Мы должны понимать, что идет война против человечества. Такая хитрая, тихая война. Вопрос об эвтаназии – вопрос войны за человека и выживания человечества.
В 1865 году в Англии возникла такая организация – Армия Спасения. Это люди, которые решили: давайте преодолеем конфессиональные разногласия. Во что ты там веришь, в Троицу или не в Троицу? Крещение младенцев или взрослых – давайте это всё потом. Давайте подбирать бездомных на улице, давайте будем кормить голодных, давайте будем одевать замерзающих на тех же улицах зимними вечерами. В общем, давайте поможем жить людям, которым плохо.
Хорошая организация – Армия Спасения. У них большая сеть по всей Европе. Однажды в Швейцарии руководство одного из домов престарелых, в которых Армия Спасения имеет главенствующую роль, является их попечителем, получило вердикт, что старикам, согласным с эвтаназией, нужно оказывать услуги по добровольному уходу из жизни. То есть, по сути, быть пособниками при самоубийстве. Люди из Армии Спасения сказали: «Нет, мы не можем, у нас в уставе прописано, что мы христиане, что мы не против зачатия, не против рождения, не против искупительных страданий перед смертью. Нужно дотерпеть свое, нужно чашу свою допить, а то что же мы – сладкое пьем от руки Божией, а горькое пить не будем? Это несправедливо. Уж мы и по лугу бегали, по росе босы ноги мочили, клубнику ели летом, и в речке купались, и влюблялись, и целовались, и на звезды смотрели, и образование получали, а теперь мы стали старые, дряхлые, немощные – и теперь что, сразу инъекцию – и уехали? А потерпеть свою старость? А помолиться за молодых? А поговорить с ними? А передать свой опыт? Это что же такое? Чуть сразу – инъекцию и уехали? Это какое-то свинство, это дезертирство». Говорят из Армии Спасения: «Мы не можем убивать стариков!» А им говорят – вы обязаны. Обязаны! Швейцария требует! Все кантоны, федеральное правительство требует, будь вы хоть трижды Армия Спасения! Нужно, чтобы вы подчинялись нашим законам. А старикам, если они захотят уехать раньше времени в крематорий, давали укольчик и помогали им уйти из жизни.
Так живет современная Европа. В Бельгии – закон об эвтаназии касается всех стариков, в Швейцарии – стариков измученных, старых, немощных, дряблых, трясущихся, уставших, не понимающих ничего… Это отдельная тема. Это беда. Старость, конечно, не радость. Но есть в Бельгии прецедент, когда сняли ограничение на эвтаназию молодым. Допустим, болеет ребенок, ну так усыпите его, что вы мучаетесь? Допустим, профессора говорят: «Ооо, его так долго лечить, и непонятно чем. Вылечишь, не вылечишь». Родители беспокоятся: «Так что же делать? Да? А можно?» «Можно, закон разрешает! Ну всё, поехали…»
Не сам родился – не сам умирай. Это очевидный закон. Заберет Господь – потом ему ответишь за прожитую жизнь. А старость нужна как время покаяния, слез, молитвы и передачи опыта.
То есть было снято ограничение по времени, по сроку жизни на эвтаназию. И не только в Бельгии, но и в некоторых других странах Евросоюза действует такой же закон. Это раньше только стариков касалось. А потом эвтаназия стала применяться и к детям.
Заболел малыш – или, допустим, родился больным. Ну что с ним мучиться всю жизнь? Он ведь может и вырасти, и долго еще прожить. С ним и трудности вырастут. А родители говорят: «Нет-нет, это наш малыш, это наш ребенок. Есть миллионы семей, в которых родились больные дети, пусть они поступают как хотят, а это ведь мой ребенок!» И заботятся о нем всю жизнь, и порой счастливо живут.
Я сам лично знаю такие семьи. Родители говорят о больном: ведь это солнышко наше. Этот ребенок, например, с синдромом Дауна. У кого-то четыре ребенка здоровых и пятый больной, или пять здоровых – шестой больной. В семье говорят: это наше солнышко, мы любим его все, он дает нам смысл жизни! Он, конечно, не такой, как все, но мы ухаживаем за ним, знаем, что он чувствует радость и боль, как мы, он разумный, это же… это человек!
Им говорят – слушайте, до свидания! Инъекцию, закопали, сожгли – рассеяли. И нет человека больше. Вот вам, господа-товарищи, Европа! Это она, собака, убивает неродившихся и побыстрее сплавляет в крематорий тех, кто неизлечимо болен. И Армия Спасения пусть воюет по-своему, она на то и Армия. Хотя у них ничего не получится, потому что хоть они и армия, всё равно их в бараний рог согнут, в пыль сотрут.
Мы должны понимать, что идет война против человечества – такая хитрая, тихая война. Вопрос об эвтаназии – вопрос войны за человека и выживания человечества. А мы с вами должны дожить до старости, покряхтеть, поболеть, посопливиться, поплеваться на прожитое, покаяться в грехах своих, дожить до смерти – и только тогда уйти из этого мира, когда Бог заберет нашу душу, как редиску с грядки – не раньше… Но не сам человек.
Не сам родился – не сам умирай. Это очевидный закон. Заберет Господь – потом ему ответишь за прожитую жизнь. А старость нужна как время покаяния, слез, молитвы и передачи опыта. Всё это есть в нашей цивилизации как идея – и исчезает из цивилизации западной как факт.
Старость растит новую житейскую поросль
Гляньте на любого человека. Хоть в метро, хоть в очереди к кассе коммунальных платежей. Хоть в парке на пробежке, хоть в торговом месте у прилавка. Гляньте. Перед вами – чудо. Замрите на миг. Это чудо, не осознанное нами по причине многочисленного наличия всюду таких же «чуд». Но все-таки. У этого (любого) человека неповторимый набор чего-то. Предположим, хромосом. Уникальный рисунок отпечатков пальцев, радужной оболочки глаза и прочее. Добавьте сюда хитрую смесь талантов, порочных склонностей и добродетелей, которые отчасти унаследованы, отчасти впитаны из среды или приобретены сознательно. На этого человека влияли прочитанные книги или их отсутствие, среда воспитания, религия, язык. И он, право, уникален. Чудо, как ни крути! Об этом с разных сторон, но одинаково знают криминалисты и богословы.
Но идем дальше. Это не чудо, выросшее в воздухе. У этого человека (любого то есть) есть конкретные папа и мама. Они тоже из плоти и крови, у них тоже неповторимый, отличный от их ребенка рисунок на пальцах, зрачках и так далее. У них своя неповторимая смесь грехов и добродетелей, порочных склонностей и высоких порывов. В какой-то момент они зачали этого третьего, которого мы условно видим. Зачатие было тайной. Это совсем не производственный процесс, но таинство, пусть даже и не осознанное участниками. Это священное и краткое безумие, никак не похожее на серые будни. После этой краткой мистерии на небесах тихо сказано: «Зачался человек. Была любовь или была иллюзия ее; случайно все было или долго готовилось – оставим. Не наше дело. Вот перед нами человек (в очереди, на пробежке, в метро…), и его таки зачали. Он и есть живое чудо, явившееся в результате другого чуда, ночного и никому не понятного».
Современная жизнь свистит всем в оба уха, что прошлое – ничто и цена его – никакая. Дескать, есть я, и все. Но это ложные мысли, их принимать не следует.
Идем дальше. Умерли родители или живы, они – всегда за спиной. Это читается по чертам твоего лица, по голосу, по твоим привычкам и склонностям, короче, по той тысяче мелочей, которой пахнет живой и конкретный человек. Родители живы. Даже если уже умерли. Они в интонации голоса твоего, в манере тушить или прикуривать сигарету, сморкаться, они в почерке на открытке, в произношении некоторых букв…
Современная жизнь свистит всем в оба уха, что прошлое – ничто и цена его – никакая. Дескать, есть я, и все. Даже не так. Есть Я, и пошли вы все куда подальше. Не обижайтесь. Здесь и сейчас, так и называется. Но это ложные мысли, их принимать не следует.
Нарисуйте треугольник. Равносторонний. Верхняя его точка – это, вестимо, вы. Но нижние две – папа и мама. Любишь – не любишь, живы – умерли, но они есть. Они вполне конкретны, как тот солнечный луч, что прямо сейчас вонзился в окно сквозь занавеску. Их боль – в тебе, их грех – в тебе, их мечты – в тебе… Дальше продолжать следует самому. Родители уже навсегда – остались и стоят – за спиной. Поэтому, когда видим где бы то ни было конкретного человека, можем смело представить себе его отца и мать. Прямо за спиной видимого нами человека. Они – его родители – живые и настоящие. Настолько же настоящие, как и этот, видимый нами человек. Не будь их – для нас невидимых – не было бы и этого дядьки или тетки, столь очевидно видимых нами.
Евангелие говорит: «У Бога нет мертвых». Усопшие и живые – одно человечество, одна разросшаяся непомерно семья согрешившего Адама.
Итак, треугольник нарисован. Его верхняя вершина – я. Для пошляков – Я. Две нижние – папа и мама. Грешные, глупые, святые, добрые, красивые, сильные, беспомощные… Неважно. Какие хочешь. Просто папа и мама. Но они тоже взялись не из воздуха. У каждого из них, в свою очередь, есть тоже папа и мама. И они тоже были таинственно зачаты, с болью рождены, ласково выкормлены, с подзатыльниками воспитаны. Треугольник придется дорисовывать. У каждого за спиной свой треугольник. И так, погружаясь вглубь, мы будем вынуждены подумать еще о бабушке и дедушке со стороны матери, и о бабушке и дедушке со стороны отца. Это тоже конкретные люди, прожившие свою жизнь и допившие до дна свою личную чашу. Их мечты и дерзания, падения и ошибки тоже отлились в наших отцов и матерей, а значит – и в нас самих, во второй степени удаления. Дальше древо разрастается! Дальше оно грозит именно разрастись корнями в самую что ни на есть глубину, захватывая сначала десятки, а потом сотни, а потом и тысячи человек. Все это будут конкретные люди, которых мы в глаза пока не видали (до Страшного суда), но которые реально на нас уже повлияли своей прожитой жизнью. Все это древо потом прекратит разрастаться вширь, сузится и сойдется в одной паре – в Адаме и Еве. Так-то.
Но закончим…
Итак, за каждым из нас туда, назад, в глубину и в тьму прошедших веков разрастается странное дерево, состоящее из живых людей: настоящих, обычных, типичных или из ряда вон выходящих. Мы с ними связаны, хотя в глаза их, повторюсь, не видали. Они влияют на нас. Влияют фактом пройденного жизненного пути и вкушенной смерти. А мы на них? А мы на них – тоже. Церковью не зря установлены родительские субботы и вселенские поминания усопших. Живые могут молитвой постараться исправить ошибки покойных, а значит – и их плохое влияние на нас. Святое Евангелие говорит: «У Бога нет мертвых». Усопшие и живые – одно человечество, одна р