Не понимаю, почему Кент его не одернет. Отрицательно качаю головой. Это только раззадоривает мальчишку. Он присаживается рядом:
– А почему? Мне кажется, тебе нужно выговориться.
– Отстань, дружище, – наконец говорит ему Кент. – Оставь человека в покое.
Джеймс все равно не убежден. Он пристально всматривается мне в лицо.
– Почему ты задаешь так много вопросов? – не выдерживаю я, подперев щеку ладонью.
– А где твои волосы?
Я поднимаю взгляд на Кента:
– Ты не мог бы его увести?
– Отвечать вопросом на вопрос некрасиво, – сообщает Джеймс и кладет мне руку на плечо.
Я чуть не выпрыгиваю из кожи.
– Зачем ты ко мне прикасаешься?!
– По-моему, тебе нужно с кем-нибудь обняться, – заявляет он. – Хочешь, обнимемся? Мне от этого всегда легче, когда грустно.
– Нет, – резко отвечаю я. – Обниматься мы не будем. И мне не грустно.
Кент словно издевается – стоит в нескольких шагах, сложив руки на груди, и даже не думает прекратить это безобразие. Зло гляжу на него.
– А по виду еще как грустно, – не унимается Джеймс.
– Конкретно сейчас, – сухо отвечаю я, – я ощущаю раздражение.
– Зато тебе лучше! – Джеймс с улыбкой хлопает меня по руке. – Видишь, я же говорил – тебе станет легче после дружеской беседы.
Я удивленно моргаю. Его теория не совсем верна, но, как ни странно, мне действительно легче: раздражение помогло победить страх и сосредоточиться. Руки перестали дрожать. Я немного собрался.
– Ну, – говорю я, – спасибо, что ты такой надоеда.
– Эй, – Джеймс, хмурясь, поднимается на ноги и отряхивает брюки. – Я не надоеда!
– Еще какой, – мстительно сообщаю я. – Особенно для ребенка твоего размера. Когда ты выучишься вести себя тихо? Я в твоем возрасте открывал рот, только когда со мной заговаривали.
Джеймс скрещивает руки на груди:
– Это как понимать – для ребенка моего размера? Что тебе не нравится в моем росте?
Я прищуриваюсь:
– Тебе сколько, девять?
– Скоро одиннадцать!
– Для одиннадцати лет ты слишком мелок.
B ответ Джеймс изо всей силы бьет меня по бедру.
– Уй-я-а-а! – преувеличенно громко кричит он и трясет ушибленной рукой, сердито уставившись на меня: – Чего у тебя ноги такие твердые?
– В следующий раз, – назидательно говорю я, – будешь лезть к кому-то своего размера.
Джеймс щурит глаза.
– Не бери в голову, – говорю я, – еще вырастешь. Я начал расти лет в двенадцать-тринадцать, и если ты в меня пойдешь…
Кент кашляет, и я осекаюсь:
– В смысле, в твоего брата, то ты еще вымахаешь в настоящего верзилу.
Джеймс оглядывается на Кента и расплывается в улыбке, явно забыв о неудавшемся ударе.
– Очень надеюсь, что я пошел в брата, – сияя, сообщает он. – Адам лучше всех, а я на него похож.
Я невольно улыбаюсь. Ну и мальчишка… Он ведь еще и мой брат, но, наверное, никогда об этом не узнает.
– Скажи? – обращается ко мне Джеймс.
Я вздрагиваю.
– Что?
– Адам самый лучший! – повторяет он. – Лучший брат в мире!
– А, ну да, – кашлянув, отвечаю я. – Адам близок к идеалу. Тебе вообще с ним здорово повезло.
Кент предупреждающе смотрит на меня, но молчит.
– Знаю, – не смущаясь, отзывается Джеймс.
У меня в груди что-то сжимается. Я поднимаюсь на ноги.
– Ну, ладно. Вы меня извините…
– Ясно, – кивает Кент и машет на прощание. – Еще увидимся.
– Конечно.
– Пока! – говорит Джеймс, когда Кент ведет его по коридору. – Я рад, что тебе легче!
Отчего-то мне стало хуже. В комнату я возвращаюсь уже без панического страха, но заметно помрачневший. Я так задумался, что едва не пропустил выход Джульетты из ванной. На ней ничего не надето, кроме полотенца. Щеки розовые, глаза большие и яркие. Джульетта улыбается. Как она красива, невероятно красива…
– Хотела взять свежую одежду… Ты не против?
Я качаю головой. Я могу только смотреть на нее. Отчего-то такой реакции ей недостаточно. Джульетта, поколебавшись, хмурится и направляется ко мне.
Мне кажется, что у меня отказывают легкие.
– Слушай, – начинает она.
Но у меня в голове крутится только то, что я должен ей сказать. Как она отреагирует? В сердце теплится зыбкая надежда на положительный исход. Может быть, она поймет…
– Аарон, – Джульетта преодолевает разделяющее нас расстояние. – Ты хотел со мной поговорить?
– Да, – шепчу я как в тумане. – Да.
– Это может подождать, пока я переоденусь? – спрашивает она.
Я не знаю, что на меня нахлынуло.
Отчаяние. Желание. Страх.
Любовь.
Напоминание о том, как я ее люблю, ударяет с болезненной силой. Люблю всякую – невозможную, ожесточенную. Мне нравится, какой нежной она становится наедине со мной, какой доброй она бывает в тихие минуты, как она без колебаний всегда встает на мою защиту.
Я люблю ее.
Сейчас она стоит совсем близко, вопросительно глядя на меня… В голове бьется одна мысль – хочу, чтобы она всегда была в моей жизни!
И все равно я молчу и не двигаюсь. Джульетта не уходит. Я вдруг спохватываюсь, что она ждет ответа.
– Да, конечно, – быстро отвечаю я. – Это не срочно.
Но она всматривается мне в лицо:
– Что случилось?
Покачав головой, беру ее за руку – нежно, так нежно… Джульетта подходит ближе, и мои руки смыкаются поверх ее обнаженных плеч. Чувствую, как от этого простого движения меняется ее настрой. От этого прикосновения она дрожит. Мои ладони скользят по ее рукам, и от ее реакции мои чувства будто срываются с поводка. Ее отклик на мое прикосновение каждый раз поражает меня до глубины души – сознание, что она неравнодушна ко мне, что она хочет меня.
Может, она поймет, с безумной надеждой думаю я. Мы через столько прошли, столько преодолели, может, преодолеем и это?
Может, она поймет?
– Аарон?
Кровь бурлит в жилах, горячая и быстрая. Кожа Джульетты мягкая и пахнет лавандой. Отстраняюсь на дюйм, чтобы поглядеть на нее, и провожу по нижней губе большим пальцем. Рука сама с собой скользит к затылку…
– Привет, – говорю я.
И она подается ко мне в ту же долю секунды. Она целует меня без стеснения, без колебаний, обняв за шею. Меня будто подхватывает каким-то потоком, и я забываю обо всем. Полотенце падает на пол.
От неожиданности я отступаю на шаг, глядя на Джульетту. Сердце бешено бьется в груди. Я уже не помню, что хотел сделать.
И тогда она подходит ко мне, приподнимается на цыпочки и мягко тянет меня к себе, сама нежность и тепло, и я обнимаю ее, не в силах противиться, забывшись в гладкости ее обнаженной кожи. Я по-прежнему полностью одет, а она нагая в моих объятиях: от этого все делается еще нереальнее. Джульетта мягко теснит меня назад, продолжая целовать, ищет мое тело под слоями одежды, и через секунду я падаю спиной на кровать, ловя воздух ртом. А она забирается сверху.
И я, кажется, теряю разум.
Джульетта
Кажется, это способ умереть.
Я могу утонуть в этом миге и никогда не пожалею об этом. Я могу воспламениться от поцелуя и с радостью превращусь в пепел. Я могу жить здесь и умереть здесь, прямо здесь, прильнув к его бедрам и губам. Утонуть в океане чувств в его глазах, когда он погружается в меня, и наши сердца бьются в унисон.
Это навсегда. Это…
Он снова целует меня, иногда хватая воздух горячим ртом рядом с моей кожей, и я пробую его вкус, его рот, его шею, твердую линию подбородка, и он подавляет стон, отстраняется, боль и удовольствие сплетаются вместе, когда он входит глубже, сильнее, его мышцы напрягаются, тело становится каменно-твердым. Одной рукой поддерживая мою шею, другой подхватывает меня под бедро и соединяет нас в единое целое, наполняя меня невероятным удовольствием, не сравнимым ни с чем, что я знала в жизни. Оно безымянно, неизведанно, его невозможно предсказать – оно всякий раз разное.
Сегодня в Уорнере есть что-то дикое и прекрасное, и я не могу объяснить необычность его прикосновений – то, как его пальцы медлят на моих лопатках и изгибе поясницы, будто я могу в любой момент исчезнуть, будто мы прикасаемся друг к другу в первый и последний раз.
Закрываю глаза и отпускаю себя.
Линии наших тел совпали. Волна за волной накатывают лед и пламя, и я то таю, то загораюсь, и его губы щекочут мне кожу, а сильные руки окружают меня кольцом любви. Я парю в воздухе, под водой, в космосе, и все одновременно, время остановилось, отброшены любые «нельзя», и мне никогда не было так спокойно и надежно, я нигде не чувствовала себя настолько любимой и защищенной, как здесь, в слиянии наших тел.
Я теряю ощущение времени.
Теряю ощущение собственного разума.
Знаю только одно – пусть это длится вечно.
Уорнер что-то говорит мне, гладя мое тело, его слова негромки и отчаянны, шепот ласкает слух, но я едва различаю слова из-за стука собственного сердца. Однако я вижу, как ходят у него мышцы под кожей рук, когда он пытается остаться здесь, со мной…
Он громко выдыхает и зажмуривается, скомкав в кулаках простыни, а я поворачиваюсь к нему и веду кончиком носа по линии его подбородка, вдыхая его запах, прижимаясь к нему, каждый дюйм моей кожи изнывает от желания и призыва, и…
– Я люблю тебя, – шепчу я.
Хотя разум, по ощущениям, отделен от тела.
Хотя в голове взрываются звезды и обжигающий жар наполняет вены.
Я повержена и потрясена каждый раз, каждый раз…
Это ураган чувств, блаженство с привкусом смерти. Глаза сами собой закрываются, добела раскаленный металл вскипает под закрытыми веками, и я подавляю желание громко назвать имя Уорнера, и мы содрогаемся вместе, распадаясь и восстанавливаясь одновременно, и он шепотом выдыхает:
– Джульетта…
Как я люблю смотреть на его обнаженное тело…
Особенно в эти тихие, нежные минуты. Время между сном и реальностью – мое любимое. В зыбком полусне есть своя прелесть – постепенное возвращение формы к действию. Я поняла, что люблю эти минуты в основном за мягкость их наступления. Так ласково…