Возраст гусеницы — страница 55 из 78

дь за нее переживал, правда! И думал часто о ней. Просто спросить стеснялся — потому что это я ее бросил. И потому, что у меня все это время был какой-никакой отец, а у нее — вообще никого.

— Спасибо тебе, Медведь, за заботу, — язвительно продолжила Маша, пока я пытался собраться с мыслями и духом. — Но там, где я была, меня уже нет.

Она решительно зашагала вперед, печатая шаг. Мне осталось только плестись следом, иногда переступая через ее голенастую тень, брошенную мне под ноги очередным фонарем. Вскоре мы вышли на улицу с автобусной остановкой, и Маша повернула направо, в сторону центра города и вокзала.

— Мы возвращаемся? — робко поинтересовался я.

Мария молчала. Явно все еще на меня злилась. Хотя в том, что Лаура меня послала и Машин план не сработал, моей вины точно не было. Знать бы, о чем таком Лаура не хотела рассказывать мужу? Лично я не видел ничего криминального в том, что у тебя есть младший брат, с которым тебя разлучили на много лет. Это же не ребенок по залету в шестнадцать, тайно отданный на усыновление. О чем же сестре так важно было умолчать, что она даже родного брата выставила за порог? И при чем тут Вигго? Стоило мне заикнуться о нем, и Лаура побледнела так, словно я на нее пистолет наставил. Она испугалась. Реально со страху чуть в обморок не грохнулась. Может, наш дядюшка ее тоже душить пытался? Но за что?

За шиворот мне опрокинулась пригоршня ледяной воды, и я снова включился в окружающую действительность. Оказалось, мы топали по велосипедной дорожке, ведущей через лес вдоль дороги, по которой проносились редкие машины, и какая-то низко висящая ветка только что обеспечила мне освежающий душ.

— А мы идем куда-то конкретно или вообще? — решился я спросить Машин затылок.

— Мы идем к светлому будущему.

Я задумался.

— И долго туда идти?

— Ясен пень, долго. Оно ж будущее! — фыркнула Маша и вытащила из куртки смартфон. Поводила пальцем по экрану и решительно свернула в лес.

— Ты уверена, что нам туда?

Ответом меня не удостоили, так что я пошел за светлячком фонаря, который Маша включила в телефоне. Какое-то время мы лезли вверх по покрытому травой и мелким кустарником склону. Один раз Мария поскользнулась на мокрой кочке и чуть не скатилась вниз — хорошо, я ее поймал. Она с чувством выругалась по-русски и стала карабкаться дальше. Остановилась только у самой вершины. Отсюда между деревьями прекрасно просматривалась освещенная дорога.

Луч телефонного фонаря зашарил по траве, усыпанной опавшими листьями.

— А что мы ищем? — поинтересовался я. Любопытство победило уязвленную гордость.

— Вход, — удостоила наконец меня ответом Маша.

— Вход куда? — Я вытащил из рюкзака фонарь и тоже посветил на землю.

— Сюда. — Она сделала несколько шагов влево и остановилась.

Я подошел ближе. В мертвенно-белом свете телефона трава казалась серой, как и замшелая бетонная плита, которую она окружала. В нижней части плиты виднелось узкое черное отверстие, похожее на лаз.

— Что это? — Я посветил в дыру своим фонарем. Его луч выхватил из темноты уходящие в глубину ступеньки.

— Бомбоубежище.

— Шутишь?

— А похоже, что мне смешно? — Маша подняла голову, свет упал на ее усталое лицо. — Тут в округе кучу таких понастроили после Второй мировой, когда боялись, что Советский Союз их ядерными бомбами закидает. Да и во всех больших городах они есть. Посвети-ка мне. — Она сунула телефон в карман и собралась лезть в дыру.

— Подожди! — Я придержал ее за плечо. — А это законно? Убежища же наверняка в ведении этой, как ее… Гражданской обороны!

— Ну так позвони туда и спроси, — огрызнулась Маша. — А я пока осмотрюсь.

— Да стой ты! — Я крепче стиснул ее руку. — Я первый пойду. Вдруг там опасно. Все такое старое.

— Ну давай, — неожиданно легко уступила она и выпрямилась. — Только башкой не впились там ни во что. Потолки низкие.

Я сел на край лаза и спустил ноги вниз. Постарался нащупать ступеньки. Наверное, когда-то тут был люк, но то ли он сгнил, то ли его специально сорвали. Начало лестницы густо покрывала раскисшая палая листва, но чем дальше вниз, тем становилось чище и суше.

— Чего ты там высиживаешь? — нетерпеливо поторопила Мария. — Из твоих яиц цыплята не вылупятся.

Я закусил губу и скользнул в дыру, дохнувшую на меня погребом.

5

— Спальник давай.

Маша стояла в проходе между двумя длинными деревянными скамьями, одну из которых, очевидно, присмотрела себе в качестве кровати. Я бы, если честно, предпочел спать на полу: оттуда никуда не упадешь, а нас в мешке все-таки будет двое. К тому же внизу такие же доски, из каких скамейки сделаны, относительно чистые и сухие.

Я стянул с плеча рюкзак и вытащил спальник из нижнего отделения. Маша положила на скамью фонарь, достала спальный мешок из чехла и встряхнула.

— А коврика у тебя нет?

Я с сожалением покачал головой.

— Я ж в машине собирался спать. Можно куртки вниз подложить, если что.

Так мы и сделали. Мария расстелила спальник поверх курток, расстегнула молнию и сморщилась:

— Фу, Медведь! Ты вообще стираешь его хоть иногда?

— Вообще-то я его у отца проветривал, — пробормотал я смущенно. — Стирать спальники нельзя, они от этого портятся.

— Может, тебе самому проветриться, а? Воняет, блин, так, будто внутри кто-то испортился, — Маша помахала перед носом ладошкой, — и даже протух.

— Ну прости. — Я обиженно развел руками. — Кровати с матрасом у меня с собой нет.

— А жаль, — вздохнула Мария. — Значит, будем дышать ртом. — С этими словами она сковырнула с ног кеды, ящеркой юркнула в мешок и застегнулась под самое горло.

После ее подколок лезть к ней как-то расхотелось. Я поднял фонарь и поводил им вокруг, рассматривая бомбоубежище. Оно представляло собой длинную и просторную трубу, с одной стороны заканчивающуюся тупиком, а с другой — стеной с дверью, ведущей к лестнице наверх. Вдоль стен тянулись скамейки, на которых, по моим прикидкам, могли разместиться человек пятьдесят, если бы они сидели, плотно прижавшись друг к другу. Ламп внутри не было, зато вентиляция где-то работала, потому что воздух не казался затхлым или спертым. Здесь, под землей, я не мерз так, как снаружи: сюда не проникали сырость и ветер, хотя температура вряд ли была выше десяти градусов.

— Тут уже побывал кто-то до нас, — заметил я, водя лучом фонаря по граффити на выгнутых стенах, образующих купол над нашими головами. Я мог выпрямиться в полный рост только в самой высокой его точке.

Slow kill [50]— высветил фонарик надпись рядом с моей головой. Lost [51]— истекали ниже синей краской огромные буквы. Остальное пространство заполняли совсем уж непонятные теги, морды каких-то чудовищ и изображение довольно кислотного на вид гриба.

— Ясен пень, не мы одни такие умные, — отозвалась Маша и протяжно зевнула.

Я опустил фонарь себе под подбородок так, чтобы лицо освещалось снизу вверх, и начал замогильным голосом:

— Настал апокалипсис. Мир поразила ядерная катастрофа. Выжили только двое — в этом бункере. Теперь они одни во всем огромном мире. — Я направил фонарик на Машу и спросил уже нормальным тоном: — Как тебе такой сюжетец?

— Кончай уже в глаза светить, — отмахнулась она и прикрыла лицо локтем.

— Нет, ну правда. — Я сдвинул луч чуть ниже, чтобы не слепить ее. — Что бы мы делали, если бы на самом деле остались единственными выжившими?

— После атомной бомбежки? — Маша снова широко зевнула. — Да тапки бы откинули от радиации. Причем подыхали бы долго и мучительно.

— А если это убежище защищает от радиации? — не сдавался я.

— Тогда сдохли бы от голода и жажды.

— Мы бы могли добыть и то и другое на поверхности, — возразил я.

— Вот тогда бы мы точно от радиации скопытились.

— Ты просто неисправимая пессимистка. — Я покачал головой. — Может, мы бы превратились в мутантов и стали родоначальниками новой расы супергероев?

— Целиком за, если героев будешь рожать ты. — Маша завозилась, глубже утрамбовываясь в мешок. — Ну, идешь уже или нет? Дубак же.

Я отложил фонарь и потянулся к молнии.

— Только учти. — Глазищи с огромными зрачками блеснули на меня из полумрака. — Спать будешь спиной ко мне. Развернешься — яйца разобью на омлет!

— Принято, — вздохнул я и стянул кроссовки.

Вдвоем упаковаться в одноместный спальник оказалось совсем непросто. После пары неудачных попыток я стал убеждать Машу, что единственная возможность застегнуть молнию — снять с себя самую объемную одежду.

— Я же не прошу до трусов раздеваться, хотя так в мешке спать теплее, — пытался я донести доводы разума до шипящей из глубин спальника дикой кошки. — Сними хоть толстовку, а я сниму свою. И вообще, мы же уже спали вместе, забыла? Чего теперь выделываешься?

— У пастора в спальне сиськами прижиматься не требовалось! Ты еще скажи, голыми теплее, любовь согреет, — возмущалась Мария, стаскивая-таки кофту через голову. — Откуда, кстати, такие познания? У вас на диком острове в школе, что ли, учили выживанию на природе?

— Я скаутом был в младших классах, — оскорбился я. — Мы в походы ходили. И остров, кстати, очень даже культурный.

— Скаутом? — Маша наконец выпуталась из толстовки, и ее куцые лохмы встали дыбом, будто она сунула палец в розетку. — Реально, Медведь, ты был бойскаутом?! — Она начала ржать так, что по убежищу заметалось эхо.

Не понимаю, что в этом смешного?

Я в сердцах скинул кофту и снова полез в теплые мешочные объятия.

— Ай!

Нас обоих шибануло статическим разрядом, но после долгой возни и Машиного ворчания нам наконец удалось застегнуться. Лежать, правда, мы могли только в одном положении — на боку. У Маши оказались ледяные руки и ноги — наверное, она действительно сильно мерзла.

— Засунь ладони мне под мышки, — предложил я. — Так быстрее согреются.