что стреляли в человека, которого называли другом.
— Идиот, что ты ей наговорил?
— Правду, — резко ответил Джеймс. — Хотя тебе неизвестно, что это такое.
— Как много она знает?
— Она знает все, что нужно, — ответила за Уинтерли Ровена. — Вы использовали Джеймса, сыграли на его чувстве вины и намеренно отдалили от семьи. Сами вы остались дома и получали дивиденды, вас нимало не заботило, что происходит с вашим другом, а он был слишком молод, чтобы в одиночку противостоять вам.
— Ты идиот, Уинтерли, — процедил сквозь зубы Бовуд.
— Но я не убийца, — задумчиво произнес Джеймс, одновременно расставляя мысленно все на свои места, хотя подспудно понимал: все уже давно было очевидно.
— Да, считаешь, что для этого ты слишком благороден и великодушен. Ты испортил все дело ради женщины, которая согласилась бы на все ради сохранения жизни. Теперь ты совершаешь еще один глупый шаг — женишься. Но Хебе, по крайней мере, принадлежала к аристократическому роду, а эта безродная деревенская вдова…
— Откуда тебе известно о Хебе? Я никогда не раскрывал свои контакты в Париже.
— Я не пешка в этой игре, Уинтерли. Мне известно намного больше, об этом ты никогда не осмелился бы рассказать своей невесте.
Бовуд посмотрел на Ровену с таким презрением, что Джеймс пожалел об отсутствии оружия.
— Я знаю все, что мне нужно, — спокойно произнесла Ровена. — Вы ее убили, верно?
— О чем ты? Я никогда не знал ту женщину.
— У Амели ваши глаза, мистер Бовуд, — заявила Ровена.
— Боже правый, а ведь точно! — воскликнул Джеймс. — Видимо, ты испытывал к ней что-то, раз позволил родить ребенка. Как же ты мог убить ее и оставить дочь без матери?
— Я не убивал ее. Это дело рук полиции Бонапарта.
— Знаешь, теперь я в этом совсем не уверен, — покачал головой Джеймс. Как же он мог столько лет быть слеп и не понять, что за человек Бовуд? — И ты лгал, говоря, что меня раскрыли, так?
— Мои покровители стали присматриваться к собаке и забыли о ее хозяине, — съязвил Бовуд. — Тогда я вспомнил о твоей суке и сам установил несколько контактов, мне удалось получить некоторые суммы в обход отца, который не мог уже все контролировать.
— И ты отправился в Париж, чтобы сдать нескольких человек и проверить, удастся ли наладить связь с женщиной, которая была мне так дорога когда-то.
— Она работала, но приносила мало пользы. Потом отец заболел и передал дела мне. Она оказалась слишком глупа и не пожелала избавиться от ребенка. Отец неожиданно узнал, что происходит, и мне пришлось заметать следы и бежать в Ирландию. Там я отлично провел время, да и кто бы поверил французской шлюхе, если всем было известно, что рядом со мной все лето был ты, Уинтерли? Мне пришлось потрудиться, чтобы всех в этом убедить, так что ты многим мне обязан.
— Ты был в Ирландии с Хебе? Неудивительно, что она не назвала мне имя отца ребенка. Должно быть, поняла, кто оказался крысой в сети твоего отца, и ей было стыдно признать, что ее обманул такой подонок, как ты, Бовуд. Я уверен, Хебе стыдилась не того, что родила Амели, а того, кто ее отец. И ты сдал Хебе Фуше за ненадобностью, верно? Должно быть, он требовал от тебя все больше и больше, интересно, сколько верных и храбрых агентов, мужчин и женщин, погибли из-за тебя? Ты и твой отец были единственными, кто знал обо мне правду, так что тебе не удастся скрыть свое предательство.
— Ты можешь доказать что-то из сказанного?
— Да, могу. Для этого достаточно просто посмотреть на Амели. Мы узнали достаточно, чтобы утверждать, что англичанин предал свою страну и стал работать на врага. Ты имел доступ к секретной информации, на твоих руках кровь, Бовуд.
— Я был в Ирландии. Ты не станешь утверждать обратное, поскольку вскроется, что и тебя там не было.
— Ничего, я готов пойти на риск, но я докажу, что ты предатель.
— И тебя не заботит репутация брата, ведь общество узнает, что ты был шпионом. Сомневаюсь, что во власти Фарензе убедить всех, что ты творил добро.
— Меня не заботит мнение общества, Бовуд, лучше быть изгоем, чем предателем.
— Почему вы убили мать Амели? — неожиданно вмешалась Ровена.
— Она рассказала матери, что ее дочь — внучка английского лорда. Эта дрянь написала моему отцу, просила помочь вывезти дочь в Англию, подальше от своих врагов. Мне пришлось заткнуть ей рот, пока она не наговорила большего, чем окончательно испортила бы мне жизнь.
— Это означало бы полный провал и здесь, и в Париже, верно? — усмехнулся Джеймс. — Если бы Англия не схватила тебя за незаконную торговлю, то уничтожили бы французы, чтобы защитить своих агентов. Поэтому ты охотился за собственным ребенком? Что ты с ней сделал бы, если вырвал из моих рук? Убил и спокойно пошел бы дальше?
— У нас немало монастырей, которые за хорошее пожертвование возьмут ребенка на воспитание. Ты можешь мне не верить, что я старался не открывать Фуше все карты сразу, не рассказывать о тебе много.
— Если это вы считаете проявлением своих лучших качеств, каковы же худшие? — с вызовом спросила Ровена.
— Вам еще предстоит это узнать, — обещал Бовуд. — В жизни много случайностей. Трагедия может произойти где угодно. Кстати, я собираюсь в скором времени устроить охоту, а там всякое может случиться. Меня никто не будет подозревать, я ведь друг детства.
— По друзьям не стреляют из кустов, мистер Бовуд, — произнесла Ровена.
— Твоим братьям меня не достать, Уинтерли, — продолжал Бовуд, не обращая на нее внимания. — А ты уже будешь мертв.
Ровене показалось, что он сумасшедший, но взгляд его светло-карих глаз был слишком острым и осмысленным для умалишенного. Нет, он совершенно вменяем, и это ужасно. Он маниакально идет к цели и добьется своего.
— Ложись! — закричала Ровена и бросилась на Джеймса.
Второй раз за столь короткое время она услышала, а скорее, почувствовала, как рядом что-то просвистело, скорее всего, пуля. Она обхватила Джеймса руками и накрыла всем телом, опасаясь второго выстрела. Свист раздался вновь, тогда Джеймс крепко прижал к себе Ровену и повалил на спину, на этот раз закрывая собой. Стало тихо, они лежали на земле, не осмелившись поднять голову. Через несколько секунд Джеймс решился краем глаза оглядеть поляну и увидел обутую в ботинок ногу лежащего на земле мужчины.
— Неплохо, Лафрен, — раздался поодаль голос Тома.
— Благодарю, Монтейн, — ответил Гидеон и покосился на рогатку в руках мальчика. — У Хьюго твердая рука и зоркий глаз, надеюсь, однажды он станет отличным адвокатом, — добавил он, подходя к лежащему в полубессознательном состоянии Бовуду. Достав из кармана пальто веревку, будто давно ожидавшую там этого момента, он связал ему руки.
— Мне нельзя рассказывать об этом леди Уэйкборн или миссис Полли, верно? — спросил Хьюго так, словно каждый день ловил шпионов, и, дождавшись подтверждения, убежал к друзьям.
— Я полагаю, нам следует пока оставить его у себя, — сказал Том и протянул руку сидящему на земле Джеймсу.
Тот ловко поднялся и помог встать Ровене.
— Ты меня чуть не раздавил, — пожаловалась она, отряхнув листву с подола платья.
— Я и не на такое способен, — подмигнул ей Джеймс.
— Ох уж эта любовь, — мечтательно протянул Гидеон, и Том рассмеялся.
— Нам надо возвращаться. Люк будет волноваться.
— Что будем делать с ним? — Джеймс указал на Бовуда. — Не забывайте, он убийца и предатель.
— Что скажешь, сэр Гидеон? — спросил Том лучшего, по его мнению, юриста.
— Полагаю, нам лучше посоветоваться с моим дядей, ему точно известно, как переправить в отдаленные колонии одного не очень порядочного человека. Не думаю, что это понравится Бовуду, но скажу, чтобы его успокоить: дорогу он едва ли перенесет и, скорее всего, долго не проживет.
— Мой отец выше по положению, чем твой чертов родственник, — процедил Бовуд, приходя в себя.
— А удар был все же сильным, — заметил Том, — парень точно не в себе. Я позабочусь о нем, Лафрен. Не подскажешь, где у нас ближайшее подземелье, чтобы его спрятать?
— Спасибо, Том, но лучше я покажу его тебе сам. А вы двое приходите в себя и возвращайтесь, — повернулся он к Джеймсу.
— Вдвоем мы сможем все, — успокоил его тот.
— Хм, вы еще не видели моих новых братьев и отпрысков леди Уэйкборн, когда они разойдутся, — подмигнул ему Том.
— Не думаю, Джеймс, что и с этим мы смогли бы справиться, — усмехнулась Ровена.