Я представил себе сцену из сериала «Во все тяжкие», где я сижу в подвале вместо Крейзи Эйта, а отец срезает корочки с моих сэндвичей, как это делал Уолт, — я, кстати, тоже не люблю корочки. Все помнят, как кончил Крейзи Эйт. Да, именно — Уолт задушил его замком для мотоцикла. Жуткая смерть. Я, конечно, не драгдилер, но что, если там не будут особо разбираться?
Почему-то я вдруг подумал о Марии с дредами. Такая девчонка не спасовала бы, пожалуй, даже перед Туко. Замахала бы плохих парней джинсами, ага. Нет, нет! Я энергично потряс головой. Мария в мои планы никак не вписывалась. Она просто была досадной помехой на выбранном пути, вот и все.
Я решительно вылез из машины и пошел к круглосуточному магазинчику на заправке. Чернокожий паренек в красной футболке жарил за прилавком сосиски для хот-догов. От их аромата желудок болезненно сжался, а рот наполнился слюной. Я пытался экономить и питался хлебом и тунцом из консервов. Один день на такой диете, а мне уже казалось, что у меня вот-вот плавники из хребтины вырастут.
Я спросил паренька насчет Себберсунвай. И снова мне повезло. Оказалось, он жил как раз в том районе и мог мне более-менее понятно объяснить, как туда проехать. Он, правда, обалдел, когда узнал, что у меня в мобильнике нет джипиэс и интернета. Но комментировать вслух не стал, вежливым оказался.
На Фанё не строили многоэтажек, поэтому я не сразу разобрался, что шестнадцать в адресе — это не номер одного из трехэтажных «кораблей», вытянувшихся вдоль улицы на восточной окраине города, а номер подъезда. Красно-желтые кирпичные дома выглядели совершенно одинаково. Фиг знает, как тут ориентировались местные жители, особенно если им, как мне сейчас, приходилось блуждать по дорожкам между темными скверами, отделявшими одно типовое здание от другого.
Лампочка у подъезда шестнадцать была разбита, но у четырнадцатого и восемнадцатого свет исправно горел. Я решил, что вряд ли между ними вопреки логике четных и нечетных чисел мог затесаться пятнадцатый или семнадцатый, и потянул на себя тяжелую дверь. Она не подалась, и тут я сообразил, что в доме установлен домофон.
Я который раз вытащил из кармана бумажку с адресом: «1 эт. сл.»[15]. Все верно. Перевел глаза на слабо светящиеся таблички с именами жильцов. «1 эт. сл. Ката Бернадоттир». Огляделся по сторонам, как будто на этой улице мог быть другой подъезд с номером шестнадцать. Кто такая вообще эта Ката? Имя какое-то… исландское. А может, это папина подружка? Или новая жена. М-да, о таком раскладе я как-то не подумал. Вот она обрадуется, когда я ей свалюсь на голову со всеми своими тараканами.
Я еще немного потоптался у подъезда, не решаясь нажать заветную кнопку. К ночи заметно похолодало, и хоть тут не было таких ветров, как на Фанё или в Эсбьерге, все равно промозглая сырость пробиралась под куртку, холодила ноги через тонкие подошвы кроссовок, запускала за ворот стада мурашек. Мимо прошла по дорожке пожилая женщина с пуделем на поводке. Оба подозрительно покосились на меня. Пудель подбежал к фонарю у подъезда и демонстративно задрал лапу.
Я решился. Нажал заледеневшим пальцем на исландское имя. Домофон зажужжал, автоматически повторяя вызов. Прошла, как мне казалось, целая вечность, прежде чем мягкий женский голос ответил через помехи.
— Да?
— Добрый вечер! — Я старался справиться с волнением в голосе и говорить как можно дружелюбнее. — Простите, а Эрик Планицер дома?
— Кто? — в ответе Каты Бернадоттир послышалось усталое удивление.
— Эрик, — повторил я чуть громче. — Эрик Планицер. Он дома?
С ужасом я подумал, что вот сейчас она спросит, кто интересуется. А что я тогда отвечу? Но женщина с исландским именем сказала совсем другое:
— Здесь нет таких. Вы ошиблись.
— Но… — Я стиснул внезапно вспотевшими пальцами бумажку с адресом в кармане. — В справочнике написано…
— Слушай, парень, — в ее голосе прорезался слабый акцент, вызванный раздражением, — я тут уже второй год живу и никакого Эрика в глаза не видела. Это я тебе лучше любого справочника скажу.
Связь оборвалась. Я развернулся спиной к подъезду, вытащил из кармана кулак с запиской. Пальцы медленно разжались. Лучше бы отец запер меня в подвале, прикованным к трубе. Тогда бы мы, по крайней мере, были друг у друга.
3
В машине меня накрыла волна отчаяния. Все без толку. Наверное, в справочнике информация устаревшая. Может, отец жил тут когда-то, а потом съехал. И вселилась в его квартиру эта Бернадоттир. Но как узнать, куда он переехал? Особенно если это было больше двух лет назад.
Усталость навалилась внезапно могильной плитой. Даже голод пропал куда-то. Я лег на руль, обхватив его руками, прижался к холодной коже лбом. Внезапно почувствовал себя очень маленьким и одиноким, затерянным в чужом большом городе на закатанной в асфальт и бетон земле, никому не нужным, очередным анонимом в стандартном спальном районе, где у одинаковых домов номера вместо названий [16].
От жалости к себе захотелось плакать. Реветь, пуская сопли и слезы на руль. Какая теперь разница? Чего мне стыдиться? Все равно никто не увидит и не узнает. Да даже если бы и узнали… Всем плевать.
Но пустота внутри не могла пролиться слезами. Я пересох, как старый колодец. Я не плакал на похоронах матери, даже слезинки не проронил. Не плакал, когда жег ее вещи. Когда держал в руках символ ее предательства. А теперь, казалось, эта способность исчезла, как отобранная злодеем суперсила. Глаза жгло, горло скрутил спазм, так что больно было глотать и дышать, но больше ничего не происходило.
Я судорожно вздохнул, пытаясь справиться с собой. Попробовал сосредоточиться на том, что делать дальше.
Я мог бы заправиться на последние деньги и вернуться на Фанё. Там меня ждут теплый дом, чистая постель и еда в холодильнике. Я так спешил отправиться на поиски семьи, что даже не выкинул скоропортящиеся продукты. Вот только я знал: если поверну сейчас назад, обратного пути уже не будет. Я сдержу данную маме клятву и останусь на острове. Ну, закончу гимназию, может, поступлю в какой-нибудь местный вуз в Эсбьерге, может, найду работу в каком-нибудь супермаркете или на заправке, как тот чернокожий паренек. Потом встречу симпатичную девушку… Тут почему-то в голове всплыл образ Марии с кошачьими глазами, хитро улыбающейся мне, как там, на парковке у бассейна. Пришлось помотать башкой, чтобы эту картинку оттуда вытрясти.
Нет, про девушку я зря. Кто на такого урода позарится-то? Разве что крокодил какой. Так лучше я буду и дальше с правой рукой дружить. Все равно мамина идея поселить в ее комнату каких-то там детей мне совсем не нравилась.
Я представил себя лет через десять: на диване перед теликом с банкой дешевого пива, в майке-алкоголичке, прикрывающей растущее пузо, и с рукой, сунутой под резинку треников. А на экране — порно с сисястыми блондинками.
От этой картины захотелось взвыть по-волчьи.
Ну уж нет. Придется идти до конца, потому что другого шанса уже не будет. Я что, тряпка — сдаваться после первой же неудачи? С чего я вообще рассчитывал, что в справочник загляну и он мне сразу адреса всех родственников выдаст? Люди вон годами родню свою ищут, даже передачу про это показывали, «Найди меня» вроде называется. А я-то в поисках всего второй день, и вот уже — раскис, как девчонка, хрен знает в какой дыре. Слизняк! Чмо бесхребетное! Размазня!
Я откинул голову назад и резко опустил ее на руль. Перед глазами взорвались фейерверки, и слезы наконец брызнули — чисто рефлекторно, от боли. Шипя, я потер горячо пульсирующий лоб. Под пальцами ощущалась быстро набухающая припухлость. Я включил свет в салоне и развернул на себя зеркало заднего вида. Лоб перечеркнула красно-синяя полоса, в центре которой выступили бисеринки крови — кожа все-таки лопнула. Хреновая, кстати, намечается тенденция. Когда мне плохо, я либо что-то крушу вокруг себя, либо… Я пощупал шишку на лбу, размазав темные капельки, и сморщился. М-да. А у меня только-только костяшки зажили, корочки еще остались. Это прямо «Бойцовский клуб» какой-то. Так я скоро себя по морде лупить начну, как Нортон-Дёрден.
Эта мысль меня как-то отрезвила. Я вспомнил, что в бардачке есть бумажные носовые платки — лоб вытереть. Полез за ними и наткнулся на блеснувшую в свете салонной лампы пластиковую карту. Студенческий Марии! Точно, я сунул его в бардачок, потому что боялся, что в кармане штанов карта сломается или погнется. Девчонка укоризненно смотрела на меня с фотографии, слегка надув губы. А ведь я мог бы сделать доброе дело. Закончить хорошо этот гребаный день. Обрадовать человека, вернув студенческий.
Я убедился, что шишка больше не кровит, сунул карточку обратно в бардачок и решительно завел мотор. Допустим, Мария пошла в бассейн — ноги там или не ноги. Может, у нее тренировка. Или она там встречалась с подружками. Да какая разница! По моему опыту походов в бассейн с классом, девчонки одеваются-раздеваются минимум минут тридцать. Накинем еще час на поплавать. Я глянул на цифры в телефоне. Выходило, если потороплюсь, то успею встретить ее у бассейна и вернуть карту. Оставалось только вспомнить, как туда доехать.
Зрительная память у меня была неплохая, поэтому я решил вернуться в центр, ориентируясь по указателям, добраться до ТЦ, у которого все произошло, а оттуда уже следовать маршрутом, который мне показала Мария. Так я и сделал. Поплутал, конечно, немного, но в итоге выехал к зданию с пирамидой на крыше, хоть и с другой стороны. К моему разочарованию, бассейн уже закрылся. Парковка опустела, здание было темным — только за стеклом мягко фосфоресцировала вода, подсвеченная встроенными в стенки чаши лампами.
Я настолько устал и выдохся, что решил заночевать прямо там — на парковке. Сил не было думать о чем-то, искать местечко поукромнее. Сообразил только поставить будильник в телефоне на семь. Вряд ли бассейн откроется раньше.