Переодевшись во вражескую форму, взвалив на себя припасы для гарнизона банка, ребята должны выдвинуться чуть позже, дав мне возможность пройти внутрь. Это являлось очень трудной задачей, темно вокруг, снайпер может отработать на раз, и все. Мой шанс был только в том, чтобы идти открыто и по тому месту, где ходят сами немцы. Ведь как, они обязаны смотреть очень внимательно, ожидая подноса боеприпасов, а то так можно и своих положить. И мне повезло. Встав возле траншеи, ведущей прямиком к подвалу, точнее к пролому в стене, я остановился и трижды очертил пред собой круг, делая рукой с фонариком круговое движение по часовой стрелке. Затем выключил фонарь и стал ждать. Сейчас либо мне прилетит пуля, либо… В крайнем от левого угла здания на втором этаже окне появился и практически сразу пропал свет фонаря. Синий светофильтр прочертил прямую линию сверху вниз, давая сигнал, что могу идти. Я и пошел. Один нож был в рукаве, второй на любимом месте между лопаток. Для того чтобы им пользоваться, не нужен чехол или ножны (как бы я объяснил фрицам их присутствие?). Достаточно лишь небольшого разреза под воротником, прямо по шву, и нож там нормально крепится. Если начать бегать или сильно дергаться, вероятность потери или ранения самого себя, конечно, высокая, но сейчас бега не будет. Пистолет я держал в кармане, прятать смысла не было, не за этим сюда иду. Как только сближусь, вся маскировка потеряет значение, главное, чтобы меня не встретили стволом и приказом раздеться, остальное неважно.
Подходя к пролому, пришлось всерьез попотеть, чтобы преодолеть колючку, черт, наши тут задержатся, это плохо. Эх, пару гранат бы сюда, не подумал ребят предупредить, двойка мне. Вот и пролом, тент, скрывавший дыру, откинут в сторону, в глубине ничего не видно, но я-то знаю, что там сейчас у пулеметчика палец на спусковом крючке подрагивает.
– Стой! – окрик на немецком.
– Это Леший, если у вас есть радио, вас должны были предупредить…
– Мы и так знаем тебя, ты уже здесь был, – последовал ответ. Кто со мной говорил, я не видел, голос идет изнутри здания, человек стоит в темноте и скрыт от моего взора. – Зачем ты пришел? Мы не получали сведений о твоем приходе.
– Группа обеспечения задерживается, русские попались на пути. Меня послали вперед попросить поддержки.
– Какая поддержка, о чем ты? – недовольно произнесли из подвала.
– Если солдаты отожмут русских сюда, накройте их огнем. Вот и все.
– Ты назад, к ним? – кажется, даже чуть растерялся говоривший. Еще бы, он-то ждал, что я буду рваться внутрь, а это неправильно, можно сразу стрелять, а я сломал ему планы, так как не проявляю такого желания.
– Здесь дождусь, я свое дело сделал, а то еще попадусь русским при возвращении, мало ли, может, они уже близко. Мне приказано после выполнения задания поступить в распоряжение лейтенанта Грубера. Он еще командует гарнизоном?
– Да, заходи внутрь, тебя проводят, но нужно подождать, господин лейтенант спит. Русские сегодня проявили большую активность, чем в последние дни, устали все. Не слышишь, что ли, лезь сюда!
Делая вид, что мне вроде как это вообще не нужно, я спокойно проследовал к брезентовому пологу и, чуть замешкавшись на входе, шагнул внутрь. Дальше все пошло не по моему плану. В лицо ударил луч света, я, невольно зажмурившись, подался назад, но меня жестко схватили за руки. Несильный удар всем телом о стену дал понять, что меня к ней прижали. Мама дорогая, я попался, как баран… Это наказание за недооценку противника. Ай да немцы, ай да сукины дети! И я хорош, решил, что всех умнее, а предки тупые… Ой блин, как же больно по самолюбию получать, но по делу все, сам виноват, жаль только людей подвел, а ведь хотел помочь. Главное, чтоб наши не рванули без сигнала, а то полягут тут все, жаль ребят.
– Нож в рукаве, в кармане пистолет, господин фельдфебель, – услышал я голос из темноты, так как стоя лицом к стене ничего не видел вокруг.
Да, меня тут же обыскали и все отобрали, кроме ракетницы, да и нож на спине не нашли, торопыги. На мне были немецкие солдатские сапоги, в голенище которых я и прятал ракетницу, а эти ухари туда пока не заглянули. Торопились, быстро охлопали и обрадовались находкам, а то, что есть еще кое-что, не учли.
– Вы что делаете, господа? Вы же знаете меня, метка на воротнике! – попробовал было возмутиться я.
– Конечно, мы знаем о тебе, о том, что ты служишь красным. Сучонок, тебя повесят посреди улицы на столбе, чтобы твои русские друзья видели! – было мне ответом.
Внезапно появился и командир этого отряда, лейтенант, мать его.
– Вы сильно пожалеете о том, что делаете, это ошибка, – спокойно и грустно произнес я.
– Ага, уже жалею. Гюнтер, отведи его в камеру! Оберст Хартман пришлет за ним утром.
– Есть, герр лейтенант.
– Наши еще не пришли? – вдруг добавил лейтенант.
– Никак нет, господин лейтенант, но сообщали, что задерживаются, какие-то проблемы там были.
– Ясно, передай на посты, чтоб не спали.
– Так точно!
Меня тупо ждали. Кто именно меня раскусил, жандармы, тот сраный гауптман, пославший на убой, или кто-то еще, узнаю нескоро. А главное, закончилась моя полезность в армии, да и глупо было думать, что я вот так смогу бегать от противника к противнику, убеждая их по очереди в своей преданности. Правда, служил-то я всегда только Советскому Союзу, Германию же я мечтал наказать, да вот не вышло. Заигрался. Но хватит уже плакать, нужно исправлять ситуацию.
Размышлял я, пока вели по подвалу в какой-то закуток. Камера. Ха, вот же немцы, где бы ни стояли, везде устраивают тот порядок, что заложен у них по уставу. Положено на занятой территории поставить шлагбаум, поставят уже через пару часов, да еще и покрасят. Положено камеру для шпионов и пленных иметь, устроят и это. Но тут, увидев, куда меня ведут, мне даже поплохело. Это было что-то вроде банковского хранилища, только увидев дверь, солдат осветил ее фонариком, я даже дышать стал чаще, словно уже ощутил недостаток воздуха.
– Эй, дружище, там же, наверное, дышать нечем?! – спросил с вызовом я.
– Молчи, щенок, руки за голову, воздух тебе уже не понадобится, – рявкнул немец.
Разглядеть его не получалось, да и не нужно мне это, фашист он и в Африке фашист. А вот то, что приказал руки за голову заложить, это плюс. Нож-то там, я ведь не зря его там ношу, в курсе, что немцы предпочитают заставлять пленных убирать руки именно туда. Когда в школе это показывали, объясняя, как нужно конвоировать заключенного или пленного, я только фыркал, но не поправлял, зачем? Учить немцев не стану никогда, пусть страдают. Ведь они как считают, руки за спиной не видно, против охранника могут что-либо предпринять, и он не успеет среагировать. А вот за головой… Тут и времени больше надо, они ж не знают о ноже между лопаток, да и видно их, эти самые руки, как только начну шевелиться, сразу насторожу. Но мне нужно всего одно движение. Пока стоял рядом с дверью, которую открывал немец, кончиками пальцев подцепил нож и потянул вверх. Сейчас на меня не светят фонарем, стало быть, и не заметят. Охранник, отворив дверь, двинулся ко мне, осветив фонарем.
Думать времени не было, стоял я полубоком, и теперь или я, или… уже меня. Из-за света фонарика я не видел, как именно стоит противник, но выбирать место для удара в такой ситуации было невозможно. Вскинув ногу, почти без замаха, бью куда попало, надеясь, конечно, попасть в пах. Уж куда попал не знаю, но фонарь тут же дрогнул, немец едва не выронил его, а дальше я уже достал нож. В глазах все еще прыгали «зайчики», но замах немца все же не прозевал. Ушел в сторону, а враг, похоже, не знал, бросить фонарь или бить одной рукой. Немец снова махнул рукой, а я сделал шаг в сторону и просто выкинул руку вперед, нанося колющий удар. Удар явно пришелся не в пустоту. Фонарь грохнулся на пол, подняв, как мне показалось, колокольный звон. Я отлично почувствовал, что зацепил врага, но следовало добить, чтобы наверняка. Я уже говорил, что хоть еще и мелкий, но за год все же здорово окреп? Вот то-то и оно. Фонарик упал на пол удивительно правильно, развернувшись, перекатываясь в сторону немца, и вот тогда я уже увидел его очень хорошо. Немец стоял чуть согнувшись, кстати, ростом он был немногим выше меня, метр семьдесят, скорее всего, вряд ли выше, и смотрел вниз. Пытается разглядеть рану? Зря! Точный, хорошо поставленный прямой удар – и из горла фрица торчит только рукоять. Рот распахивается в беззвучной злобе, сказать что-то с такой раной нельзя, а я еще и проворачиваю финку в ране, открывая крови дорогу. Немец уже не думал ни о чем и не мог помешать. Просто зайдя ему за спину, я перехватил нож поудобнее и, вытащив лезвие из горла врага, сильно и резко полоснул по этому самому горлу, хоть это и было уже лишним. Кровью меня буквально залило. Дальше оставалось лишь придержать хладный труп, не давая греметь при падении. Вышло с трудом. Сняв с шеи трупа ремень автомата, я быстро поднял фонарь и осмотрел магазин МП-40, порядок. Охлопывая труп, снял подсумки с запасными магазинами, две гранаты-«толкушки» и каску. В темноте, когда появлюсь в основном помещении подвала, не разглядят, на ком одет этот элемент экипировки. Подсумки быстро пристроил на себя, благо снимались они вместе с ремнями, удобно.
Осторожно выглядывая из темного проема в такое же темное помещение, где установлен пулемет, найти его не было проблемой. Пулеметчик сидел на том же месте, где и полчаса назад, за мешками с песком. Улегшись на земляной пол, грязи… звиздец как много, я выполз наружу. Или точнее вполз в соседнее помещение.
Двое были в западном углу, один за пулеметом и двое в южном углу, меня отводил в камеру именно тот, что был в южном углу, значит, скорее всего там один и остался. Работаем! Тихариться тут уже не было возможности, места мало, увидят сразу, так что работаем тех двоих с западной стороны, и работаем из автомата.
Хорошо, что это был МП-40. Мои тренированные, но все же детские руки держали его более или менее уверенно. Тот же отечественный ППШ, скорее всего, был бы слишком тяжел для меня. Тут же все произошло быстро и достаточно просто. Выйдя из-за угла, сразу увидел двух солдат, находящихся у подвальных окон с западной стороны здания. Две короткие, патрона на три каждая, очереди – и оба упали, сраженные девятимиллиметровыми пулями. Затем два шага вперед и, падая на пол, развернул корпус и увидел спешащего стрелка из дальнего угла. Очередь преградила ему дальнейшее продвижение, а вторая заставила упасть навсегда. И только теперь я поспешил к выходу, там меня пулеметчик заждался. Не зная, есть ли у него оружие, кроме, собственно, пулемета, шел я осторожно. Впереди справа была лестница наверх, и помощь солдатам вермахта прибыла удивительно не вовремя для меня. Сразу два немца спешили спуститься вниз, пресечь нападение и помочь своим товарищам. Стреляю почти не целясь, скорее на звук, ибо видел только тени этих солдат; в подвале, несмотря на стоявшую возле одной из стен коптилку, было довольно темно. Вообще, еще когда меня только вели в так называемую камеру, я с облегчением отметил для себя факт наличия света, иначе пришлось бы гораздо труднее. Черт, как же быстро они спохватились, мне ведь еще этого сраного пулеметчика грохнуть надо! Не успел подумать, как в стену рядом со мной впились пули, откалывая огромные куски кирпича и осыпая меня крошкой.