— Да что за на фиг происходит?! — выкрикнул я на бегу в Машину спину.
— Потом!
Мы вылетели к перекрестку, на другой стороне которого я заметил знак автобусной остановки. Но вместо того, чтобы пересечь дорогу, Мария резко свернула влево, к парковке на берегу пруда.
Я снова обернулся. Байк по плавной дуге повернул за нами.
— Фак, фак, фак! — Маша поддала ходу.
Я понял, что мы в ловушке. В лесу мы могли бы легко скрыться между деревьями. Здесь же, на голом месте, нам оставалось только в пруд сигануть — если, конечно, загадочный байкер действительно…
Мотор оглушительно рыкнул так близко, что я подпрыгнул, как заяц, и метнулся в сторону. Вписался прямо Маше в спину и сбил ее с ног. Мы оба покатились по асфальту. Я грохнулся на спину поперек Марии, больно ударившись копчиком, и на какое-то жуткое мгновение весь мир заслонило вращающееся в воздухе надо мной широкое черное колесо. Я заорал, беспомощно прикрываясь руками, но сам себя не услышал — уши рвало рычание двигателя. На меня повеяло идущим от него теплом и острой вонью выхлопа. А потом вдруг рев стал тише, начал отдаляться. В поле зрения мелькнула спина, обтянутая черной кожанкой с оранжево-красной нашивкой, которая кому-то могла бы показаться смешной: бородатый мужичок в сомбреро с револьвером в одной руке и мачете в другой [52].
— Эй, ребята, вы в порядке? — склонился над нами старичок в спортивном костюме и светоотражающем жилете. На дороге притормаживали машины — видимо, чтобы посмотреть, не нужна ли помощь. — Вызвать скорую? Или полицию?
— Не надо никого вызывать. — Маша завозилась подо мной. — Мы в порядке. Просто испугались.
— Вот рокеры проклятые! — послышались возбужденные голоса. — Совсем обнаглели. Среди бела дня людей своими мотоциклами давят! А полиция управу на них найти не может. — К нам подоспели еще несколько свидетелей происшествия.
— Полиция? У меня месяц назад квартиру обчистили, и что? Они даже не чешутся!
— Валим отсюда, — прошипела Маша, поднимаясь на ноги. — Быстро!
Я заметил, что она ободрала ладони об асфальт и придерживала локоть. Я, кажется, отделался синяками и ушибленным копчиком.
Прихрамывая, потрусил за Марией через парковку к пешеходному переходу. Через пару минут мы уже стояли на автобусной остановке. Я достал из рюкзака аптечку, которую мудро прихватил с собой из «фольксвагена», и стал обрабатывать Машины ссадины.
— Что это вообще такое было? — спросил я, убедившись, что ей не грозит ни истечь кровью, ни подцепить инфекцию.
— Я почем знаю? — Она тряхнула головой. — Мало ли вокруг психов.
— Этот псих был на «харлее» и в кожанке с нашивкой, — заметил я. — А ты, кажется, уверяла, что рокеры не будут заморачиваться из-за какого-то мелкого курьера.
— Может, мы просто случайно попали под горячую руку, — предположила Маша, но прозвучало это как-то неубедительно.
— А может, нас выследили. Так что, — я наклеил на поцарапанную ладошку последний пластырь, — все еще не хочешь ехать со мной в Рандерс?
Маша для пробы несколько раз сжала и разжала кулак.
— Думаю, мне пойдет на пользу смена обстановки. А то местные птички какие-то… агрессивные.
— Энгри бёрдз, — хмыкнул я и мысленно поблагодарил байкера за своевременное появление.
7
Квартира Мартина находилась в двухэтажном кирпичном доме, на первом этаже которого размещалась парикмахерская, носившая кокетливое название «Салон Шериʹ». Небольшой сквер с притулившейся на углу автобусной остановкой отделял здание от шумной улицы. Через дорогу напротив желто-зеленая вывеска зазывала посетителей в кафешку с фастфудом, делившую полупустую парковку с небольшим супермаркетом «Спар». По крайней мере, помереть голодной смертью тут брату не грозило.
Мы с Машей зашли в довольно чистый подъезд без домофона и тут же наткнулись на короткий ряд почтовых ящиков. Судя по их количеству, в доме было всего четыре квартиры: две на втором этаже, две — на первом плюс салон. На всех ящиках приклеены стикеры с фамилиями жильцов, только на том, что относился к квартире брата, он был содран — остался только клочок с нижними половинками букв.
— Блин, походу, он переехал, — заметила Маша.
— Почему тогда из регистра не прислали новый адрес? — засомневался я.
— Ну, туда информация не всегда сразу приходит. Особенно если человек никому не сообщил о переезде, а новый жилец еще не въехал, — пояснила она.
— Так что, мы зря в Рандерс перлись? — Я устало подпер плечом стенку, внезапно остро почувствовав вес рюкзака и отбитый при падении копчик.
— Да погоди ты панику наводить, — отмахнулась Маша. — Давай хоть в квартиру сначала позвоним. Если там никого, спросим соседей. Вдруг они знают, где он. Если что, зайдем и в парикмахерскую. Может, Мартин там стригся.
Эта мысль меня слегка приободрила. Мы поднялись на несколько ступенек и оказались перед крашенной в белый цвет дверью без таблички с именем жильца. На соседней была косо налеплена бумажка с надписью ручкой: Дэвид Сёренсен. Чуть выше желтела огромная наклейка с крупными черными буквами: I HATE FCK! [53]
— Фанаты, — хмыкнула Маша. — Ну, звонить будешь или как?
Я отодвинул ее в сторону, сглотнул и нажал пластмассовую кнопку.
Внутри звонко зачирикало птичкой. Я опустил руку и прислушался. Показалось или из квартиры донесся какой-то шорох? Я снова надавил на звонок. И снова. Наконец за дверью послышались осторожные шаги.
— Who is it? [54]— спросил робко женский голос с сильным и явно не датским акцентом.
Я так волновался, что в горле встал комок, пришлось сначала откашляться.
— I’m Noah Planizer. I’m looking for Martin Planizer, my brother. Does he live here? [55]
Тишина. «Наверное, это девушка брата, — размышлял я. — Значит, он точно тут. И снова иностранка! Это что, тоже семейное?»
— Hallo? — позвал я, решив, что молчание затянулось.
Внутри поскреблось, щелкнул замок, и дверь открылась. На пороге стояла худенькая бледная девушка, которую вряд ли кто-то назвал бы красивой. Мышиного цвета волосы были стянуты в тугой хвостик, настороженные серые глаза изучали нас с Машей из-за очков в дешевой металлической оправе, сидящей на вздернутом остром носу. Слишком длинные и тонкие губы нервно поджались. М-да, брат явно выбирал себе подружку по незаурядным душевным качествам.
— Hi, my name is Natasha [56], — сообщила она, отступая на шаг назад.
Поздоровавшись, я вошел в крошечную прихожую, а вот Маше места уже не хватило. Хозяйка попятилась на кухню, тоже размером со спичечный коробок, давая гостье зайти в квартиру. Марии пришлось снять рюкзак, чтобы закрыть за собой дверь.
— А Мартин дома? — спросил я по-английски, оглядываясь по сторонам.
Мой взгляд упал на вешалку с верхней одеждой, и я нашел ответ прежде, чем Наташа озвучила его. Там висели только женские и детские вещи — судя по расцветке и размеру, на маленькую девочку.
— Не знаете, когда он придет? — продолжал расспрашивать я.
Наташа помотала головой.
— Но он ведь живет здесь?
— Да, да. Это его дом.
— Может, мы тогда его подождем? — предложил я.
— Не понимаю.
Я тяжело вздохнул и принялся объяснять знаками, медленно и отчетливо произнося английские слова:
— Мы. Подождем. Мартина. Здесь?
— Нет, нет! — Наташа прижала руки к груди, явно нервничая. — Не приходить сейчас. Мой малыш должен есть!
Она еще что-то лепетала, теребя подол безразмерной футболки, в которой почти тонула. Из мешанины ломаных английских фраз я понял только, что Мартин вернется не скоро и что ей надо кормить ребенка. В кухне на плите действительно что-то варилось в большой кастрюле. Я беспомощно взглянул на Машу, с любопытством рассматривавшую комнату, видимую в проеме полуоткрытой двери.
Внезапно та приоткрылась чуть шире, и на пороге показалась девочка лет двух-трех с густыми темными волосами, собранными в два забавных хвостика. Под мышкой она держала большую ярко-фиолетовую мягкую игрушку: то ли пингвина, то ли сову. Малышка посмотрела на нас большими серыми, как у матери, глазами и сказала что-то, из чего я разобрал только слово «мама». Наташа быстро протиснулась мимо нас, подхватила ребенка на руки и ласково залепетала что-то на том же непонятном языке.
Маша бросила на меня косой взгляд, повернулась к хозяйке и впервые за время нашего визита открыла рот. Наташа вздрогнула, чуть не выронив ребенка, и уставилась на мою спутницу так, будто с ней заговорила дочкина плюшевая сова. Я сообразил, что Маша, определенно, применила свою суперспособность полиглота, и она снова сработала — да еще как. Не знаю, что там она наговорила, но Наташа внезапно слабо улыбнулась и пригласила нас в комнату с большим телевизором, по которому шли мультики без звука, двумя диванами и журнальным столиком между ними. На деревянном полу лежала слегка облезлая коровья шкура.
— Она что, русская? — тихо спросил я Машу, когда мы уселись рядом друг с другом на диване.
— Украинка, — быстро шепнула она. — Я ее сейчас расспрошу, только ты не лезь, ради бога. И так напугал бедняжку до усрачки.
Я?! Напугал? Да что я сделал-то?
Но Мария уже принялась лопотать по-своему. У них с Наташей завязался оживленный диалог, из которого, как ни вострил уши, я выхватил только имя Мартина и редкие «интернациональные» слова вроде «коммуна», «ферма», «иммиграция», «виза», «полиция».
Полиция? В груди что-то шевельнулось — наверное, дурное предчувствие. Опять мы с Марией, похоже, вляпались во что-то незаконное. Теперь по моей вине. Я уже собрался спросить Машу, о чем, собственно, речь, когда она протянула ко мне ладонь:
— Дай-ка фотку… Ну, ту, где ты с братом, — пояснила она в ответ на мой недоуменный взгляд.