— Мия, сегодняшний вечер. Мы их поймали, заставили заплатить, я не позволю подобному дерьму повториться. Я защищу тебя. И Лекси. Клянусь, — твердо заявил он.
Я печально покачала головой.
— Защищать мою дочь — моя работа, — тихо возразила я. — Защищать ее означает не ставить в ситуации, когда она вполне может стать жертвой перестрелки. Не ставить ее в ситуации, когда она лжет полиции, чтобы выгородить твой клуб.
От этих слов Зейн замер.
Я замолчала на секунду, готовя сердце к необходимому разрыву.
— Независимо от моих чувств к тебе и того, что между нами, моя дочь строит на первом месте. Всегда. Для ее защиты я сделаю все.
Даже разобью себе сердце. Со слезами на глазах я снова встретилась взглядом с Зейном. Его челюсть была тверда, а глаза на этот раз беззащитны. В них мерцали эмоции, которые обычно только мелькали под поверхностью, намекая на истинные глубины. Теперь они были выставлены на всеобщее обозрение, и мне пришлось на мгновение закрыть глаза.
Легким, как перышко, прикосновением Зейн провел по моей щеке к виску.
— Открой глаза, Мия, — прошептал он.
Не выдержав, я открыла.
— Случившееся сегодня больше никогда не повторится, — в его голосе звучала ярость. — О проблеме позаботились. Хотя, ты должна была бы это знать. Клуб — часть меня. Клуб — это я. Жилет делает меня тем, кто я есть. — Он кивнул на пол, где лежал кусочек кожи.
Он говорил мне, что никогда его не снимет. Никогда не покинет клуб, убивший его брата. Сегодня в людей стреляли. Но каким-то странным образом я его понимала. То, что вы любите, никогда не бывает идеальным. Иногда оно откровенно уродливо. Но таков способ любви. Дело не в чувстве, не в эстетике и даже не в разуме. Зейн любил свой клуб. Своих братьев. Никто и никогда не смог бы оторвать его от клуба. Как он и сказал, он был клубом. Любить его — означало любить клуб. Я любила его, каждый его дюйм. Мне нравились сломанные части, которые он, казалось, мог открыть только мне. Мне даже нравился клуб. Их чувство семьи, верности. Но дело было не только во мне. Я не была эгоисткой. Не могла заткнуть голос разума. Мне пришлось держаться за эти оправдания, потому что я шла ко дну.
Должно быть, он увидел это на моем лице, потому что все его тело напряглось, отгородилось броней, и на мгновение он закрыл глаза. Я коснулась его лица, запоминая каждую черточку.
— Зейн, — прошептала я, и он открыл глаза. — Если бы дело было только во мне, я осталась бы с тобой, несмотря ни на что. Я бы доверила тебе свою жизнь, — пообещала я. — Но дело не только во мне. Ты обещаешь, что такого больше не повторится, но я не могу так рисковать. Ради тебя, ради нас я бы рискнула. Но не жизнью моей дочери, — тихо закончила я. В глаза я ему не смотрела. Не могла.
Зейн ласково приподнял пальцами мой подбородок, чтобы я посмотрела ему в глаза. Я приготовилась к ярости. К прощальному убийственному взгляду. Но ничего этого не было. Его взгляд был суровым, за ним что-то скрывалось. Но я видела и нежность. Любовь. И чуть не задохнулась от этого.
— Ты чертовски хорошая мама, детка. Защищаешь свою девочку. Я понимаю, — выдавил он, будто ему было физически больно говорить. — Сейчас я тебя трахну. Попробую каждый дюйм тебя в последний раз, чтобы запечатлеть в своих воспоминаниях. Так что ты будешь чувствовать меня спустя несколько недель, — прорычал он.
Потом не было ничего. Никаких слов. Его рот предъявил на меня права. Это отличалось от любого другого раза. Я не думала, что может быть лучше. Но оно было. Зейн ничего не скрывал; он отдавал мне всё. И всё принимал. Я цеплялась за него изо всех сил. Желая, чтобы этот момент, эта ночь длилась вечно, чтобы мне не пришлось прощаться. Вот чем это было. Прощанием. Он занимался со мной любовью бесчисленное количество раз, поклоняясь каждому дюйму моего тела, обладая им. Позже, в предрассветные часы он прижал меня к груди, окружая своим теплом, своей силой.
— Спи, детка, — нежно приказал он.
И хотя я не хотела сдаваться силе, опускающей мои веки, я не выстояла. Я уплыла слишком далеко, чтобы услышать его шепот:
— Люблю тебя, детка, до луны.
А когда я проснулась, он уже исчез. Забрав с собой большую часть меня.
Булл
В момент, когда прозвучали первые выстрелы, его сердце полностью остановилось. Он уже смотрел на Мию, и его буквально разрывала ярость. Не потому, что Гейдж прикасался к ней, хотя это тоже послужило катализатором, а главным образом потому, что на его месте был не Булл. Он не мог улыбаться и смеяться, кружа ее под дурацкую песню. Лишь пение Лекси могло сделать эту песню менее глупой. Его раздражало, что он не мог рассмешить Мию, сделать то же, что и Брок для Эми. Даже Кейд, который не танцевал, а бормотал что-то Гвен, свернувшейся клубочком у него на коленях. Булл был не способен даже на такое. Его прошлое, его демоны испортили его так сильно, что он даже не мог дать любимой женщине то, что она заслуживала. Не мог быть тем, кем был прежде. Он наблюдал, как Мия идет к нему с легкой улыбкой. Даже понимая, чего он ее лишает, она все равно улыбалась, все равно брала то, что он мог ей дать. Господи, можно ли любить ее еще сильнее.
Поэтому, увидев ее стоящей среди людей, в которых летели пули, он не мог думать. Не мог пошевелиться. Он замер от ужаса. Только на секунду, потом он поднялся. Обрел голос.
— Мия! Кто-нибудь, уведите Мию! — отчаянно закричал он, наблюдая, как она разворачивается и бежит к сцене.
Она с легкостью уклонялась от каждого из его братьев, ею двигало отчаяние. Он наблюдал, как Гейдж, наконец, схватил ее. Никогда еще Булл не был так счастлив видеть Мию в объятиях другого мужчины, как в тот момент. Его ужас переместился на Лекси. Его девочка стояла на гребаной сцене. Каждая часть его кричала, что он должен быть рядом, защищать своих девочек. Вихрь мыслей немного улегся, когда Киллиан прикрыл Лекси.
Удостоверившись в их относительной безопасности, он пришел в движение, вытащил пистолет и начал стрелять. Даже не удосужившись пригнуться. Ублюдки все равно уезжали. Ему показалось, что он попал в последнего беглеца, но полной уверенности не было. Как только опасность миновала, он не бросился в погоню, как некоторые из братьев. Он помчался к своим девочкам. Попытался проглотить горький страх, отравлявший каждый дюйм его тела. Когда он, наконец, добрался до Мии, и она стала бороться с ним, как банши, Булл немного расслабился. Она сопротивлялась, кричала, дралась. Значит, была жива. Как только он изучил каждый дюйм ее великолепного тела, чтобы убедиться, что она не пострадала, то почувствовал, что может сделать вдох.
— Пусти меня к дочери, — потребовала она неузнаваемым голосом, полным ужаса. Он вздрогнул и ощутил тот же ужас при мысли о Лекси. Его взгляд упал на девушку, поднимающуюся со сцены с помощью Киллиана.
— Мама! — закричала она и побежала к ним.
Булл отпустил Мию, чтобы она могла обнять дочь. Он с облегчением наблюдал, как невредимая Лекси ответила на объятия. Не в силах удержаться, он коснулся ее золотистой головки и закрыл глаза, вознося благодарность кому-то, что они обе в порядке.
Их взгляды с Мией встретились. Впервые в жизни глаза его женщины были суровыми. При виде этого Булл сдержался от содрогания, попытавшись передать своим взглядом молчаливое извинение, молчаливое признание того, как сильно он любит обоих.
Затем ушел. Потому что ему пришлось. Он должен был наказать мразей, убивших его брата. Стрелявших в две его причины, из-за которых он хотел жить. Не существовать. А жить. Любого, кто пытается погасить этот свет, ждала смерть.
Булл встретил Кейда перед складом, который они зачищали. Или, точнее, этим занимались проспекты.
— Все кончено? — спросил Кейд со стальным блеском в глазах.
Булл кивнул.
— Позаботился обо всех до последнего, — заверил он своего президента. Он получал удовольствие, наблюдая, как жизнь утекает из ублюдков. Огромное удовольствие.
— Мы чисты? — добавил Кейд, одобрительно кивнув.
Булл посмотрел на него. Взгляд, который сказал то, что нужно. Булл ни за что не позволил бы этому нанести удар по клубу.
Кейд кивнул, с усталым видом проводя ладонью по щетинистому подбородку.
У Булла не было времени разбираться со всем этим дерьмом, ему нужно было вернуться к семье. Кейд схватил его за руку.
— Твои девочки хорошо справились сегодня, — сказал он ему.
Булл кивнул.
— Они сильные. Обе. Любят тебя. Любят клуб, — продолжил Кейд.
Булл несколько секунд смотрел на Кейда, и тот его отпустил.
— Спасибо, брат, — пробормотал он.
Булл принял душ перед тем, как пойти к Мии. Не хотел тащить грязь того, что он сделал, в дом, который она создала с Лекси.
При виде Киллиана и Лекси, спящих на диване, он остановился. Бросил все силы на то, чтобы не вышвырнуть парня из дома. Тогда он бы разбудил Лекси. В сознании невольно возникло воспоминание о Киллиане, прикрывающем ее своим телом. Он вынудил себя пройти мимо них.
Все исчезло, когда он, наконец, лег в постель с Мией и обнял ее. Потом все рухнуло, когда он понял, что она делает. Он не винил ее. Ни на гребаную секунду. Черт, он уважал ее за это до чертиков. Ее поступок заставил его любить ее еще больше. Он знал о ее чувствах. Она была паршивой лгуньей и в лучшие времена, и ее глаза не лгали, по крайней мере, когда он был внутри нее. Или когда она смотрела на него с Лекси, думая, что он ничего не замечает. Так что, он понимал. И если ее чувства к нему походили на то, что он испытывал к ней, Булл знал, что они разрывали ее на части. Вот почему он не боролся. Ему хотелось этого до смерти. Хотелось никогда не отпускать ее, пока его самого не заберет Жнец. Никогда не переставать любить ее до самой смерти. Но он не мог. Она защищала свою дочь. Делала то, на что у него не хватило сил. Потому что, несмотря на то, что мудаки, стрелявшие в них, лежали в земле, они нанесли по ним смертельный удар здесь, прямо в постели Мии.
После того, как он занялся с ней любовью, запомнил каждый дюйм ее прекрасного тела, она устроилась в его объятиях. Булл прижал ее к себе. Почувствовав, что она засыпает, он, наконец, пробормотал слова, которые так хотел сказать.