— Может, затянешься все-таки? — Вигго глубоко втянул дым, запрокинув голову и искоса глядя на меня. — Успокаивает.
Я сообразил, что меня потряхивает. Правое колено словно жило своей жизнью, мелко и часто подпрыгивая. Я обхватил его руками и помотал башкой. Захотелось бежать отсюда. Выскочить через заднюю дверь, промчаться через темный сад, запрыгнуть в «фольксваген» и дать полный газ. Гнать на скорости сто сорок всю дорогу до дома. Забиться в свою постель, заснуть и забыть все это, как самый страшный из всех кошмаров.
Но тут я подумал о Маше. Она же ждет меня где-то там, в Ольборге, — девчонка с дредами, такая же одинокая, как я. Она рассчитывает на меня. Зависит от меня. Я ведь нужен ей. Разве я могу ее подвести? А она… она нужна мне.
Я сделал глубокий вдох и облизал пересохшие губы, ощущая мерзкий привкус рвоты.
— Вы знаете, где живет моя сестра? — Я поднял глаза на дядю и встретился с его тяжелым, каким-то липким взглядом. Наверное, он смотрел на меня так уже какое-то время, просто я не заметил, пытаясь справиться с хаосом в душе.
— Я же говорил, давай на «ты». — Он оскалился в улыбке и развернулся ко мне. Костлявое колено коснулось моего. Я хотел отодвинуться, но уперся в подлокотник дивана. — Мы же родственники.
— У… тебя есть ее номер телефона? — Мой голос надломился и дрогнул.
Он склонил голову набок, словно хотел разглядеть меня под другим углом. Наклонился ко мне, дыша пивным перегаром, смешанным с табачной вонью.
— Ты все-таки что-то помнишь, а, Ноа?
От его вкрадчивого голоса у меня под футболкой побежали мурашки, а короткие волоски на шее встали торчком.
— Не может быть, чтобы ты совсем все забыл.
Стало трудно дышать. Перед глазами словно вращался цветной калейдоскоп, картинки в котором складывались и рассыпались без всякой связи и смысла. Мертвая птица. Желтый автобус. Куриный бог, запачканный кровью. Голый мужчина с торчащим членом в ванной. Снова желтый автобус и крутящиеся колеса. «Колеса у автобуса крутятся, вертятся, крутятся…» [30]
Я вскочил с дивана и рванул горловину толстовки. В легких был один дым. Воздуха не хватало. На экране телевизора кривлялись знакомые лица. Разевали рот в беззвучном хохоте. Подмигивали. Скалили зубы. Кричали.
Я слепо рванулся вперед, наткнулся на стол, смахнув с него часть газет — повсюду полетела табачная крошка.
— Эй! — крикнул Вигго, но я уже бежал дальше — тяжело, будто через воду.
Вывалился на холод веранды, потом в сад. Небо сияло звездами, ледяными, крупными и необыкновенно яркими.
— Ноа! — донеслось до меня сзади. — Куда же ты, дурачок?
Я споткнулся и рухнул на колени, ударившись обо что-то твердое, скрытое в густой траве. Тут же вскочил на ноги и, хромая, поковылял к машине.
— Ты же все равно вернешься! — долетело до меня уже глуше. — Куда ты денешься? Кровь — не вода.
Я нащупал в кармане ключ от «фольксвагена» и впервые пожалел, что в старичке совсем нет электроники. Рука так тряслась, что я никак не мог попасть в замок ключом. Почему-то казалось, что кто-то — то ли дядя, то ли кот, то ли еще кто-то черный и страшный — гонится за мной, бесшумно ступая по густой траве.
Наконец ключ скользнул куда надо, оцарапав лак. Через мгновение я уже возился с зажиганием. Вылетел из Броуста, даже не взглянув на карту, чтобы свериться с направлением.
Плевать, куда я еду. Лишь бы подальше отсюда.
6
В Ольборг я вернулся примерно в полдесятого. По пути несколько раз проверял телефон: эсэмэсок от Маши не было. Погонял немного по улицам, чисто чтобы успокоить нервы. Потом зарулил на знакомую уже парковку у бассейна. Вышел на свежий воздух и распахнул все три дверцы. Казалось, одежда, волосы и весь салон машины провоняли тяжелым духом дядиного жилища. Маша наверняка решит, что я курил. И еще неизвестно чем занимался.
Я несколько раз глубоко вдохнул, наполнив легкие кислородом. Что это вообще такое было? Меня будто сквозь мясорубку провернуло. В пиво Вигго что-то мне сыпанул, что ли? Только зачем ему? Бред какой-то! Да и банку я сам открыл, точно помню.
Я почувствовал себя полным кретином. Съездил, называется, к дяде. Маша спросит: ну как, что узнал? А я ей чего отвечу? Что намахнул у дяди пивка, заблевал ему всю ванную, потом мне приглючилось что-то — притом что ганджубасом там даже и не пахло, — и я ломанулся от родственничка, теряя тапки? Нет, правда. Ну чего я испугался-то? А я ведь испугался. Это чувство ни с чем не спутаешь. Причем Вигго вроде ничего такого страшного мне не говорил. Ну, сказал, что нас с мамой полиция разыскивала. Так это когда было-то. Что бы там мы ни сделали, срок давности давно истек. Да и мамы уже нет. А я… Маша права. Кто бы в чем обвинил пятилетнего ребенка?
Я задумчиво обошел вокруг машины. Может, маму подозревали в том, что случилось с отцом? Ну, вроде это она его с лестницы столкнула? Типа это не несчастный случай был вовсе. Полиция, если верить кино, вроде всегда на жену или мужа жертвы думает. Но разве отец, когда пришел в себя, не сказал, что мама ни при чем? Или он пострадал настолько, что не мог говорить? Черт, я ведь так и не узнал, насколько серьезно его состояние! Ведь бывает, из-за травмы позвоночника людей полностью парализует. Или, может, отец еще и головой ударился и, скажем, память потерял? Я ведь помню — на полу была кровь.
Черт, столько всего, о чем я мог бы дядю спросить, а повел себя как тупая истеричка. Адрес сестры так и не узнал. Не спросил, живы ли еще какие-то родственники. Может, то, что Вигго рассказал о Мартине, меня так подкосило? Но я ведь брата совсем не помню. Конечно, ужасно то, что его поместили в детдом и что с психикой у него проблемы — ха-ха, чья бы корова мычала. И я перед ним чудовищно виноват. Но я эту вину осознал и готов сделать все, чтобы ее искупить, хоть и был тогда совсем мелким.
Нет. Есть что-то еще. Что-то другое. Более страшное, скользкое, темное. Что-то, чего я пока не могу выразить словами. Это просто ощущение в подкорке, щекотка где-то на краешке сознания. Странный запах, который донесло сквозняком, когда где-то далеко приоткрыли дверь.
Я с силой потер лицо руками. Где же Маша? Может, она снова решила заночевать в бассейне? Но почему мне тогда не написала?
Я достал телефон и набрал ей эсэмэску: «Я уже в Ольборге. Ты где? Ноа». Походил еще немного вокруг машины, пока окончательно не замерз, но Маша не отвечала. Ладно. Может, у нее от клиентов отбою нет. Ну или она просто забыла про меня. Или смартфон разрядился. Смысл гадать?
Внезапно я почувствовал, насколько вымотался. Казалось, утро было сто лет назад, так много всего произошло. Я захлопнул боковые дверцы, решив, что салон достаточно проветрился, и залез в багажник. Расстегнул спальный мешок. Можно ведь и прилечь пока ненадолго. А телефон рядом с ухом положу. Если Маша напишет или позвонит — услышу и проснусь.
Писк мобильника вырвал меня из липкого сна, который я, к счастью, тут же стал забывать. Вспоминались только какие-то обрывки: мальчик едет на велосипеде, засунув под майку на животе футбольный мяч; рабочий в синей спецовке поливает из шланга плитки двора; вращаются, потренькивая, колеса на желтом жестяном флюгере-автобусе. Мне нужно успеть на автобус, потому что в нашем доме поселились чудовища. Они уже сожрали маму и вот-вот придут за сестрой. Если не сбегу из города, меня тоже сожрут.
Я выпростал руки из спальника. Одной стал тереть глаза, а второй зашарил вокруг в поисках телефона. Нашел его под мышкой: наверное, спал я беспокойно, вот он и соскользнул внутрь мешка. На экране высветилась эсэмэска от Маши. Всего одно слово и цифры: «Горизонт 22». Я сел и озадаченно почесал лоб. И что это значит? На адрес как-то не похоже. И сколько вообще времени?
Часы в мобильнике показывали 01:12. Ни хрена себе! Где, интересно, она шатается? И почему считает, что я проснусь среди ночи и рвану неизвестно куда по первому ее зову?
Нервно зевнув, я отправил Маше сообщение: «Что еще за Горизонт? Ты где? Ты знаешь вообще, который сейчас час?» Запаковался обратно в спальник в ожидании ответа — машина так выстыла, что пар изо рта шел. Полежал в тишине минут пять. Отослал еще одну эсэмэску. Потом еще одну. Глухо, как в танке. Решил позвонить и высказать все, что я думаю о Марии вообще и ее ночных загулах в частности. В трубке мерно прогудело раз шесть, а потом включился автоответчик. «Оставьте сообщение после звукового сигнала».
— Коза ты, Маша, — с чувством сказал я и дал отбой.
Улегся поудобнее, застегнул спальник и решил досыпать. Но сон, как назло, не шел.
А вдруг с ней что-то случилось? Мелкая такая девчонка, одна ночью в большом городе. Кто угодно обидеть может. Что, если на нее напали? Вдруг ей нужна моя помощь?
Я заворочался в своем мешке. Вспомнил, как она лупила меня штанами. Как улепетывала от охранника. Ага, обидишь такую, как же. Она сама кого угодно обидит. Но зачем тогда написала мне? Раз написала, значит, хотела чего-то. Чтобы я забрал ее из этого «Горизонта»? Но что это такое? Ночной клуб? Так вроде воскресенье же. Сам я по клубам не ходил, не до того было, но от ребят в гимназии слышал, что там открыто по пятницам и субботам. Или, может, я не понял чего? Или тут, в Ольборге, все по-другому?
Ладно, допустим, клуб. Такой известный, что даже адрес не надо посылать, все его знают. Ну, кроме меня, конечно. Может, она там напилась? До поросячьего визга. Да еще и накурилась.
Я сел так резко, что чуть не треснулся макушкой о потолок. Мелькнувшая в голове картинка мне очень не понравилась. Двое зверского вида качков волокут бесчувственную Машу в сторону мужского туалета. Я, конечно, понимал, что это воображение разыгралось и что, скорее всего, все с ней в порядке, ей просто понадобилось бесплатное такси. Но ген героя-защитника во мне уже активировался. Захотелось вскочить на коня, забряцать доспехами, взмахнуть мечом и показать прекрасной деве, на что я, собственно, способен, срубив головы парочке обнаглевших великанов.