мире. Просто знали, что они есть… но как-то не зацикливались на этом.
Возможно, если бы девушка более вдумчиво анализировала проблемы личной безопасности, она бы никогда не решилась сунуться в незнакомый мир, поддавшись на интригующие рассказы совершенно незнакомого человека. Сунулась вот… и что в итоге? В неё стреляли, её сделали рабыней (да, это оказалось фикцией, но ведь могло выйти и иначе), она попала в гущу самого настоящего сражения с лужами крови и кучей трупов. И вот теперь это место, формально безопасное, а на деле наводящее ужас.
Их путь, начавшийся в крошечном селе на границе эльфийского леса, завершился здесь. Три дня — не так уж и много по местным меркам, но для городской жительницы дорога показалась почти бесконечной. Фаррел большей частью отмалчивался, предпочитая зыркать по сторонам в поисках одному ему ведомых угроз. О причине своей болезненной осторожности он толком ничего не сказал, так, пара намеков, не более. Лена уяснила только то, что и дома, на Земле, и здесь им грозит какая-то опасность, по сравнению с которой отряд тэна Мак Ибера казался не более чем шайкой малолетних хулиганов. Причём — это опять-таки не столько из прямых объяснений, сколько из случайно обронённых фраз — опасность грозила скорее Лене, чем её спутнику.
Она, набравшись наглости, потребовала конкретики. Но Фаррел лишь пожал плечами, заявив, что лес — это не то место, где имеет смысл пускаться в длительные беседы. Вот, мол, прибудем в пункт назначения, тогда и поговорим.
Прибыли. И что?
Пожалуй, если («когда» — поправила она себя) ей удастся рассказать об этом месте парням, что тратят массу времени на участие в полевых играх, ей попросту не поверят. Вернее, не поверят стопроцентно — и, одновременно, будут испытывать острое чувство зависти. Потому что место, куда они приехали с Фаррелом вчера утром, представляло собой олицетворение мечты любого ролевика, отдающего предпочтение фэнтезийному антуражу.
Крепость. Древняя, но лишённая того налета искусственности, который неизбежно ощущается при посещении замков-музеев в тех же Испании, Франции или любой другой стране, где лошадей давно сменили машины, где компьютеры стали заурядным предметом интерьера. Эта цитадель, буквально вросшая в скалу, пережила немало войн — но и неискушенному взгляду сразу становилось ясно, что история укрепления теми войнами отнюдь не закончилась. Высокие стены, местами собранные из кирпича, местами — из могучих валунов, а кое-где и вовсе представлявшие собой кое-как обработанные фрагменты природной скалы, производили впечатление необоримой мощи. Здесь не было никаких декоративных элементов, изящных башенок, развевающихся флагов, цветных витражей — всё было подчинено функциональности и надёжности. Тяжёлые ворота, собранные из толстых, потемневших от времени досок, и окованные металлическими полосами, решётка, опустившаяся за их спинами, немногочисленная суровая стража, закованная в доспехи так, что из-под металла не проглядывало ничего, кроме настороженных глаз. Узкие коридоры, в стенах которых часто попадались бойницы, откуда, в теории, должны были лететь арбалетные болты в тех, кому удалось бы прорваться во внутреннее пространство цитадели. Мебель в помещении, выделенном Лене, была такой же суровой и надёжной — узкая деревянная кровать с толстым и довольно мягким матом, грубо сколоченный стол (с оставшейся после завтрака посудой) и такой же табурет. Сама комната — если это место можно так назвать — крошечная, два на два метра, не более. Кажется, что она целиком вырублена в скале, пол, стены и потолок носят следы инструментов, никаких окон… двери, кстати, вообще нет, её заменяет кожаная занавеска, создающая лишь иллюзию уединения. Правда, пока её вели в это пристанище, Лена видела и другие помещения, двери которых, пожалуй, вынесли бы и удар тарана. Но гостям, в том числе и желанным, двери, вероятно, не полагались по статусу.
Неуютное место, что и говорить. Слишком уж похожее на тюрьму… Лене в тюрьмах бывать не доводилось, но её представление о средневековых темницах было именно таковым. Только вот как же в темнице — да без двери? Дверь обязательно нужна, да с окошечком, чтобы грубый стражник мог просунуть миску с отвратительной похлёбкой, дабы несчастный узник не отправился преждевременно в мир иной. А раз двери нет — стало быть, сохраняется некая иллюзия свободы.
Может, именно поэтому и прикрывает вход эта шторка? Чтобы уважаемые гости не чувствовали себя пленниками?
Лена села на кровать — стоять было не слишком комфортно, Фаррелу здесь и вовсе приходилось бы сгибаться в три погибели, поскольку потолок комнатки был рассчитан на местных жителей, а не на высокого мужчину. Она, допустим, не цепляла макушкой каменный свод, но ощущение того, что резко поднявшись на цыпочки, можно набить себе основательную шишку, комфорта не добавляло.
Несмотря на отсутствие окон, в помещении было довольно светло. К стене была прибита массивными то ли гвоздями, то ли уже костылями, небольшая бронзовая хреновина, на которой лежал ничем не закреплённый шар диаметром сантиметров десять, источавший мертвенно-голубоватый холодный свет. Лена не имела ни малейшего представления, что это было за устройство. Учитывая некоторые особенности этого мира, скорее всего, тут присутствовала некая магия.
Каждый современный человек прекрасно себе представляет, что такое магия. Магия — это дядьки в бесформенных балахонах, способные создавать огненные шары и ветвистые молнии, умеющие залечивать раны столь же легко, сколь и наносить их, черпающие знания в древних книгах, общающиеся друг с другом посредством хрустальных шаров и придающие большое значение россыпи рун или… В общем, магия вливается в повседневную жизнь из книг и фильмов, компьютерных игр и всякого рода телевизионных шоу, где вполне заурядные на вид люди называют себя белыми ведьмами, чёрными магами или потомственными шаманами. В магию мало кто верит — большинство предпочитает доверять компьютеру, кредитной карте, автомобилю, холодильнику, телевизору — то есть, вещам обыденным и привычным. Хотя мало кто задумывался, что если жителю, скажем, пятнадцатого века показать взлетающий «Боинг», вряд ли его удастся убедить, что перед ним не дракон.
Оказавшись в Эллане, девушка поняла, что с магией здесь дело обстоит примерно так же. Это инструмент, привычный, в чём-то удобный, в чём-то капризный. Как и по части внутренностей утюга и телевизора, магическими предметами, вроде этого светильника, могли пользоваться все, а вот разбирались в них единицы. Наверное, к этому несложно будет привыкнуть… только вот привыкать как-то не слишком хотелось. Хотелось домой. В мир, где подобные крепости превращены в музеи, люди в доспехах — актёры, играющие роли, а светящиеся шары скрывают где-то внутри батарейку. И, кстати, упомянутые актёры всё-таки люди. А не эти…
Она в который раз ощутила, как по коже пробежала волна холода. Может, Фаррел и прав. Может, спустя какое-то время, она научится воспринимать хозяев этого места как… ну, не как людей, это уж вряд ли, но хотя бы как вполне обычное явление. Негры или, говоря политкорректно, афро-кто-то-там, в первый момент производят впечатление совершенно другой сущности. Но привыкаешь быстро. С Леной в одной группе учился один такой. Почти свободно, лишь с незначительным акцентом, говорящий по-русски, Тедди наравне со своими белыми приятелями увлечённо хлестал водку, с явным пониманием сути рассказывал анекдоты про негров, да и сам этот термин давно уже не воспринимал как попытку расовой дискриминации.
С другой стороны, Тедди, несмотря на лаптеобразные губы, тёмный цвет кожи и дреды[61], всё-таки был человеком. Чего явно нельзя сказать о хозяевах крепости. Когда один из стражников снял глухой шлем, она невольно рванулась назад, спрятавшись за спину Фаррела. Воин тут же оскалился, продемонстрировав не помещающиеся в пасти желтоватые клыки в палец толщиной, и Лене потребовалось немало времени, чтобы осознать (а точнее — попытаться поверить заверениям всадника), что это — всего лишь доброжелательная улыбка. Но одно лишь воспоминание об этой «улыбке» вызывало нервную дрожь.
Невысокие, очень широкоплечие существа обладали серой с прозеленью кожей, сверкали лимонно-жёлтыми глазами и переговаривались между собой на языке, больше всего напоминавшем карканье очень хриплого воронья. Но, несмотря на устрашающий внешний вид, гостей они встретили дружелюбно, а тот воин, что снял шлем при виде Фаррела, и вовсе облапил всадника как старого друга, на мгновение оторвав того от земли.
— Ррадости в твой дом, Оррин, — прогудел он, явственно растягивая «р». — Хоррош тот день, когда прриходят старрые дррузья.
— И я рад встрече, Урмас, — улыбнулся всадник. — Хотя и не могу сказать, что прибыл с добрыми вестями.
— Еррунда, — фыркнул воин. — Ты жив, я жив, пиво в наших погрребах не иссякло, а что до твоих вестей — так то, не иначе, как насчет очерредной добррой дрраки?
— Угадал. Тебя это не огорчит?
Коротышка пожал плечами настолько, насколько это было возможным при его комплекции.
— Дррака от нас не уйдет, мы от неё тоже. Стоит ли говоррить о таких мелочах?
— Прикажи усилить посты.
— Рразумеется. Когда на порроге появляется горревестник, посты — это перрвое, о чём стоит поррадеть.
— Не знал, что меня тут так прозвали, — нахмурился Фаррел. — Видят боги, я не хотел накликать беду на ваш народ.
— Э, дрруг, не омррачай ррадость встрречи такими рречами. Я вижу, ты прривёл рребёнка? Не думаю, что ты прритащил бы дитя туда, где намечается дррака. И давай поговоррим о делах потом. Сперрва надо отметить встрречу.
— Отметить — дело доброе, — кивнул Фаррел. — это мы обязательно. А что до моей спутницы… познакомься, Урмас, это Лавена, она под моей защитой. Лавена, перед тобой суарр[62] Урмас Растер, абсолютный владетель этой и ещё пары таких же крепостей, благородный тэн, по местным меркам, чей род древностью не уступает королевскому.