Лине хотелось поспорить, сказать, что платье слишком нарядное для деловых переговоров, но они и впрямь уже опаздывали. А Климов подумал, что у нее мало одежды, надо бы подкупить, но тоже решил отложить на потом. Все равно Лина ему нравилась, что бы на ней ни было надето. И даже если совсем ничего не было.
Они подписали контракт на изготовление в России и поставку в Норвегию малотоннажных установок по производству метанола. Арне звал их провести в Норвегии медовый месяц, уверял, что в июле в Осло жарче, чем в Сан-Франциско, обещал показать всю страну. Лина и Климов вежливо улыбались в ответ. От улыбок сводило лицевые мышцы.
– Скажи ему, что у нас трое детей, – предложил Климов.
– Да ладно, зачем его пугать.
– Скажи-скажи!
Лина сказала. Арне в ответ выложил очередную порцию своей фирменной горячей картошки.
– Что он говорит? – спросил Климов.
– Что медовый месяц с тремя детьми – это круто.
– А он не так уж неправ. Спасибо, – обратился Климов напрямую к громадному норвежцу. – Thank you very much! Мы подумаем.
– We’ll think about it, – перевела Лина.
И опять был банкет, Арне попросил сводить их в тот же ресторан «Майор Пронин», хотя Климов предлагал опробовать что-нибудь новенькое. Но нет, норвежцу хотелось показать сослуживцам именно этот ресторан, где все так занятно и познавательно, и чтобы Лина им все рассказала, как в прошлый раз рассказала ему. Он им еще в Тронхейме обещал ужин у «Майора Пронина».
Желание гостя – закон.
Опять Лина рассказала о суперагенте майоре Пронине, об Андрее Бильжо, о портретах и раритетах, о салате «Красная армия» и курице «Красный террор»… Норвежцы спрашивали ее о матери, она отвечала «файн» (хорошо) и «о’кей» (все в порядке), а они сочувственно кивали и говорили почему-то, как немцы: «Ja, Ja, Ja».
Дома ее ждал сюрприз. Климов расстарался, вовлек в заговор Галюсю и Смирнова. Когда Лина вернулась, на стене в детской висел плоский жидкокристаллический экран, на специальной, высоко привинченной, чтобы вредители не достали, полочке стоял DVD-проигрыватель, а пацанва, погруженная в глубокий транс, сидела на надувном матраце и смотрела мультики. Климов выбрал старые диснеевские мультфильмы, созданные в те еще годы, когда рисовали не на компьютере, а вручную, и целый цех специальных людей придумывал трюки, так называемые «гэги».
На экране ковбой на лошади въезжал в салун, и лошадь вытирала о лежащий перед дверью коврик сначала передние, потом задние ноги. Увидев наставленный на них «кольт», все находившиеся в баре дружно поднимали руки вверх, а на часах над стойкой стрелки взмывали к двенадцати. Потом обитатели бара упражнялись в стрельбе на меткость: подбрасывали вверх монетки и дырявили их из револьвера. У одного не хватило мелочи, он вытащил из кармана бумажный доллар, подбросил в воздух, прострелил, и на пол посыпались сто центов.
Дети сидели, не шелохнувшись, с открытыми ртами.
– Когда успел? – шепнула Лина.
– По Интернету заказал.
– Хорошие мультяшки, – кивнула Лина. – Только не злоупотреблять.
– Да полчасика, не больше, – примирительно заметил Климов. – Надо же тебе хоть дух перевести!
Лина прислонилась к его плечу.
– Я правда устала. Чувствую себя как-то нереально. Голова гудит. Галюся, ты детей покормила?
– А как же? Покормила, искупала…
Мультфильмы кончились, Лина перецеловала и уложила детей. Они были немного перевозбуждены, пришлось рассказать им тихую сказку. Потом она вышла на кухню.
– Галюсечка, ты ложись, а мы чаю выпьем.
– А ужинать?
– Мы ж из ресторана. Климов, ты есть хочешь?
– Ни боже мой. Но чаю с тобой выпью.
Лина заварила чай и предложила перейти в дальнюю комнату, чтобы не мешать Галюсе спать. На том и порешили.
– Нам нужен такой, знаешь, столик на колесиках. А уж в новом доме – обязательно, – заметил Климов, опуская поднос с чашками на письменный стол в Лининой комнате.
– Давай сперва переедем, а потом уж столик на колесиках заведем. Послушай, Климов… Норвежцы ведь завтра улетают?
– Да, притом с утра. Я поеду их провожать. Поедешь со мной? Могу Новосветочку припахать…
– Кого-кого? – не поняла Лина.
– Новосветочку. Это я так новую секретаршу прозвал. Она тоже Светлана. Прежняя была Старосветочка, а эта – Новосветочка.
– Смешно. Но ты смотри в глаза ей этого не скажи, а то неудобно выйдет.
– Ладно. В общем, я могу ее попросить, но лучше бы ты поехала. Они тебя обожают.
– Нет, лучше попроси Новосветочку, у меня дел много. А из аэропорта сразу поезжай к своей Татьяне и бегом в суд заявление подавать.
– Так быстро не получится. В суды дикие очереди стоят. Уж я-то знаю, я когда-то начинал стояльщиком в очередях. За деньги. А Татьяна не моя.
– Не придирайся к словам, – нахмурилась Лина, – ты меня прекрасно понял. Бывшая твоя. Она что – будет тянуть с разводом?
– Да нет, но и спешить ей тоже ни к чему. Над ней не каплет.
– Над тобой каплет. Надо мной каплет. – Лина задумалась. – Что же нам делать? Не хочется по мелочам тревожить Понизовского.
– Я пошлю кого-нибудь в суд – очередь занять – и к ней заеду, – пообещал Климов. – Но сначала надо собрать документы. Настина метрика у меня, но надо выписку из домовой книги и много чего еще.
Он сел к компьютеру, спросил: «Можно?»
Лина рассеянно кивнула.
Климов нашел в Интернете образец заявления о разводе, распечатал несколько экземпляров.
– Может, адвоката нанять по этому делу? Тут куча разных предложений.
– Найми, – пожала плечами Лина. – Но главное, поговори с женой. Она не будет претендовать на раздел имущества? На наш новый дом?
– Да ты что, это ж уже не с ней нажито! – возмутился Климов.
– Ты меня прости, но мне твоя Татьяна – твоя бывшая, – уточнила Лина, – ужасно не понравилась. Знаю, кто бы говорил, я ж на Влада польстилась, но ты все-таки держи ухо востро. У нее глаза… копеечные. И у меня в уме не укладывается, как можно вот так взять и бросить дочку. Мой тебе совет: возьми диктофон. У меня есть, я тебе дам. – И Лина протянула ему диктофончик.
– Да брось… – Но Климову не хотелось спорить, он сунул игрушку в карман.
Норвежцы улетели благополучно, он подбросил до работы Новосветочку и подтвердил, что она принята в штат безоговорочно, испытательный срок истек, а сам поехал к Татьяне. Созвонился с ней по дороге и узнал, что в этот день она дежурит в агентстве, ведет прием посетителей. Отлично.
Настроение у Климова было превосходное. Он приехал в агентство, даже парковочное место нашел: как раз отваливал один из клиентов.
– Тань, привет. Нам надо съездить в суд. Заявление подать.
– Что, прям щас? У меня прием.
– Нет, не «прям щас», – Климов мысленно отметил, что рядом с Линой уже и разговаривать стал иначе, – мне еще надо кучу справок собрать. Я заеду в домоуправление, а потом зайду к тебе. Но заявление можно заполнить уже сейчас.
Он протянул ей бланк и вдруг заметил, как глаза у нее сделались холодными и пустыми. И в то же время скрытными и хитрыми. Копеечными, как говорила Лина. Климов нащупал в кармане диктофон и нажал на кнопку.
– А новый дом, – начала Татьяна, – он ведь еще со мной вместе куплен…
– Ты получила комиссионные. И мы к тому времени уже расстались.
– А по бумагам выходит, что женаты. Разговоры к делу не пришьешь. Я на дом не претендую, но отдай мне половину стоимости.
Климов даже не сразу опомнился. Как он мог быть так слеп?
– А ведь Лина сразу тебя раскусила…
– Не понимаю, что ты в ней нашел, – проворчала Татьяна.
Климову хотелось сказать «мозги», но он решил, что Татьяна обидится: это же все равно что назвать ее дурой.
– Класс, – вспомнилось ему слово Никиты Скалона. – Шик, – добавил он, увидев, что Татьяна не понимает. – Изюминку. Перчик. Многое, чего в тебе нет. Чего ты и представить не можешь.
– Перчик? – обиделась Татьяна. – То есть ты хочешь сказать, что со мной тебе было пресно?
– Давай не будем, Тань. Вас невозможно сравнивать, вы с ней слишком разные. Хочешь знать, что мне в ней больше всего понравилось? Она сразу приняла Настю. Тебе этого никогда не понять. Давай-ка лучше о деле. Как ты сказала? Разговоры к делу не пришьешь? Еще как пришьешь! Вот смотри. – Климов вынул из кармана включенный диктофон. – Наш разговор записан. У меня адвокат – настоящий Перри Мейсон, он тебе враз иск вчинит. Потеряешь лицензию и вылетишь из агентства. А я бы, между прочим, мог с тебя и алименты стребовать, раз Настя живет со мной.
– Да ладно, я пошутила. Ты что, шуток не понимаешь? – струхнула Татьяна.
– Больше так не шути. Заполни заявление. Пиши: не сошлись характерами.
Она писала, а он все думал, как мог так обмануться. Да нет, честно признал Климов, он ведь многого и не ждал. Но хоть бы Настя выросла на нее непохожей! Хоть бы она побольше переняла от Лины!
Лина позвонила Ксении Федосюк и сказала, что Нелли умерла. Потом она села работать, но тут позвонили из Союза кинематографистов. Они не могут взять на себя похороны Нелли Полонской: трудности с деньгами.
– Я сама ее похороню, без вашей помощи. Как насчет панихиды? – спросила Лина.
– Ну… вы понимаете… Сейчас июнь, в Москве никого нет… Портрет мы вывесили в фойе, цветы поставили, извещение в газеты дали, они некролог напечатали. Телеграммы приходят… Мы их вам потом передадим.
– Не надо, оставьте себе на память.
– Министр культуры прислал соболезнования.
– Передайте ему, что я тронута. Всего хорошего.
Значит, соболезнований от более высоких лиц Нелли не заслужила.
В театр Лина позвонила сама. Там тоже мялись, мямлили, что сезон закрылся, театр уезжает на гастроли…
– Ясно. Счастливого пути.
Расходы и хлопоты по похоронам взял на себя Климов. Впрочем, хлопоты тут же переложил на одного из своих порученцев. Ничего, похоронное бюро все сделает. Лине было безразлично, в каком гробу хоронить Нелли. Самой Нелли тем более все равно. Уже ясно, что никто из ее прежних подруг и любовников не придет.