— Да. Когда? Успею. Точно. У тебя? Через пятнадцать минут. — Маша дала отбой и взлохматила мне волосы. — Вставай. Мне на работу надо.
— На работу? — От удивления я сел, выпустив из рук скамейку, но почему-то не улетел, хотя по-прежнему чувствовал себя легким и мягким, как пух. — А кем ты работаешь?
— Курьером. — Она поднялась на ноги и зашагала по дорожке сквера, не дожидаясь меня.
Я бросился следом.
— Погоди! Можно мне с тобой?
Она приостановилась и окинула меня внимательным взглядом. Я попытался стоять смирно, хотя меня так и подмывало попрыгать на месте, чтобы проверить, полечу все-таки или нет. Наконец Маша тяжело вздохнула.
— Ладно. Сама виновата. Пойдешь со мной. Только вот улыбочку эту дурацкую с морды сотри.
Я провел ладонью перед лицом и крепко сжал губы, сдерживая рвущийся наружу смех. Маша схватила меня за руку и буквально потащила в сторону идущего вдоль набережной проспекта. Кажется, она сильно торопилась.
6
— Стой тут и жди меня! — строго приказала Маша, приткнув меня за штабелем труб на перерытой улице. — С места не двигайся. Понял?
Вот я и стоял. А она исчезла в подъезде старинного на вид желтого здания треугольной формы. Здание напоминало флагманский корабль, севший на асфальтовую мель. Теперь под него рыли — наверное, чтобы снова отправить в плавание. А вдруг Маша уплывет вместе с ним? Ее ведь уже нет довольно долго. Кажется.
Меня охватило беспокойство. А тут еще солнце исчезло за облаками, которые размножились и расползлись по небу, как динозавры по юрскому периоду. Свет изменился, словно на реальность наложили холодный фильтр. Налетел ветер, зашелестел мертвыми листьями деревьев на противоположной стороне улицы. На ветках одного сидели две вороны — такие большие и черные, что казались ненастоящими. Они высокомерно поглядывали на меня и перекаркивались. Я показал им язык.
Воронам это не понравилось. Они взлетели, хлопая крыльями. Вместе с ними с веток сорвались трупики листьев. Ветер подхватил их, пронес мимо меня. Они пролетели так близко, что я рассмотрел все прожилки на их побуревших телах, все проточенные гусеницами язвочки и отверстия в растительной плоти. Один лист смазал меня по щеке, словно сухим пальцем провел, а потом исчез в жерле трубы. Будто его туда засосало.
Я наклонился и попробовал заглянуть в трубу. Убедился, что для этого мне потребовалось бы сойти с места. Но Маша сказала не двигаться. Если сдвинусь, то не буду в безопасности. А это опасное место. Я это чувствовал. И трубы эти. Оранжевожелтые. Желтый — это предупреждение. Стой. Не ходи туда. И дом, кстати, тоже желтый.
Мое беспокойство возросло. Я попробовал хрустеть суставами. Всеми по очереди пальцами на одной руке, потом на второй. Не помогло. Вдруг с Машей что-то случилось? Или вот-вот случится. Я тут стою, как придурок, пальцы гну, а ей, может быть, нужна помощь?
Осторожно и медленно я сделал шаг в сторону желтого дома. Ничего не произошло. Я скрестил пальцы за спиной и торопливо пошел к подъезду, стараясь не отвлекаться на трубы. Вороны хохотали мне вслед с крыши соседнего здания.
Домофона в подъезде не было. Я с трудом открыл массивную деревянную дверь и вошел в темноватый холл. Все звуки улицы как отрезало. Лестница с широкими перилами уходила вверх на четыре этажа. Я вдруг сообразил, что понятия не имею, в какой квартире исчезла Маша. Не звонить же во все двери подряд?
Я прислушался. Свет снова изменился, будто у реальности убавили яркость и добавили фотоэффект сепии. На ступени легло бледное прямоугольное пятно, разделенное на четверти крестом рамы. Через него двигались тени, будто кто-то развлекался, складывая пальцы в разные фигуры. Ворон. Летящие листья. Кролик. Волк, скалящий пасть.
Наверху послышались шаги. Тяжелые шаги взрослого мужчины.
Я замер, задрав голову. Лестница ввинчивалась в полумрак штопором ступеней. Из него сочились звуки. Голоса. Шепот. Скрип двери. Снова шаги — быстрые и легкие, будто через площадку кто-то пробежал. Голоса стали громче. Они спорили.
Теперь я мог разобрать слова.
— Не надо. Она не хочет. Не трогай ее.
— Заткнись и убирайся к себе!
— Отстань от нее! Нет! Не надо!
Я был прав насчет желтого цвета. Это был плохой дом. Маше здесь грозила опасность. Я не знал какая, не знал почему. Понимал только: нужно забрать ее отсюда немедленно.
Я бросился вверх по лестнице. Все движения у меня выходили вялыми и медленными, словно я двигался против сильного течения — как иногда бывает во сне. Я едва поднялся на пару ступенек, как шум наверху усилился. Будто там боролся кто-то. Я слышал звуки удара и падения, снова топот — и крик. Пронзительный тонкий крик рвал мне уши. Казалось, сам воздух вибрировал и звенел, как бокал из тонкого стекла, который вот-вот пойдет трещинами.
— Маша! — отчаянно позвал я.
Уцепился за перила и кое-как втащил себя на площадку второго этажа. В этот момент дверь квартиры слева открылась, и оттуда вышла Маша — к моему облегчению, живая и вроде невредимая. Она быстро захлопнула за собой дверь и метнула на меня такой взгляд, что, будь я сухим листком, сам бы в ту трубу заполз и сидел тихо-тихо.
— Какого хрена?! — Она ухватила меня за руку и потащила вниз по ступенькам, которые я только что с таким трудом преодолел. — Я же сказала тебе стоять на месте!
— Они тебе что-то сделали? — Я не мог успокоиться и даже шеей хрустел, пытаясь извернуться так, чтобы рассмотреть возможный ущерб. — Они тебя трогали?
— Да с чего ты взял?!
— Ты так кричала! И еще эти голоса… Шаги на лестнице. Что там произошло? Тебя не били? С тобой точно все в порядке?
— Ну все, приехали. — Мы вывалились из подъезда, и теперь Маша волокла меня по тротуару, яростно бормоча себе под нос: — Медведь словил бэд. У Медведя, блин, хрупкая психика. Да чтоб я еще раз!..
Она много чего еще говорила, но я понял только, что плохой и что сильно порчу ей жизнь своим существованием.
— Но я же просто хотел помочь, — попытался оправдаться я. — Ты ведь кричала.
— Да не кричала я!
Она развернулась и прижала меня спиной к стене какого-то здания. В окнах дома напротив стояли герани в горшках. Между ними сидел толстый рыжий кот и разглядывал нас сквозь тюлевую занавеску.
— На меня смотри! — Она дернула меня за ухо, причем без всякой нежности.
Ее злющие синие глаза внезапно оказались очень близко от моих.
— Никто там не кричал, понял? — сказала она тихо, отчетливо выговаривая слова. — Это был просто глюк. Такое иногда бывает, особенно с непривычки. Что бы ты там ни видел, ни слышал — это не реально.
— Не реально? — испуганно повторил я. — Но…
— Не реально, — твердо повторила Маша. — Но бояться тут нечего. Это скоро пройдет. Тебе просто нужно съесть что-то сладкое.
— Съесть? — Кажется, все, что я теперь мог, — повторять самые простые слова.
Я вспомнил про свой несчастный живот и хотел возразить, но тут понял, что действительно проголодался, и покорно позволил Маше отбуксировать меня к магазинчику «Спар» на углу следующей улицы. Внутри она быстро цапнула первый попавшийся двойной батончик у кассы и швырнула его на ленту.
— Пять крон, — объявила жирная продавщица, похожая на борца-сумоиста.
Маша выжидающе уставилась на меня:
— Ну?
— Нету, — лучезарно улыбнулся я и вывернул карманы.
С ловкостью Тринити Маша подхватила мой мобильник, прежде чем он треснулся об пол, вытащила из чехла мою кредитку и махнула ею перед терминалом. Тот пискнул, на зеленом дисплее загорелся красный крест. «Платеж отклонен». Выругавшись непонятно сквозь зубы, Маша сунула руку в карман джинсов и бросила мелочь кассирше на лоток.
— Ну на хрена я с тобой вообще связалась? — бубнила она, как мантру, волоча меня по каким-то забитым транспортом и людьми улицам. — Пользы от тебя как от козла молока. Одна сплошная головная боль и расходы.
Я кивал, жуя «Сникерс». Мы как раз остановились на светофоре, и Маша это заметила.
— Ну что ты киваешь, как китайский болванчик?
Похоже, даже мои жесты ее раздражали.
— Ты совершенно права, — миролюбиво сказал я. — Моя мама тоже всегда так говорила — ну, про козла и боль, когда была в плохом настроении. Хочешь?
Я протянул Маше остаток батончика. Она как-то погрустнела, качнула головой и потащила меня дальше по пешеходному переходу.
— А куда мы идем? — спросил я через некоторое время, вертя головой по сторонам.
Судя по всему, мы стремительно прочесали через центр города и теперь двигались мимо какого-то жилого квартала по одну сторону улицы и здания, похожего на школу, с другой.
— Куда идем мы с Пятачком, большой, большой секрет, — мрачно напела Маша, не сбавляя шага.
Ну вот, теперь я Пятачок. Или все-таки Винни-Пух?
— Почти пришли, — внезапно объявила она, сверяясь с чем-то в телефоне.
Мы шмыгнули в проход между многоэтажками и оказались во дворе с безлюдной детской площадкой. Парковка вдоль вытянутой линии домов тоже была почти пустая — рабочий день все-таки.
— Значит, так! — Маша остановилась и указала на исписанную граффити скамейку у гравийной дорожки, которая вела к игровой площадке. — Сидишь тут и не отсвечиваешь. Если снова начнешь что-то там слышать, — она помахала растопыренными пальцами у прятавшегося под дредами уха, — или видеть розовых слонов, просто дыши глубже и говори себе, что это все нереально. Уяснил?
— Я не видел розовых слонов, — поправил я ее. — Я только…
— Да что совой об пень, что пнем об сову! — Маша нервно огляделась по сторонам. — Просто посиди тут немного, ок? Пять минут — и я вернусь.
Ее каблучки захрустели по гравию, и насаженная вокруг площадки живая изгородь скрыла от меня хрупкую фигурку.
На этот раз я решил сидеть тихо, что бы ни случилось. Но здесь не было ни лестницы, ни деревьев с воронами, ни слонов, ни сов с пнями. А может, просто помог волшебный «Сникерс». В общем, я уже почти заскучал, когда со стороны одного из домов показался парень в зеленой парке. Под ней у него была черная кофта с капюшоном, который он натянул на голову. Парень казался вполне реальным, но черт его знает. Я притворился, что очень заинтересован шнурками на своих кроссах. Они шевелились и, извиваясь, переползали из отверстия в отверстие, как длинные грязно-белые черви. «Вот черви — точно глюк», — подумал я, отстраненно наблюдая за их перемещениями.