Эта новость меня ошарашила. Оказалось, со всеми семейными проблемами я совершенно потерял счет времени. Стоило бы давно проверить почту. Вдруг мне уже пришел ответ на запрос из Центрального регистра с адресом брата или сестры, а то и обоих? Несмотря на слова отца, я не собирался бросать задуманное и хотел встретиться с ними обоими — если, конечно, они согласятся.
Я включил ноут и тут сообразил, что не знаю пароля от вай-фая. Снова бросаться грудью на языковой барьер не хотелось, так что я оставил в покое Пак с ее шваброй и пошел искать отца. Ни в доме, ни во дворе его не было. Я решил зайти в мастерскую.
Изнутри не доносилось шума инструментов. Я заглянул в окошко, но мало что разглядел и постучал в дверь. Она распахнулась после небольшой задержки.
— А, Ноа! Заходи. — Отец откатился назад в коляске, давая мне дорогу.
Нок сидел на верстаке, тихий, как мышка, и исподлобья разглядывал меня большими темными глазами.
— Вот познакомься, это сынишка Пак. Я ему тут показывал, как рукоять обтачивать. Давай-ка, Нок, — обратился он к мальчику, — беги к маме. Она уже, наверное, закончила.
Пацан будто только и ждал этих слов: бесшумно соскользнул на пол, гибкий, как ящерица, и юркнул в дверь. Белые подошвы его кроссовок замелькали на дорожке к дому.
— Да я не собирался вам мешать. Просто пароль от вайфая хотел узнать: надо почту проверить.
— Ты не помешал. — Отец обтер руки тряпкой. — Паренек робкий просто. К незнакомцам настороженно относится. Попривыкнет к тебе и оттает.
— Он часто сюда приходит? — спросил я, хотя хотел задать другой вопрос.
— Иногда. — Отец вытащил из кармана смартфон и быстро что-то набрал. — Муж Пак работает по выходным, а она не хочет оставлять сына одного дома. Я послал тебе пароль. — Он поднял на меня глаза. — Нок — хороший мальчик. Я бы хотел, чтобы вы подружились.
«А я бы не хотел», — чуть не вырвалось у меня.
Нет, паренек мне ничего плохого не сделал. Всего этого просто вдруг стало слишком много. Не хватало еще разбираться, кем приходится отцу Нок: временной заменой потерянных детей или внебрачным сыном. Пробормотав что-то невразумительное, я выскочил из мастерской и торопливо зашагал к дому, больше всего желая найти хоть какой-то предлог, чтобы уехать отсюда. Отец без меня справится: справлялся же как-то все эти годы, причем совсем неплохо. А я чувствовал себя здесь чужим и особенно остро это понял с появлением Нока.
И вообще, Маша ждала меня в Орхусе — я очень надеялся, что ждала. И когда я увидел в почте письмо из Центрального регистра, то понял, что это судьба. Лаура, сменившая после замужества фамилию на Линдаль, проживала в Орхусе, а Мартин был зарегистрирован по адресу в Рандерсе. Отец не считал, что мне стоит встречаться с ними, особенно с братом, но мне уже восемнадцать. Могу делать что хочу. А сейчас я больше всего хотел снова услышать Машин голос. Выбраться из вязкого болота прошлого и встать на твердую почву рядом с ней.
Я взял со стола мобильник и нашел в вызовах ее номер.
Pain is temporary, pride is forever[47]
Невероятно, но факт: жил грозный Спирит в студенческой общаге.
Осознала я это, правда, только утром, когда продрала глаза и обнаружила себя на складном икеевском матрасе, разложенном рядом с диваном-кроватью, на котором мирно дрых «неуловимый и неумолимый». Впрочем, из-под одеяла торчали только ноги в черных носках, так что, в принципе, это мог быть кто угодно. Плевать. Главное, добраться до толчка и источника воды, а еще домашней аптечки или где там правоверные датчане прячут панацею от всех бед, в том числе и от похмелья, — панадол.
Придя в вертикальное положение, я увидела в единственном окне комнаты многоэтажку, явно идентичную той, где находились мы с обладателем носков: по фасаду тянулись узкие балконы-галереи, куда выходили двери квартир. Развернулась на сто восемьдесят и обнаружила проход в крошечную кухоньку. Кухня четко ассоциировалась с краном и водой, так что я пошаркала туда.
Таблеток от головы в шкафчиках не обнаружилось, зато нашлась заначка — два штакета с планом. Я решила, что Спириту хватит и одного, и вообще, Бог велел делиться с ближним в нужде, а мне нужно было срочно привести мозг и тело из состояния трупа в рабочее. Из кухни вели две двери: на балкон-галерею и в совмещенный санузел, стерильно чистый, если не считать въевшегося в стены запаха курева. С детектором дыма под потолком явно кто-то похимичил, так что я спокойно уселась на унитаз и стала совмещать приятное с необходимым.
Задним умом человек всегда крепок. Я понимала, что чуть не заплатила вчера слишком дорого за шанс принять душ и поспать в тепле. Вроде подстраховалась и специально выбрала бар, куда рокеры по определению не заходят, и все равно нарвалась на хэнгеров, хорошо хоть уже изрядно принявших на грудь. Может, они не узнали сбежавшую курьершу без дредов — благо у меня хватило ума отчекрыжить их монтажным ножом в вокзальном туалете. Может, в Орхусе меня и не искали. Но рисковать я больше не хотела.
Достала из лифчика телефон — опыт научил, что по сумочкам его лучше не раскладывать, да и сумочки-то у меня теперь не было. Открыла сообщения и нашла переписку с Ноа. «Маша, прости. Не жди. Садись на поезд. Объясню позже. Все в силе. Медведь». Короткий текст я уже выучила наизусть. И когда же, интересно, настанет это «позже»? По-моему, время для объяснений давно уже пришло. Вечно в напичканном рокерами и панцирями Орхусе я маячить не стану. И так уже сделала Ноа о-очень большое одолжение. Разыскала его сестру. Тупо обзвонила всех, кого нашла в телефонном справочнике с фамилией Планицер, представляясь адвокатом, который типа разыскивает наследников покойной Матильды, матери Ноа. Решила, что лавэ — оно и в Африке лавэ и хороший мотиватор. И была права. Элис Планицер оказалась бабкой Ноа по отцу — мерзкая стервозная старушенция. С памятью у нее, однако, несмотря на сказанное Медведем, все обстояло совсем не так плохо. По крайней мере, адресок Лауры из нее удалось вытянуть.
Вот только звонить Ноа я первой не собиралась. Слишком много чести. Пусть он сначала сам позвонит. Извинится за свое свинское поведение. Объяснит, куда его черт понес. И почему решил поехать туда один.
У меня, конечно, имелись кое-какие предположения. Ведь навострил лыжи мой Медведь после очередного визита к милому дядюшке, который, очевидно, полил его супом — в смысле, слил ему тайком от меня какую-то инфу, которую нежный медвежий желудок переварить не смог. Так как Ноа был повернут на поиске блудных родственничков, а Вигго — родной и вроде единственный братан Эрика, то, скорее всего, добрый дядюшка рассказал Медведю, где найти его батю. Вот Ноа и полетел на зов предков как подстреленный, оставив за бортом здравый смысл по имени Маша. Оставалось только надеяться, что мозг Медведя скоро выйдет из спячки, и Топтыгин снова возникнет на моем горизонте — желательно целым и невредимым.
Причем лучше до понедельника — такой я себе поставила срок. Нужно же, в конце концов, и гордость иметь. Вон даже рокеры говорят, что боль временна, а слава вечна. Деньги и возможность залечь на дно на год, до моего совершеннолетия, — это, конечно, круто, но пока еще вилами на воде писано. Все, что у меня осталось, это чувство собственного достоинства. И оно не продается. Даже за красивые глаза, которые к деньгам прилагаются.
А глаза у Ноа такие… Ну вроде заманчиво сияющей, но недоступной галактики. В центре — черная дыра зрачка, а вокруг темно-карее гало, от которого расходятся зеленью спиральные рукава, все светлее и светлее, пока их не поглощает тьма космоса — лимбальное кольцо. И все это — в пятнадцати миллионах световых лет от меня, потому что хрен разберешь, какими тараканами заселены эти звезды.
Я тряхнула головой, уронила пепел на голую коленку и зашипела от боли. Галактика, блин! Самые обычные глаза — карие с зеленым. Да еще и взгляд потерявшегося щенка. Это не парень, а ходячее недоразумение. Его воспитывать и воспитывать, дитё неразумное. Хотя, может, я его потому и выбрала, что безобидный. А он оказался упертый, хуже барана. Вот теперь и мучайся.
Я запретила себе дальше мусолить мысли о Ноа и пошла в душ. Хотя пошла — это громко сказано. Встала с толчка и открыла кран. Ванная в общаге была полтора на полтора метра.
Приятно посвежевшая, завернулась в спиритовское махровое полотенце и вернулась в комнату — проверить, как там хозяин.
Он все еще лежал на спине и носом посвистывал, только одеяло с себя скинул. Ночью у него хватило сил раздеться до трусов, а вот про носки он то ли забыл, то ли не смог до них дотянуться. Хотя некоторые всегда в носках спят. Ноги у них типа мерзнут.
Теперь татуировки Спирита ничто не скрывало. Узор из перьев действительно складывался в крылья, видимо, начинающиеся от лопаток. Он покрывал все плечи и спускался по рукам до самых запястий. На груди под обеими ключицами тоже чернели надписи вязью. Чисто из любопытства я обошла диван, чтобы не читать вверх ногами.
Pain is temporary, pride is forever — было набито справа, ACAB [48]— слева. Мгновение я смотрела на текст, хлопая глазами и пытаясь подавить нервный смешок, а потом на цыпочках кинулась в ванную, где бросила свои шмотки. Никогда и ни из одной хаты я еще не убиралась так быстро. Разве что когда мы с Ноа удирали с тусы Рене. Только сейчас за мной никто не гнался. Пока.
Руки у меня так тряслись, что я порвала колготки, которые никак не хотели натягиваться на распаренную после душа жопу. Плюнув, втиснулась в платье, накинула куртку и выскользнула на балкон, держа в руках туфли, чтобы каблуки не стучали. Дунула по галерее до ближайшей лестницы и надела обувь уже внизу, в подъезде, чтобы внимание не привлекать.
Ну вот и он, обязательный «харлей» на парковке. Хосспади, я-то на Ноа гнала, что он дебилоид, а сама как вляпалась, тупая курица! Последние мозги вчера в стакане утопила. Надо же было не допереть, с чего бы те ваннаби перед Спиритом пресмыкались! Да тут только одна причина могла быть: если перед ними старший по рангу. Действительный член клуба. Только у них есть право набивать такие татухи. С левого чувака за подобное просто кожу снимут — вместе с рисунком. Счастье просто, что Спирит меня в эту общагу приволок, а не прямо в дом «Бандидос». Интересно, а где тот бедный студент — настоящий хозяин комнаты? Пустили на котлеты за долги — и в холодильник? Я, наверное, была следующей на очереди. Если бы раньше Спирита не проснулась.