Она ловко сняла сапоги и пошлепала по полу в носках. Хлопнула дверью, впустив теплый воздух с характерным запахом хлорки. Я положил чистые вещи на скамейку и метнулся в туалет. Пока мыл руки, разглядывал себя в зеркале. Габи, очевидно, был крепким орешком, раз его пришлось уговаривать. На лоб моему отражению так и просилась табличка «Помогите, чем можете». Вместо гвоздика сошел бы торчащий посреди лба лиловый рог.
Если честно, вообще не понимаю, чего не святая дева Мария со мной связалась. Движет ею сто процентов не романтический интерес. Был бы я девчонкой, обходил бы таких, как я, за километр, причем с наветренной стороны. Наверное, она очень эмпатичная. И помогает исключительно из жалости. Возвращаемся к собачке с лапами на колесиках. Ну и докатился ты, братишка, докатился.
Я тяжело вздохнул, скинул грязную одежду на пол и пошлепал в душ. К счастью, в пластиковых емкостях, прикрепленных к стенке, нашлись и шампунь, и мыло. Вода с меня убегала в водосток темно-серая. Жаль, что я с собой не взял ни зубной щетки, ни бритвы. Куцые редкие волоски на морде жутко раздражали. Нет бы росла нормальная борода, а то так, кочки в тундре.
Вспомнился недавний сон про волосатого мужика с бритым пахом и лицом человека с фотографии. Что это было? Очередное пополнение в репертуаре кошмаров или какое-то детское воспоминание, неожиданно всплывшее на поверхность? Я попробовал напрячь память, но даже то, что видел во сне, уже подернулось дымкой, делающей неразличимыми детали. Только страх, охвативший меня, когда человек во сне повернулся и наши взгляды встретились, занозой сидел в теле. Даже сейчас, при одном воспоминании о кошмаре, сердце начало колотиться чаще, толчки крови чувствовались в набухших венах, подступала к горлу тошнота, а ноги беспокойно переступали по скользкому полу.
— Вот дерьмо! — Я грохнул ладонью по кафелю стены и постарался себя успокоить.
Это просто сон. Был бы отец на самом деле таким волосатым, это наверняка передалось бы по наследству, а я… Глаза скользнули вниз, по худому бледному телу. Грудь голая, на животе и в паху — так, пушок. Волосы на ногах светлые, их почти не видно. Сплошное разочарование. Значит, насчет кошмара можно не загоняться. Да ведь?
Я вышел из душа, с блаженством вытерся мягким полотенцем и запаковался в не менее мягкий и теплый халат. Снова подошел к зеркалу, шлепая задниками тапочек. Сдвинул мокрые пряди волос на лоб, маскируя шишку. Попробовал улыбнуться. Да, молодец, покажи ей мерзкий желтый налет на зубах и оглуши вонью изо рта. Ладно, будем ходить с серьезной мордой. Все равно такую образину только пластический хирург исправит.
Машу я обнаружил в небольшом бассейне с горячей водой — это и были «римские бани». Верхний свет потушен. Горели только утопленные в стенках лампы, придававшие воде таинственный темно-бирюзовый оттенок. Вместо купальника на Маше были обычные черные трусики и спортивный лифчик, под мокрой тканью которого вырисовывались бугорки сосков. Я быстро отвел глаза.
— Бли-ин, Медведь, да ты просто пупсик! Стоило только тебя отмыть. — Она брызнула на меня теплой водой и рассмеялась. — Да харэ краснеть! Лезь давай сюда. Такое блаженство!
Она откинулась на бортик бассейна и плеснула ногами. Дреды рассыпались по подложенному под голову полотенцу. Я подошел чуть ближе, стараясь смотреть куда угодно, только не на ее грудь.
— У меня это… — я смущенно кашлянул, — плавок нет.
— А мы за нудизм! — с энтузиазмом хихикнула извращенка.
Я мертвой хваткой вцепился в халат, чувствуя, что вот теперь-то точно краснею — даже пальцам в тапочках жарко стало. Маша заржала так, что под сводами «бань» заметалось эхо.
— Ладно, не бзди. Держи вот.
В меня полетела какая-то красная тряпка. Я вовремя выбросил вперед руку и выцепил из воздуха… купальные шорты.
— Нашла их в корзине для забытых вещей, — пояснила Маша. — Размерчик, правда, великоват, но что было, то было. Там шнурок есть, подтянешь, если что.
Я критически рассматривал шорты размером с парашют, держа их на вытянутых руках.
— Не нравится, давай голяком, — продолжала гнуть свою линию Маша. — Меня не смущает.
А то, что меня смущает, ничего? Я молча повернулся к ней спиной и влез в шорты под прикрытием халата. Затянул веревочку. Что ж, во всем есть положительные стороны. По крайней мере, эти плавки длинные и просторные. Так что если мой младший братишка в них и перестанет слушаться, то заметно это не будет.
Смело сбросив халат на пол, я развернулся к Маше лицом. Она подозрительно затихла, надув щеки. Только похлопала ладонью по воде — типа, иди сюда, Медведь. Я осторожно спустился в воду, доходившую мне до груди. И тут Маша фыркнула:
— Ох, не могу больше! Медведь в балетной пачке… — Она сложилась пополам от смеха, чуть воды не хлебнула. — Это же цирк. Чистый цирк!
Я глянул на то, что вызвало у Марии такую бурю эмоций, и с ужасом обнаружил, что алые шорты облаком всплыли вокруг моей тушки, мягко колыхаясь на волнах, вызванных Машиными конвульсиями.
Цирк, значит! Ладно. Ты еще цирка не видела.
Я ударил ладонью по воде и окатил девчонку брызгами. Часть из них удачно попала в разинутый рот, и Маша закашлялась.
— Ах, ты так?! — Она оттолкнулась от бортика и атаковала обеими руками. Глаза защипало от хлорки. Я зажмурился и упустил негодяйку из виду.
Внезапно на меня накинулись сзади. Я почувствовал на плечах ее вес, а на ребрах — острые коленки и ушел под воду с головой.
Какое-то время мы возились на дне бассейна, потом оба всплыли и продолжили «морской бой» на поверхности. Я бы наверняка вышел из него победителем, если бы Маша не применила грязный прием: поднырнула под меня и дернула вниз развевающиеся шорты. То ли я плохо завязал узелок, то ли шнурок на поясе в принципе был слабый, но плавки скользнули вниз — а за ними и я, спасая свое достоинство.
Вынырнул на поверхность не сразу: решал технические проблемы с «парашютистом», который стоял по стойке смирно и упаковываться обратно в сбрую не желал. Хорошо хоть на глубину лучи подсветки почти не проникали, а в пылу битвы вряд ли Маша заметила, как я на ее близость реагирую.
Когда я всплыл и глотнул воздуха, девчонка уже снова вальяжно откинулась на свое полотенце.
— Один-ноль в мою пользу, — объявила она и вытащила из пакета, лежавшего у края бассейна, банку колы. Выглядела Маша как обычно, и я успокоился: значит, точно не заметила. — Хочешь?
Банка была как банка — красная, без особых примет. Но что-то в смеющемся взгляде Марии подсказало: колу, которую я нашел на парковке рядом с машиной, рука Божья достала из того же самого пакета.
9
— А на каком языке ты с Габи разговаривала? — поинтересовался я, дрейфуя на непотопляемом плотике по ночному озеру, в которое превратился бассейн. Передо мной стояла картонная коробочка с холодной, но все равно безумно вкусной картошкой фри. Великодушный работник бассейна снабдил Машу не только полотенцами, но и остатками еды из кафетерия.
— На итальянском, — как ни в чем не бывало ответила Мария, откусывая от пиццы с курицей и ананасом. Она удобно расположилась в надувном колесе. Концы дредов колыхались в воде, как осьминожьи щупальца.
— Ого, — восхитился я. — Так Габи итальянец?
— Нет. Румын.
Я призадумался.
— Тогда ты итальянка?
— Нет. Я русская.
Я немного развернул плотик, чтобы лучше видеть Машу. Издевается она надо мной снова, что ли?
Девчонка прыснула:
— Прости, но у тебя сейчас такое лицо!
Спасибо, конечно, что лицо, а не морда, но я ведь и обидеться могу. Я отвернулся и погреб к бортику. Вот тебе и цена халявной картошки: терпеть насмешки и подколы. Ничего-то со времен школы не изменилось.
— Медведь, погоди!
Сзади послышался плеск. Маша поравнялась со мной и заглянула в лицо — она плыла, сидя в колесе спиной вперед. На ее лбу и щеках играли зеленые блики от подсвеченной воды.
— Я серьезно. Я русская, но говорю по-итальянски, потому что мы жили несколько лет в Италии до переезда в Данию. Габи румын, а они почти все говорят по-итальянски. Румынский и итальянский — родственные языки. Видишь? Все просто.
Я немного оттаял.
— А сколько языков ты вообще знаешь?
Маша зашевелила губами, загибая пальцы.
— Пять вроде. Русский, датский, итальянский, английский и немецкий. Все знаю примерно одинаково хорошо.
Мне стало стыдно. По-немецки я мог максимум сказать, сколько стоит пицца и бургеры, и то только потому, что летом обслуживал туристов в кафе на пляже. Хотя учил я этот язык с четвертого класса.
— А что ты Габи про меня сказала? — решил я сменить тему. — Он ведь не хотел меня пускать сначала.
— А, это… — Маша беспечно откусила от пиццы. — Сказала, что тебя отчим бьет и насилует, вот ты из дома и сбежал.
Я выронил из пальцев пучок картошки — к счастью, он упал на плотик.
— Отчим меня что?! — Перед глазами всплыла физиономия Габи, отражавшая бурную смену чувств. Самое поганое во всем этом было то, что румын поверил.
— Расслабься, Медведь. — Маша громко рыгнула. — Какая разница, что говорить? Главное — результат. Ты помылся, согрелся, пожрал, покупался, скоро спать завалимся — чего тебе еще надо?
Я с негодованием уставился в ее беспечную рожу. Конечно, ей-то что! Не на нее хештег Me Too [20]навесили!
— Интересно, а что ты про себя насочиняла, чтобы Габи бесплатно тебе тут шиковать разрешил? Его ведь за такое и с работы попереть могут.
— Да ничего такого. — Маша скосилась на меня, медленно болтая ногами в воде. Между ее зеленых, как хвост русалки, пальчиков светился бисер мелких пузырей. — Сказала, что я нелегалка в бегах.
У меня просто дар речи пропал. Румыну я теперь откровенно сочувствовал.
— И ты не побоялась, что он позвонит в полицию?
Маша посмотрела на меня, как учительница на второгодника, пытающегося убедить ее, что дважды два будет пять.