Она часто говорила о моем лице.
В нем есть нечто этакое, повторяла она, чего она не выносит. Что-то в глазах, в том, как я на нее смотрю, в самом факте моего существования. Она твердила мне не смотреть на нее. Она всегда кричала мне это. Будто я могу на нее напасть. «Перестань на меня смотреть, – кричала она, – сейчас же перестань!»
Однажды она сунула мою руку в огонь. Просто чтобы посмотреть, обгорит она или нет, объяснила она. Проверить, нормальная ли это человеческая рука или нет, сказала она.
Мне тогда было 6 лет.
Я это помню, потому что это был день моего рождения.
– Ничего, – говорю я, когда Кенджи возникает у меня на пороге.
– Чего – ничего? – Кенджи успевает поставить ногу в дверь и протиснуться в комнату. – Что происходит?
– Ничего, я ни с кем из вас не хочу говорить. Уходи, пожалуйста. Или катись к черту, мне дела нет.
Кенджи потрясен, будто получил пощечину.
– Ты что? Ты это серьезно?
– Меньше чем через час мы с Назирой идем на симпозиум. Мне нужно подготовиться.
– Что случилось? Что с тобой, Джей? Что творится?
Я поворачиваюсь к нему:
– Со мной что творится? А ты будто не знаешь?
Кенджи проводит рукой по волосам.
– Ну, я слышал, конечно, что случилось у вас с Уорнером, но я же только что видел, как вы целовались в коридоре, так что я не знаю, что и думать…
– Он лгал мне, Кенджи, лгал с самого начала. О многом лгал. Как и Касл. Как и ты…
– Чего? – он хватает меня за локоть, когда я отворачиваюсь. – Я тебе ни в чем не солгал! Меня не приплетай! Я к этому вообще не имею отношения! Черт, да я еще не решил, что сказать Каслу за то, что ни разу мне ни полслова…
Я замираю со сжатыми кулаками. Поднявшийся гнев лопается, уступая место внезапной надежде.
– Ты к этому непричастен? – переспрашиваю я. – Касл тебя не посвятил?
– Я понятия не имел об этом безумии, пока Уорнер вчера не поделился.
Я колеблюсь. Кенджи закатывает глаза.
– Как мне тебе доверять? – спрашиваю я тоненьким голосом, совсем как у ребенка. – Все мне лгут…
– Джей, – качает головой Кенджи, – прекращай. Ты меня знаешь, я попусту болтать не привык. Не мой стиль.
Я сглатываю, чувствуя себя совсем маленькой и сломленной. Глаза щиплет, очень хочется плакать.
– Клянешься?
– Эй, – мягко говорит Кенджи, – иди сюда, детка.
Я нерешительно шагаю к нему, и он обнимает меня теплыми, сильными, надежными руками. Никогда еще я не была так благодарна за его дружбу, за его постоянное присутствие в моей жизни.
– Все будет хорошо, – шепчет он, – я тебе говорю.
– Лгун, – всхлипываю я.
– Ну, пятьдесят процентов вероятности, что будет!
– Кенджи?
– Ну?
– Если я узнаю, что ты мне соврал, клянусь богом, я тебе все кости переломаю!
Кенджи усмехается:
– Ну-ну.
– Я не шучу.
– Угу, – он треплет меня по бритой голове.
– Переломаю.
– Знаю, принцесса, знаю.
Еще несколько секунд тишины.
– Кенджи, – тихо говорю я.
– М-м?
– Они собираются уничтожить Сорок пятый сектор.
– Кто?
– Все.
Кенджи отстраняется и приподнимает бровь.
– Кто все?
– Все остальные лидеры, – объясняю я. – Назира рассказала.
Неожиданно Кенджи расплывается в широчайшей улыбке.
– Так Назира, значит, за нас? В нашей команде? Пришла тебе на выручку?
– Боже, Кенджи, сосредоточься, наконец!
– Я только говорю, – он выставляет ладони, – что девица адски прекрасна!
Я стараюсь не рассмеяться и смахиваю выкатившиеся слезинки.
– Итак, – кивает он мне, – в чем суть вопроса? Детали? Кто приезжает, когда и как?
– Не знаю, – отзываюсь я, – Назира еще выясняет. По ее прикидкам, все случится на следующей неделе. Детки слетелись следить за мной и стучать, а на симпозиум пойдут, потому что лидерам хочется знать, как среагируют руководители секторов на мое появление. Назира считает, на основании их реакции родители наших «гостей» будут планировать свои дальнейшие действия. По-моему, у нас в запасе считаные дни…
Глаза у Кенджи лезут из орбит:
– Вот черт…
– Но наряду с уничтожением Сорок пятого сектора они планируют каким-то образом захватить меня. Оздоровление, оказывается, хочет меня вернуть.
– Вернуть куда? На дальнейшие опыты, пытки? Что еще они хотят сделать с тобой?
Я качаю головой:
– Понятия не имею. Я вообще не знаю, кто эти люди. Моя сестра, – эти слова звучат для меня незнакомо и странно, – до сих пор подвергается издевательствам. Вряд ли меня ждет торжественное воссоединение семьи…
– Вау! – Кенджи трет лоб. – Драма выходит на новый уровень.
– Да уж.
– И что нам делать?
– Не знаю, Кенджи. Раз они намерены перебить население Сорок пятого сектора, получается, у меня нет выбора…
– В смысле?
Я поднимаю взгляд.
– В смысле, мне придется нанести удар первой.
Уорнер
Сердце панически бьется, руки влажные и дрожат, но у меня нет времени себя успокаивать. Откровения Назиры чуть не лишили меня рассудка – могу только молиться, чтобы она ошибалась. Могу только надеяться, что все это окажется чудовищной ошибкой, потому что нам некогда с этим разбираться. Я больше не могу выделять время в своем плотном графике для зыбких, ненадежных человеческих эмоций.
Отныне я останусь здесь.
В одиночестве.
Сегодня я буду только солдатом – идеальным роботом, если понадобится, и встану в полной боевой готовности с ничего не выражающими глазами, когда наш Верховный главнокомандующий Джульетта Феррарс выйдет на сцену.
Сегодня мы все в сборе – ее маленькая армия, ее личная гвардия – я, Делалье, Касл, Кенджи, Иан, Алия, Лили, Брендан, Уинстон. Даже Назира с Хайдером, Лена, Стефан, Валентина и Николас стоят рядом с видом сторонников, когда Джульетта начинает свою речь. Нет только Сони, Сары, Кента и Джеймса – они остались на базе. Кента сейчас мало что волнует, но Джеймса он старается держать в безопасности, и я его не виню. Иногда я жалею, что не могу тоже уйти подальше от такой жизни.
Зажмуриваюсь, заставляя себя успокоиться.
Я лишь хочу, чтобы все побыстрее закончилось.
Место проведения симпозиума, который бывает раз в два года, весьма прихотливо меняется, но в честь нового Верховного главнокомандующего событие перенесли в Сектор 45 – целиком заслуга Делалье.
Наша маленькая группа пульсирует энергией разного рода и интенсивности, но все так переплетено, что я не могу отделить страх от апатии. Поэтому я сосредотачиваюсь на аудитории и нашем лидере – их реакция важнее. За все мероприятия и симпозиумы, которые я посетил, я никогда не ощущал такой наэлектризованности толпы, как сейчас.
В зале 554 командира секторов, но с ними явились супруги и даже наиболее приближенные подчиненные. Беспрецедентно: ни одного отклоненного приглашения. Никто не хочет упустить возможности познакомиться с новым семнадцатилетним лидером Северной Америки. Всем любопытно. Все в нетерпении. Волки в овечьей шкуре, они готовы разорвать на части юную девушку, которую фатально недооценивают.
Если сила Джульетты не обеспечит ей неуязвимость, тогда я очень беспокоюсь за ее безопасность – как она будет стоять одна, без всякой защиты, перед целым залом врагов. Население сектора за нее, но остальные секторы меньше всего хотят дестабилизации и еще того менее – угрозы, которую Джульетта представляет для их постов при Оздоровлении. Мужчинам и женщинам, сидящим сейчас перед ней, платят за верность режиму. В них нет сочувствия к ее делу, к борьбе за простой народ.
Я не берусь предположить, долго ли ей дадут выступать, прежде чем вцепятся в нее.
Но долго ждать не пришлось.
Едва Джульетта начинает говорить – о многочисленных ошибках Оздоровления и о необходимости нового старта, как в аудитории поднимается гул. Люди вскакивают и трясут кулаками, а я смотрю и как будто не понимаю, что происходит, когда они кричат на нее, – все происходит словно в замедленной съемке. Но Джульетта и бровью не ведет.
Уже шестнадцать человек в зале что-то выкрикивают стоя, а она продолжает говорить. Вот с ревом поднимается ползала, гневные слова летят в ее сторону. Я чувствую, как в Джульетте растут гнев и отчаяние, но она не отступает. Чем больше протестует зал, тем громче она говорит, практически кричит. Я смотрю то на нее, то на толпу, решая, что предпринять. Кенджи перехватывает мой взгляд – мы понимаем друг друга без слов.
Пора вмешаться.
Джульетта раскрывает планы Оздоровления уничтожить языки и литературу, коротко касается своего намерения вывести гражданских из бараков, а когда она начинает говорить о проблемах климата, в зале гремит выстрел.
Секунду царит абсолютная тишина, а затем… Джульетта отклеивает сплющенную пулю ото лба и бросает на пол. Тихое звяканье металла о мраморную плиту эхом отдается в зале.
Начинается массовый хаос. Больше пяти сотен человек вскакивают, крича на Джульетту, угрожая ей, направляя на нее оружие. Обстановка выходит из-под контроля.
Раздаются выстрелы – мы опаздываем, потратив несколько драгоценных секунд на обдумывание нового плана. Брендан падает на пол и страшно хрипит, Уинстон кричит, схватившись за бок…
Джульетта вдруг словно застывает, и мое восприятие тоже замедляется.
Я ощущаю перемену в ней еще до внешних проявлений. Воздух словно оказывается насыщен статическим электричеством. От Джульетты идет жар. Сила рвется из нее невидимыми лучами, точно молния, готовая к удару. Нет времени что-то предпринять – я успеваю только задержать дыхание, когда Джульетта вдруг…
Кричит.
Протяжно, громко, неистово.
На секунду мир утрачивает четкость – все окаменели, замерев на месте. Помню изогнутые тела, искаженные злые лица – время будто остановилось.
Доски пола подскакивают как подброшенные – некоторые разлетаются в щепки – и с оглушительным треском раскалываются о стены. Светильники опасно раскачиваются, плафоны падают и бьются о пол.