— Ты к чему клонишь? — набычился я.
Маша взяла с моего подноса наггетс, который в меня уже точно бы не влез, и макнула сначала в свой майонез, а потом в мой кетчуп.
— К тому, — она задумчиво откусила от наггетса, разглядывая меня так, что я снова почувствовал себя музейным экспонатом, — что не стоит отрицать очевидного. Ты домашний мальчик, на улице новичок, да и в городе тоже. Вероятно, с западного побережья, судя по выговору. Такие, как ты, не уходят из дома, чтобы приключений на жопу поискать. На торчка вроде не похож — кожа слишком чистая. Так что у тебя там случилось? Отчим абьюзит или одноклассники чморят? Поэтому ноги сделал?
Я бросил на стол скомканную салфетку, вскочил со стула и рванул по проходу между столиками. Зря это она про одноклассников сказала. И вообще…
— Ноа! — донеслось до меня сзади. — Постой! Да подожди ты!
Я торпедой влетел в кучку заходивших в «Макдоналдс» мужиков в рабочих комбинезонах. Наверное, вид у меня был такой дикий, что даже они шарахнулись в стороны. Зашагал широко обратно к «фольксвагену» на парковке.
— Ноа! — за спиной послышался торопливый стук каблучков.
«А вчера на ней кеды были», — какой-то частью сознания отметил я. Как она, интересно, вообще узнала, что я буду у бассейна сегодня утром? У нее что, правда какие-то способности?
— Да погоди же ты, черт! Вот никогда за парнями не бегала, не унижалась.
— А меня унижать, значит, можно, да?! — Я развернулся к ней лицом, и Маша налетела на меня, ткнувшись носом в грудь.
Я ошибся. Даже на каблуках ее макушка не доходила мне до подбородка.
— Да блин! — Она отскочила от меня, как теннисный мячик. — Я же не думала, что ты такой нежный! А что, угадала, да?
Я только зубами скрипнул. Снова повернулся к ней спиной, но она, как по волшебству, уже прыгала передо мной на своих каблуках, состроив мордочку кота из «Шрека».
— Ноа, ну стой! Я же помочь хотела. Вместо спасибо. Просто иногда у меня получается… — она откинула упавший на лицо пучок дредов, — типа через жопу.
— Я о помощи не просил, — процедил я сквозь зубы, хотя получилось не так жестко, как хотелось бы. — И благодарить меня не надо. Особенно… через то самое место.
Попытался обойти ее, но она оказалась шустрее. Вцепилась в рукав куртки.
— Поняла, поняла, ты гордый. Ну прости. Я дура, да? — И снова эти бровки белые домиком и глазищи, в которых синяя скорбь плещется. — Ты меня два раза, получается, выручил. Не могу же я сволочью быть. Не по совести это как-то.
У меня просто сил не хватило больше на нее злиться. Да и за что? В целом она все верно сказала. Я устало покачал головой.
— Да чем ты можешь помочь, Маша? У тебя, наверное, своих проблем…
Она сверкнула улыбкой и стукнула меня острым кулачком в грудь, на этот раз — совсем не больно.
— Мои проблемы я потом сосчитаю. Давай пока займемся твоими, Медведь.
Медведь? Это, по крайней мере, лучше, чем корова. Только я улыбнулся этой мысли, как у меня чудовищно и беспощадно скрутило живот.
5
— Закрой глаза и открой рот.
Мы сидели в сквере неподалеку от «Макдоналдса», у самого фьорда. Я сложился почти пополам, баюкая живот обеими руками. Маша курила странную толстую такую, коричневую сигарету. От ее терпкой вони меня мутило, но попросить ее затушить у меня не хватало ни сил, ни совести. Все-таки человек меня буквально на себе до скамейки дотащил. И даже не сказал ни разу: «Я же тебе говорила!»
— Это ведь не обычная сигарета, да? — выдавил я все-таки, покосившись на короткую сижку, которую Маша прятала в согнутой ковшиком ладони.
— Какой догадливый, — усмехнулась она и прибавила приказным тоном: — Эй, что я сказала? Сядь прямо.
— Да зачем? — прокряхтел я, настигнутый очередным спазмом.
— Надо.
Меня чуть отпустило. Я перевел дыхание и сел прямее, по-прежнему держась за живот.
— Хороший мальчик, — улыбнулась Маша почти ласково. — Теперь закрой глазки и открой рот.
Я уже собирался снова спросить: «Зачем?» — но передумал. Неужели я девчонки боюсь? Да еще девчонки, которая младше меня и может поместиться в багажник, не сгибая ног? Я зажмурился от стыда. Да что я за извращенец такой? Сижу рядом с Машей и представляю ее в своем багажнике, даже в своем спальнике…
От неожиданного прикосновения к подбородку я вздрогнул.
— Не дергайся, — мягко сказала она, осторожно оттягивая мою челюсть книзу. — Сейчас тебе станет хорошо.
А потом она меня поцеловала. То есть я раньше думал, что целуются с закрытым ртом. А Маша накрыла мои открытые губы своими — всего на мгновение наверное, но я будто растворился в нем, завис в оранжевом пузыре вне времени и пространства.
Пузырь резко лопнул, заполнив рот сухим смолистым дымом с привкусом цитруса. Инстинктивно я вытаращил глаза и попытался выкашлять дым, но Маша ловко зажала мне рот. Дыхательные пути царапнуло, будто туда сунули туалетный ершик, но дым уже оказался в легких и пошел обратно носом.
Внезапно меня отпустили, и я зашелся в кашле, фыркая и плюясь. Даже про больной живот забыл.
— Ты что, не курил никогда? — посмеиваясь, спросила моя мучительница.
— Кху, кхе… Кх-нет! И не собирался! — удалось наконец выдавить мне. Я зло уставился на Машу слезящимися глазами. — Особенно такую дрянь!
Маша засмеялась, откинув голову назад, а потом посмотрела на меня с озорными искорками в глазах.
— Эта дрянь, — она продемонстрировала мне ладонь с прячущейся в ней сигаретой, — отлично расслабляет и обезболивает. Так что я тут, считай, лечу тебя за свой счет.
Я прислушался к ощущениям в животе.
— Что-то твое лечение не очень действует. И вообще, никто не просил…
— Так мы еще только начали, — улыбнулась Маша как-то хищно.
Я хотел запротестовать, но тут вспомнил, каким образом мерзкий дым попал мне в рот, и торопливо зажмурился.
— На этот раз закрывать глаза не обязательно, — промурлыкала Маша.
Я увидел, как она затягивается, а потом ее синие глазищи оказались прямо напротив моих. Через них плыли облака, как-то наискосок, и летели чайки. На этот раз мои губы раскрылись сами собой, и я вдохнул ее дыхание.
Минут пять спустя, когда косяк был докурен, я лежал на скамейке, согнув ноги в коленях и используя Машины бедра вместо подушки. Надо мной змеились по небу ее белые дреды, похожие на конденсационные следы от самолетов. Боль в животе ушла и сменилась состоянием, близким к эйфории. Делать ничего не хотелось. Хотелось просто… быть. Тело стало пустым и легким, как вата. Я держался руками за скамейку, потому что боялся, что ветер подхватит меня и я улечу. Хотя — какая разница, если Маша улетит вместе со мной.
— Маша, а можно вопрос?
— Валяй.
— А как ты узнала, что я утром буду ждать тебя у бассейна? Может, ты дунула и тебя просветлило?
Маша объяснила мне, что то, чем мы занимались, называется «дуть косяк». Я жадно впитывал новую лексику.
Она погладила меня по волосам, перебирая прядки, и я зажмурился от удовольствия.
— Давай я на этот вопрос потом отвечу. Мы же договорились, что сейчас ты рассказываешь о своих проблемах.
— А у меня уже нет проблем, — хихикнул я и пошевелил пальцами на ногах — просто чтобы убедиться, что они все еще у меня есть.
Маша вздохнула.
— Походу, переборщили чутка по первости. Ладно, тогда расскажи, как тебя занесло в Ольборг.
И я рассказал. Про маму, пинетки и фотографию. Про говорящего медведя. Про сестру и брата, которые антихристы. Про отца, который вроде бы умер, но не совсем. Про тролля в приходской администрации и редкую фамилию. Про Бернадоттир, вселившуюся в квартиру Эрика Планицера.
— Погоди, так это тебе исландка та, что ли, по лбу вчера заехала? — Маша осторожно обвела подушечкой пальца мой рог.
— Не. — Я лежал неподвижно: то, что она делала, было очень приятно. — Это я сам. Я мазохист со склонностью к самобичеванию и селфхарму. Не давай мне ничего острого, пожалуйста.
— Даже та-ак, — задумчиво протянула Маша. Помолчала немного и спросила: — Слышь, а можно твой телефон глянуть?
— Да пожалуйста.
В воздухе передо мной возникла трехмерная проекция моего тела, сотканная из светящихся зеленых линий. Местонахождение кармана с телефоном было отмечено красным значком, как на «Гугл Картах». Я отпустил скамейку одной рукой. Синяя стрелочка на проекции указала ей маршрут. Рука послушно поползла по поле куртки к карману и вынырнула оттуда с черной «Нокией 105».
— Фигасе! — выдохнула Маша восхищенно, будто это был последний айфон. — И ты с этим артефактом добрался до Брёнеслева, а потом до Ольборга? Без всякого джипиэс?
— Ага, — заявил я гордо. Мне понравилось слово «артефакт». — Он, кстати, может сохранять до пятисот эсэмэсок.
— Силен, — согласилась Маша. — Слышь, Медведь: ты не медведь. Ты снежный человек прям какой-то!
Я решил, что это левел-ап, довольно хмыкнул и провел телефон обратно по тому же маршруту.
— Ну и что ты теперь собираешься делать?
— Ничего, — сообщил я, блаженно улыбаясь. — Буду расти, как трава. Можно?
— У нас свободная страна, — кивнула Маша, качнув дредами на полнеба.
— Так ты ответишь на мой вопрос? — напомнил я.
— А… это. — Ее голос поскучнел, стал безразличным, отстраненным.
Я попытался сосредоточиться на ее лице, но снизу видел только маленький твердый подбородок с небольшой ямочкой по центру.
— Все просто. Я…
Звонок телефона прервал ее. Я сразу понял, что это не моя «Нокия», потому что заиграла песня из мультика:
Det er Traktor Tom
Tom Tom Tom Tom
Hva ku vi uden din hjalp?
Ham kan vi li
Tom Tom Tom Tom
Hurra!
Ja han er uundvarlig… [19]
Дреды надо мной заколыхались, Маша прижала к уху смартфон в чехле с картинкой из аниме. Черноволосый растрепанный парень на ней, чем-то смахивавший на меня, как-то странно сочетался с детской песенкой на звонке.