– Что попросят рассказать, то и расскажем, – добавил старший. – Мы на все согласны…
Приближался вечер. В мечеть приехали полковник Свекольников и подполковник Лихачев. Я не очень хотел с ними беседовать, предпочитая общаться со Свекольниковым по телефону, и то исключительно для доклада о своих контактах.
Я уже собирался уйти и даже попрощался с Репьевым, но полковник попросил меня задержаться. Пришлось задержаться, как-никак ФСБ оплатило работу капитана частного сыска. В разговоре я пообещал полковнику выбрать время, собраться с мыслями и по телефону сообщить ему самую полную информацию.
Свекольников слегка испугался моего обещания и даже, как мне показалось, внутренне вздрогнул, но виду не подал, наоборот, согласился ждать моего звонка. Пока же меня допросили, я подписал протокол и поехал домой. Понимая, что больше всего обо мне беспокоится капитан Саня, я тут же позвонил ей и рассказал, как все прошло. А также пообещал позвонить после разговора со спецназовцами внутренних войск, которых привезет ко мне подполковник Лыков.
Капитан Саня выразила было желание поприсутствовать при разговоре, поскольку живет она в соседнем доме, но я сказал, что предпочитаю провести встречу в чисто мужской компании. Без женщин нам будет легче общаться. Радимова меня поняла и согласилась. Я закончил разговор в самом приподнятом настроении. Я снова разговаривал с ней на «ты», и капитан Саня отвечала мне так же…
Глава двенадцатая
После этого разговора я вспомнил и о подполковнике Скоморохове, который жил в одном с капитаном Радимовой доме, только с другого его конца. Подполковник собирался на рыбалку, но, может быть, еще не уехал. Хотелось убедиться, что с Виктором Федоровичем все в порядке, поскольку он и на этот раз оказался причастен к расследованию.
Подполковник ответил мне почти сразу.
– Слушаю тебя, Тим Сергеевич.
– Здравия желаю, товарищ подполковник. Вы еще дома?
– Да. Я решил сегодня не ехать. Обойдусь пока без речки.
– Что, клева не обещают?
– Клюет-то на моем месте всегда отлично. Жалко только – редко. Сегодня что-то спина побаливает. Старая контузия. Я решил не рисковать.
– У вас все в порядке?
– Если бы были осложнения, я бы тебе позвонил. Или Аглая Николаевна позвонила бы. Как твои дела? Обещанное покушение не состоялось?
– Пытались сегодня взорвать меня вместе с машиной. Я бы ничего, потерпел, но вот машину жалко. Пришлось принимать контрмеры.
– Городской травматологический пункт успел всех желающих террористов обслужить?
– Я был предельно аккуратен.
– Заезжай, расскажешь. Только не ужинай. А то Аглаю Николаевну обидишь. Она такую уху сварила – я на балконе запах чувствую. Не запах – аромат… Это еще из прошлого улова рыба.
– Извините, товарищ подполковник, ко мне вскоре должны приехать офицеры отдельного отряда «Росомаха»… Те самые, которые в тот вечер были в гостях у Равиля Эмильевича. Их сам начальник штаба отряда привезет. Кроме двоих. Один сегодня погиб – начальник стрельбища майор Габдрахманов. Пуля в голову. Сейчас в отряде работают следователи военного следственного комитета. Всех опрашивают. Калибр, как показала экспертиза, «семь, шестьдесят два». А у них в отряде автоматы только «АКСУ-74». Подозревают, что пуля прилетела со стороны.
Еще один давно уже из внутренних войск уволился, куда-то уезжал, сейчас, судя по всему, вернулся. Я заранее договорился о встрече. Днем встретиться не удалось, обещали вечером приехать. Буду ждать. Хочу расспросить про человека, который вернулся. Хотя после долгого отсутствия вполне естественно навестить старого боевого товарища. Это не вызывает подозрений. Тем не менее проработать следует все варианты. Но завтра, обещаю, постараюсь выбрать время и обязательно к вам заехать. В обеденный перерыв.
– Хорошо. Будем ждать. И уху на твою долю оставим. Завтра она уже будет не такая, конечно, но я сам больше люблю, когда уха настоится. Обязательно приезжай, Тим Сергеевич…
Закончив разговор, я проверил, плотно ли саперы закрыли капот «Джимни». И хорошо, что проверил. Капот оказался только чуть-чуть зацепленным за замок. На скорости его вполне могло поднять ветром. Саперы, конечно, сделали это не нарочно, просто не хотели сильно хлопать – слегка придавили, и все. Точно так же некоторые пассажиры опасаются сильно хлопать дверцами, а в итоге на ходу вываливаются из машины. На «Джимни» следует основательно хлопать и капотом, и дверцами, как на машинах российского производства.
Я посмотрел на часы. Шестой час. Времени оставалось как раз, чтобы добраться до дома.
К дому я подъехал без десяти минут шесть. Поставил машину под окном, поприветствовал курящего на балконе Наиля и поспешил к себе. Успел заварить чай и даже съесть пару бутербродов.
В дверь постучали. Я посмотрел в окно. Неподалеку от моей машины стоял коричневый «Туарег». Номер у этой машины был виден четко. Внутривойсковики прибыли чуть раньше назначенного времени.
Я пошел открывать. Встречал я гостей не водкой, а чаем, поскольку сам водку не сильно уважаю и другим рекомендую относиться к ней точно так же.
Внешность начальника штаба, как определил полковник Калугин, во многом соответствовала фотороботу, выполненному с помощью Аглаи Николаевны, только вот рост и ширина плеч не соответствовали описанию. Видно, что командир отряда сильно недолюбливал своего начальника штаба, поэтому и признавал фоторобот похожим. Я лично полного сходства не нашел.
Я выложил на стол листок с фотороботом. Подполковник Лыков себя не узнал, а я не собирался предложить ему посмотреть в зеркало. Может быть, что-то отдаленное и было, но…
Виктор Николаевич опередил меня предположением:
– Вообще-то слегка смахивает на Габдрахманова. Только отдаленно. Анатолий Рустамович немного худее лицом будет.
– Это он в последние недели так похудел, – с легкой улыбкой подсказал майор Виктор Хайлов.
– Да, он в последнее время что-то сильно нервничал, особенно после смерти Равиля Эмильевича. Они же дружили, – добавил капитан Алексей Глючко. – Просто места себе не находил. От каждого звука вздрагивал. Это жена его сказала. И к бутылке начал каждый день прикладываться. В ней, в проклятой, спокойствия искал.
– Ждал неприятностей? – напрямую спросил я.
– Он разве сам скажет? Он замкнутый был. Спросишь чего, хмуро улыбнется и не ответит.
Мне осталось уточнить только небольшую деталь, хотя я уже знал, что Габдрахманов в тот вечер приходил к Сарафутдинову.
– Роста погибший какого был? Судя по лицу, он был физически крепким?
– Нет, – ответил начальник штаба отряда. – И роста небольшого, и не так уж физически крепок. Стрелял неплохо, как и положено начальнику стрельбища. А в целом боевая подготовка у него была неудовлетворительная. Вот в шахматы хорошо играл. Но это не боевая подготовка. И потому я его ни разу в состав групп, отбывающих на Северный Кавказ, не включал. Хотя он дважды рапорты писал. Он не был офицером нашего отряда. Хотя мы нескольких офицеров областного УВД в свой состав обычно включали. Это было просто жестом доброй воли. Чтобы человек на достойную пенсию выходил. Боевые выплаты такую возможность давали.
– В тот вечер, когда вы Сарафутдинова посетили, о чем шел разговор?
– Обо всем, – уклончиво ответил майор Хайлов. – Выпили, поговорили…
– Какую-то обеспокоенность Равиль Эмильевич выказывал? Заметили что-нибудь необычное в его поведении?
– Да нет. Он больше посмеивался. Он всегда посмеивался над неприятностями. Легко к ним относился, легко переживал. Он был легким в общении человеком. Жена к другому ушла – он радуется, пусть, говорит, новый муж попробует эту тушу прокормить. Машину угнали – он радуется, пусть, говорит, другие за нее налоги платят и ремонтируют. У самого денег на это не хватало.
– У меня вот другое мнение, – неожиданно возразил подполковник Лыков. – Я с ним мало общался, но общался тяжело. Я всегда считал майора Сарафутдинова человеком легкомысленным и упрямым. Если он что-то вобьет себе в голову, то будет делать по-своему, даже несмотря на прямой приказ. Естественно, мне, как начальнику штаба отдельного отряда, такое понравиться не могло. И мы порой по этому поводу конфликтовали. А легкость не была чертой его характера. Я всегда считал это просто легкомыслием. Впрочем, это мое мнение. Мы с майором Сарафутдиновым не дружили и даже часто конфликтовали, отсюда у моего мнения и ноги выросли. Кто с ним дружил, имеют право на собственное мнение. Тем более Равиля Эмильевича уже не перевоспитать.
– Простите, – повернулся я к Хайлову. – Машину угнали?
– Ну да… Это еще два месяца назад было.
– «Тойота Ленд Крузер 200»? Белого цвета?
– Да.
– В ГИБДД не сказали, что машина числится в угоне. Машину ищет только Аглинур Раджиховна. А ГИБДД передала в уголовный розыск только номера кузова, двигателя и шасси. И там обещали искать машину уже после смерти Сарафутдинова. Так ее что, действительно угнали?
– Мне сам Равиль говорил, что угнали. Предполагал, что не найдут. Может быть, потому об угоне и не заявил. Такие машины обычно не находят. Какую-нибудь «копейку» еще может быть. А люксовые машины так запрячут…
У меня появилась мысль, но я не спешил ее озвучивать. Мысль требовала проверки.
– Ладно. Пусть ГИБДД делает вид, что ищет, – согласился я. – А о причине возвращения Сарафутдинова разговор у вас заходил?
– Я спрашивал, – ответил капитан Глючко. – Не подумайте, что особо интересуюсь или планы какие-то строю, просто так спросил, из интереса. Равиль помрачнел и ответил, что никому туда ехать не посоветует. Все там не так, как говорят. Там место только для бандитов, против которых мы вместе с ним на Кавказе воевали. Так и сказал, что только для бандитов. А в серьезных вещах он всегда был человеком серьезным.
– При этом следует учесть, – добавил подполковник Лыков, – что Равиль Эмильевич, хотя про него и говорят, что он человек легкого характера, всегда внешне казался серьезным, и невозможно было сразу понять, всерьез он говорит или шутит. Он выглядел, я бы сказал, человеком мрачноватым. И шутил с тем же выражением лица. Из-за чего многие его шутки просто не понимали. Такая манера поведения. Возможно, он и об угоне машины говорил так же.