– Прекрасно понял.
Стоял погожий денек, небо за ночь будто покрасили свежей краской. Монтальбано сел в машину, чтобы поехать на обед к Энцо, и вдруг ему стало так грустно, что все вокруг – небо, дома, люди – окрасилось в серый цвет, как ненастным осенним днем.
Он и без того был не голоден, а тут аппетит и вовсе пропал. Не стоило ехать в тратторию, ему захотелось вернуться домой, в Маринеллу, отключить телефон, раздеться, лечь в постель и завернуться с головой в одеяло. А если Фацио позвонит?
– Если меня будут искать, я дома. Вернусь к четырем, – предупредил он Катареллу.
Сон не шел, хоть Монтальбано и закутался в одеяло, как мумия. Он прекрасно понимал, отчего ему так тоскливо. У грусти было конкретное имя – Лаура. Вероятно, самое время оценить ситуацию беспристрастно, если, конечно, в данной ситуации можно остаться беспристрастным.
Лаура ему понравилась, очень, с первого взгляда, она разбудила в нем чувства, казалось, давно забытые. Чувства, которые он испытывал лишь в дни далекой юности.
Вероятно, его случай не уникальный. Скорее всего, нечто подобное случается со многими мужчинами за пятьдесят. Что это? Отчаянная и безуспешная попытка вернуться в юность, как будто, почувствовав себя молодым, можно скинуть с плеч все эти годы.
Вот что его беспокоило: ты не можешь с уверенностью сказать, настоящие, подлинные ли чувства испытываешь либо это всего лишь самообман, страсть, рожденная иллюзией того, что можно вернуться назад, в молодость. Случалось ли с ним нечто подобное? Он не обсуждал это с Лаурой. Он позволил себе пассивно плыть по течению, но обстоятельства изменились.
Оказалось, что Лауру тоже к нему тянет. И как он это воспринял?
Он был счастлив и вместе с тем боялся.
Счастлив, потому что влюбился, или потому, что смог влюбить в себя девушку? В его-то возрасте…
Есть разница, как говорится.
А страх за последствия – не означал ли он, что чувства его не столь глубоки, раз он мог действовать рассудочно?
В любви рассудок отключается либо молчит. А если благоразумие постоянно вмешивается, заставляя оценивать негативные стороны отношений, значит, это не настоящая любовь.
А может, все обстоит совсем иначе?
Может, его страхи основаны на смешанных чувствах, которые он испытывал, слушая Лауру: не справиться, не суметь противостоять силе настоящей любви?
И этот последний довод, возможно самый разумный, навел его на одну мысль.
Когда он решил прибегнуть к помощи Лауры, чтобы свести Мими с хозяйкой яхты, не было ли у него иных намерений, в которых стыдно признаться даже самому себе?
Давай, Монтальбано, давай начистоту.
Неужели ты не думал о том, что знакомство Лауры и Мими может принять иной оборот? Неужели не учитывал? Только не ври себе, может, ты просто-напросто все просчитал? Не таил ли ты надежду, что Лаура окажется в постели с Мими? Не приложил ли сам к этому руку?
На этот последний вопрос он решительно ничего не мог ответить.
Провалявшись в постели с такими мыслями около получаса, он встал.
Результат был обратный: грусть превратилась в черную тоску. Мрачное настроение заката, как говорил Витторио Альфьери[8].
Одиннадцать
– Синьор комиссар! Доктор Пискуано звонил, чтобы я сказал вам, что он ищет вас, чтобы поговорить с вами лично, с вашей собственной пер…
– Он перезвонит?
– …соной. Нет, синьор комиссар, он мне сказал совсем по-другому.
– Что он сказал?
– Чтобы вы сами, собственной персоной, то есть лично позвонили ему в лабораторию.
– Ах, в лабораторию? – не сразу оторвался от своих мыслей Монтальбано.
– Вам лучше знать куда, главное, что вы меня поняли.
– Катаре, набери-ка лабораторию и соедини меня с доктором.
Минут через десять в кабинете Монтальбано зазвонил телефон.
– Это вы, доктор? – спросил комиссар.
– Вы удивлены?
– Еще бы! Ваш звонок – такая редкость! Боюсь, завтра случится землетрясение.
– А вы шутник, Монтальбано! Сами знаете, если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе.
– В данном случае, доктор, у горы не было никаких причин идти к Магомету.
– Действительно! Выходит, теперь моя очередь действовать вам на нервы.
– Я к вашим услугам! Долг платежом красен.
– Нет, вы так просто не отделаетесь! Вы у меня в неоплатном долгу! Разве можно сравнивать ваше воздействие на мою нервную систему с моим…
– Хорошо-хорошо. Ну, не томите!
– Вот видите, это старость. Прежде вы были куда терпимее! Так вот, я пишу отчет о трупе неизвестного, найденном в лодке.
– Кстати, перебью вас, это уже не труп неизвестного. Мне удалось найти его паспорт, это Эмиль Ланнек, француз, урожденный…
– Послушайте, мне настолько фиолетово…
– Что именно?
– Как его зовут и прочее. Для меня это просто труп. Хотел вам сказать, что я переделал экспертизу: кое-что меня смущало.
– Что именно?
– Лицо сильно разбито, но некоторые шрамы… короче, там пластика.
– Чего?
– Это ваше «чего» должно выразить изумление или вы хотите уточнить, что именно он себе переделал?
– Доктор, я прекрасно понял, что он переделал себе лицо.
– Вот и прекрасно! Кое-что вы еще понимаете!
– Вы уверены, что это пластическая операция?
– Более чем. Речь идет, заметьте, не о мелочах, а о существенных переделках.
– Но почему тогда…
– Вы считаете, что я должен отвечать на ваши «почему»? Это ваша прямая работа, комиссар. Или ваш мозг с возрастом стал…
– Знаете, доктор, что я вам скажу?
– Можете не продолжать. Я прекрасно понимаю, что сейчас услышу, и от всей души желаю вам того же!
Если все, что сказал доктор Паскуано, правда, то что это меняет?
В конце концов, свое у француза лицо, данное ему от рождения, или переделанное, какая в этом польза для следствия?
Убийцы хотели обезобразить труп до неузнаваемости. Зачем?
Задумайся над этим еще раз, Монтальбано.
Обыскав труп Ланнека, убийцы не обнаружили при нем паспорта. Где он мог быть? В гостинице, конечно. Значит, если фото покойного появится на страницах газет или в новостях, первым, кто его опознает, будет работник гостиницы.
Стоп, Монтальбано!
Он схватил телефонный справочник и нашел номер отеля «Беллависта». Ему ответил незнакомый голос. Должно быть, дневной портье.
– Это комиссар Монтальбано.
– Я вас слушаю.
– Будьте добры, синьора Тоскано.
– Его сегодня не будет. Если он вам нужен, он на мебельной фабрике.
– Дайте, пожалуйста, его телефон.
Хозяин отеля ответил сразу.
– Синьор Тоскано? Это Монтальбано.
– Добрый вечер, комиссар.
– Хочу задать вам один вопрос, крайне важный.
– Слушаю вас.
– В ту ночь, когда приехал Ланнек, постарайтесь вспомнить, не случилось ли чего необычного?
Тоскано немного помолчал.
– Пытаюсь вспомнить… Да, кое-что… к чему мы…
– Расскажите, пожалуйста!
– Отель, как вы знаете, расположен на окраине города, и как-то ночью, давно это было, месяца три назад, к нам забрались воры и вскрыли сейф, где мы храним деньги и драгоценности наших гостей.
– А как же ночной портье?
– Это было глубокой ночью, часа в три-четыре, он как раз прилег отдохнуть… Скорее всего, его усыпили, потому что он проспал часа два и проснулся с сильной головной болью…
Монтальбано, почему ты об этом ничего не знал?!
– Вы заявили об ограблении?
– Конечно. Мы заявили карабинерам.
– А они?
– Поскольку это была кража со взломом, но никто не пострадал, карабинеры решили, что у бандитов среди гостей был подельник, который усыпил портье, распылив газ из баллончика, и открыл дверь грабителям. На этом все. Хорошо, страховка все покрыла!
– Так что же случилось ночью, когда приехал Ланнек?
– После того ограбления мы наняли охрану, ночью каждые полчаса они обходят гостиницу. В ту ночь, когда приехал Ланнек, охрана заметила машину, стоявшую у запасного выхода. Фары были выключены. Но как только охранники к ней подошли, машина уехала. Поскольку в тот раз ничего не случилось, мы не сочли нужным… Вы думаете, это связано с убийством?
Связано, еще как связано, но Монтальбано не собирался ему это говорить.
– Нет, конечно. Но чем черт не шутит.
Доктор Паскуано прав: чем старше становишься, тем чаще используешь поговорки.
Значит, возвращаясь к нашим баранам: кто-то с «Бубнового туза» пытался выкрасть паспорт Ланнека, но охрана его спугнула. Не стали навлекать на себя подозрения. Слишком рискованно.
Ты на правильном пути, комиссар. Паспорт – это единственное, что позволило бы опознать труп. Не было бы паспорта – труп навсегда остался бы безымянным. Но поскольку выкрасть паспорт не удалось, убийцы решили обезобразить Ланнеку лицо.
Интересно, какое лицо было более узнаваемо, настоящее или фальшивое?
Комиссар подумал, что неплохо обсудить этот вопрос с Джеремиккой, и собрался было ему позвонить, но на пороге возник Фацио.
– Я поговорил с лейтенантом.
Монтальбано ощутил легкий укол ревности.
Фацио видел Лауру, говорил с ней, вдыхал ее аромат.
– Что узнал? – сдавленным голосом спросил комиссар.
– Случилось что? – обеспокоился Фацио.
– Ничего. В горле пересохло. Рассказывай.
– Во-первых, я узнал, что «Бубновый туз» принадлежит итало-французской компании, которая…
– Ежу понятно, что не частному лицу. Самый простой способ ухода от налогов. Чем занимается эта компания?
– Импорт-экспорт.
– Чего?
– Всего понемногу.
– А зачем им понадобилось такое габаритное судно?
– Их интересуют страны Средиземноморского бассейна, от Марокко и Алжира до Сирии, Турции и Греции…
Те же страны, что и в паспорте француза.
– Еще я узнал, что катер уже не раз заходил в порт Вигаты. Обычно на один – максимум два дня. В этот раз они задержались, ждут кого-то, чтобы решить проблему с двигателями.