– Да особо нечего рассказывать.
– Но если вы не друзья, зачем он здесь?
– Есть у меня кое-какие подозрения…
Джульетта вздыхает.
– У меня тоже, – и закусывает щеку изнутри. – Наверное, это только начало. Всем хочется поглазеть на шоу уродов: на то, что мы проделали, и на то, что я такое. Придется подыгрывать…
Я ее почти не слушаю. Я смотрю на стену коробок за спиной Джульетты и думаю о словах Касла. Но надо что-нибудь сказать, чтобы поддержать беседу, поэтому я через силу улыбаюсь и говорю:
– Ты не сказала, что Хайдер здесь. Жаль, что я не смог присутствовать при вашем разговоре. Возможно, я оказался бы полезен.
Ее вмиг порозовевшие щеки рассказывают одну историю, а губы – другую:
– Разве я должна тебе обо всем докладывать? С чем-то я могу справиться и сама!
Я так удивлен ее резким тоном, что даже сосредотачиваюсь. Поглядев на нее, встречаю жгучий взгляд, полный обиды и гнева.
– Я вовсе не то имел в виду, – начинаю я. – Я считаю, ты можешь справиться с чем угодно, любимая, но я мог бы помочь. Я знаю этих людей.
Она розовеет еще ярче и опускает взгляд.
– Да, – тихо говорит она, – я понимаю. Я просто в последнее время сама не своя. Утром у меня был разговор с Каслом, он совершенно выбил меня из колеи… – Она вздыхает. – Сегодня вообще очень странный день…
Сердце сразу забилось чаще.
– Ты говорила с Каслом?
Джульетта кивает. Я точно разучился дышать.
– Он твердит, что нам с тобой нужно откровенно объясниться. Якобы ты мне многого недоговариваешь об Оздоровлении.
– Об Оздоровлении?
– Да, вроде как ты мне что-то должен рассказать…
– Должен рассказать?
– Так и будешь за мной повторять? – невольно улыбается она.
Судорожное напряжение меня немного отпускает.
– Нет, конечно, – говорю я. – Я… извини, любимая, признаюсь, сегодня я тоже немного рассеян. – Киваю на коробки. – Судя по всему, мне предстоит многое узнать о моем отце.
Джульетта качает головой. Глаза огромные и грустные.
– Мне очень жаль. Должно быть, ужасно снова во все это окунаться…
Тихо выдохнув, я говорю почти про себя:
– Ты и понятия не имеешь, насколько…
Смотрю в пол с тяжелой от сегодняшних событий головой, когда Джульетта нерешительно произносит всего одно слово:
– Аарон?
Я сразу чувствую перемену, страх и боль в ее голосе. Мое сердце по-прежнему учащенно бьется, но уже по другой причине.
– Что случилось? – спрашиваю я, сразу поднимая взгляд. Присев на кровать, смотрю ей в глаза. – Что случилось?
Она качает головой, глядя на свои ладони, что-то шепчет и произносит:
– Кажется, я совершила ошибку.
Я смотрю на нее, и глаза сами широко открываются. Ее лицо напрягается, эмоции рвутся из-под контроля, поражая меня своей силой. Она боится. Она злится. Злится на себя за то, что боится.
– Мы с тобой такие разные, – говорит Джульетта. – Встретив сегодня Хайдера, я… – она вздыхает, – лишний раз убедилась, насколько разное у нас было воспитание…
Я замер, не понимая, к чему она ведет. Я чувствую ее страх и опасения, но не пойму, что она пытается сказать.
– Значит, ты считаешь, что допустила ошибку? – повторяю я. – Насчет… нас?
Я ощущаю внезапную панику Джульетты, когда до нее доходят мои слова.
– Нет, господи, нет, мы тут ни при чем! – заторопилась она. – Я не о…
Меня окатывает волной облегчения.
– Мне столькому нужно научиться, – объясняет она, – я ничего не знаю об управлении… – она нетерпеливо, сердито стонет и с трудом продолжает: – Я понятия не имею, за что взялась. Постоянно ощущаю свою некомпетентность. Иногда кажется, мне в жизни за тобой не угнаться. Ни в чем, – поколебавшись, она тихо заканчивает: – Ты должен быть на этом посту, а не я.
– Нет.
– Да, – энергично кивает Джульетта, уже не глядя на меня. – Все так думают, просто не говорят. Касл. Кенджи. Спорю, что и солдаты.
– «Все» могут идти подальше.
Она улыбается уголками губ:
– Мне кажется, они правы.
– Люди – дураки, дорогая. Их мнения никто не спрашивает.
– Аарон, – хмурится она. – Я ценю, что ты за меня переживаешь, но не все люди дура…
– Если они считают тебя неподходящей, значит, дураки. Быстро же они забыли, как ты за несколько месяцев совершила то, к чему они готовились десятилетиями! Они сбрасывают со счетов, с чего ты начинала, что тебе пришлось преодолеть, как ты нашла в себе мужество бороться, когда не выдерживали они сами…
Джульетта с убитым видом поднимает на меня взгляд:
– Но я ничего не знаю о политике!
– Ты неопытна, – поправляю я, – но политике можно научиться. Я тебе помогу, – беру ее за руку. – Дорогая, ты вдохновила людей этого сектора пойти за тобой. Они поставили на кон свои жизни, пожертвовали своими близкими, поверив в тебя, в твою силу, и ты их не подвела. Масштабы проделанного тобой забыть невозможно, и не позволяй никому отнять у тебя эту победу.
Джульетта смотрит на меня большими сияющими глазами, коротко моргает, опускает ресницы и украдкой вытирает слезинку.
– Мир хотел тебя раздавить, а ты не поддалась, – уже мягче продолжаю я. – Потерпев поражение от более сильного, ты всякий раз возрождалась, восставала из пепла, изумляя всех вокруг. Ты всегда будешь поражать всех, кто тебя недооценивает, иначе попросту не может быть. Но ты уже убедилась: быть лидером – неблагодарное занятие. Мало кто скажет тебе спасибо за то, что ты делаешь, или за изменения, которые ты вводишь. Людская память коротка и удобна: любой твой успех будет пристально изучаться, твои достижения будут сбрасываться со счетов, зато появятся завышенные ожидания тех, кто тебя окружает. Новое положение отдалит тебя от друзей, – я качаю головой. – Ты окажешься в вакууме, без опоры. Тебе будет не хватать одобрения тех, кем ты восхищалась, ты будешь разрываться между тем, чтобы поступить правильно, и тем, чтобы угодить старым друзьям.
Я поднимаю голову. Мое сердце ширится от гордости, когда я смотрю на нее.
– Только не поддавайся влиянию дураков, это сбивает с пути.
Ее глаза блестят от непролитых слез.
– Но как? – срывающимся голосом спрашивает она. – Как прогнать из памяти сказанное другими?
– А ты их подожги.
Джульетта удивляется еще больше.
– Мысленно, – пытаюсь я улыбнуться. – Пусть сгорят в огне, который тебя ведет, – кончиками пальцев я касаюсь ее щеки. – Дураки легко воспламенимы, дорогая, пусть горят в аду.
Она закрывает глаза и трется щекой о мою ладонь. Я привлекаю ее к себе, прижавшись лбом к ее лбу.
– Те, кто тебя не понимают, – тихо говорю я, – всегда будут в тебе сомневаться.
Она чуть отстраняется – на дюйм, не больше – и смотрит на меня.
– А я, – говорю я, – никогда в тебе не сомневался.
– Никогда?
– Ни разу, – качаю я головой.
Она отворачивается и вытирает глаза. Я целую ее в щеку, ощутив соленый вкус ее слез. Она поворачивается ко мне.
Когда она смотрит на меня, я чувствую, как исчезают ее страхи, а тревога переплавляется во что-то иное. Щеки разгораются, кожа под моими руками становится горячей и точно наэлектризованной. Мое сердце бьется сильнее и чаще – Джульетте не нужно ничего говорить. Между нами ощутимо меняется температура.
– Эй, – говорит она, но смотрит на мой рот.
– Привет.
Она касается моего носа кончиком своего, и внутри у меня что-то сразу пробуждается к жизни. Я слышу, как мое дыхание становится прерывистым. Глаза закрываются сами собой.
– Я люблю тебя, – говорит она.
Эти слова всякий раз творят со мной нечто необыкновенное. Они меняют меня. Создают что-то новое внутри меня. Я с трудом сглатываю ком в горле. Пламя пожирает мой разум.
– Знаешь, – шепчу я, – я никогда не устану слышать это от тебя.
Джульетта улыбается, проводит носом по краю моего подбородка, поворачивается и прижимается губами к моей шее. Я сдерживаю дыхание, боясь двинуться и спугнуть момент.
– Я люблю тебя, – повторяет она.
Раскаленный жар наполняет мои жилы. Я чувствую Джульетту в моей крови, ее шепот оглушает мои чувства. На одну отчаянную секунду мне кажется, что все это сон.
– Аарон, – говорит она.
Я проигрываю бой. У нас столько важных дел и планов, я знаю, что сейчас не время, что это надо решительно прекратить, но не могу. Я не в состоянии думать.
Джульетта забирается ко мне на колени, и я коротко, страстно вздыхаю, борясь с неожиданным приливом удовольствия и боли. Когда она так близко, нет места притворству: я знаю, что она меня чувствует и понимает, как отчаянно я ее хочу. А я чувствую ее.
Ее жар, ее страсть. Она не делает тайны из того, чего хочет от меня. И это знание делает сладкую муку нестерпимой. Она целует меня один раз, нежно. Ее руки оказываются у меня под свитером и скользят по спине. Привлекаю ее к себе, и она подается вперед, устроившись у меня на коленях. У меня вырывается болезненный, томительный вдох. Все мышцы напряжены, я стараюсь не двигаться.
– Я знаю, что уже поздно, – шепчет Джульетта, – и у нас масса дел, но я соскучилась… – Она опускает руку, проводит пальцами по молнии моих брюк, и меня словно пронизывает током. Перед глазами темнеет. Секунду я ничего не слышу, кроме стука сердца, ритмично отдающегося в висках.
– Ты меня убиваешь, – выговариваю я.
– Аарон, – я слышу улыбку в ее голосе, когда она шепчет мое имя мне на ухо и расстегивает мои брюки. – Пожалуйста…
И – я пропал.
Моя рука вдруг оказывается на ее шее, другая подхватывает ее за талию, и я целую Джульетту, вплавляюсь в нее, падаю спиной на кровать, увлекая любимую за собой. Я мечтал об этом – о таких секундах, чтобы расстегнуть ее джинсы, провести пальцами по ее обнаженной коже, ощутить всю ее, горячую и нежную, льнущую ко мне.
Остановившись, я отодвигаюсь. Я хочу ее видеть, напомнить себе, что она действительно здесь и вправду моя, что она хочет меня с той же страстью, что и я ее. Я встречаюсь с ней взглядом – эмоции захлестывают, угрожая утопить, – и она целует меня. Мне не хватает воздуха. Все мысли и тревоги растворяются, сменившись ощущением ее губ на моей коже, ее рук, жаждущих моего тела.