— Как вы поняли, что у вора картины? — спрашивает меня безопасник, ощупывая подозрительным взглядом.
— У него торчало полотно из кармана, — пожимаю плечами. — А когда громкоговорители объявили о пропаже картины, я состыковал одно с другим. Подошел к молодому человеку уточнить, но он вдруг закричал и стал невидимым. Вот я его и задержал.
— Сломав ногу? — скептически изгибает бровь безопасник.
— Так получилось, — делаю невинное лицо. — Он же был невидимый, я не видел куда бил.
Безопасник еще что-то хочет спросить, но тут раздается хриплый старческий возглас:
— Где он? Где спаситель моего «Утра»? — в кафе едва не вбегает Галина Константиновна, таща за собой девушку-поводыря, хотя должно быть ровно наоборот. Подслеповатые глаза щурятся.
— Вот сюда, Галина Константиновна, — говорит служанка, перехватывая инициативу у своей строптивой подопечной. — Вот этот господин. Ведь так? — спрашивает безопасника.
— Так, сударыня, — хмуро отвечает тот.
— Ага, — кивает слепая княгиня. — Представьтесь, пожалуйста, спаситель.
— Арсений Всеволодович Беркутов, Ваше Сиятельство, — с готовностью отвечаю.
— Молодой! — удивленно восклицает княгиня.
— Бабушка! — в это время в кафе входят две мои женушки — ненаглядные Анфиса и Люда. — Куда ты так убежала?
Мое сердце начинает стучать как дятел. Появление сразу обеих жен вызывает умиление и сладкую истому в груди. Да, они красивы. Нежные лица, здоровая кожа, статные фигуры впечатлили бы любого. Но для меня единственное значение имеет то, что это родная красота. Красота, на которой я женился. И теперь мне снова нужно завоевать СВОИХ женщин? Как это странно.
— Фиса, Люд, знакомьтесь, это юный Арсений Беркутов, — княгиня подтягивает внучку с подругой к нашей беседе. — Он спас «Тройку» с «Утром».
— Вот как! — удивленно вскидывает брови Анфиса, Люда же смотрит на меня более благосклонно. — Спасибо вам, Арсений.
— Слишком много благодарности за обыкновенный поступок, — улыбаюсь. — Эти шикарные произведения искусства должны радовать глаза на выставках, а не прятаться от людских глаз в наворованных коллекциях.
— Любите картины? — княгиня хватается за мои слова. — Пойдемте тогда вниз, полюбуетесь на шедевры Краснова.
— Премного благодарен. Мы с моим другом Раулем как раз хотели после кафе, но не успели.
— Тогда сейчас наверстаете, — Галина Константиновна цепко берет меня за локоть и тянет к выходу. — Фиса, Люда, пойдемте. Ну и друг ваш пусть двигается с нами.
Барышни следуют за нами, с любопытством поглядывая на меня. По пути окликаю Рауля, и француз торопится к выходу. Представляю техножреца княгине, она кивает, а когда приходим в галерею, указывает рукой вокруг:
— Прошу обозревайте, юный Беркутов. Ну? — спрашивает она жадно. — Как вам мои сокровища культуры?
— Ужас! — в моем голосе звенит неподдельная боль пополам с отчаянием. Ну относительно неподдельная. Конечно, играю.
Барышни позади меня ахнули. Княгиня хмурится.
— Простите? — в ее голосе звучит раздражение.
— Картины замечательные, это шедевры, но нет никакой охраны же! Ни датчиков, ни сигнализации! Я извиняюсь, но как можно допустить, чтоб достояние Волконских никак не охранялось?! Неудивительно, что сегодня украли целых два полотна. Рауль, — подзываю француза, и он спешно подходит. — Будь любезен, предложи княгине нашу новою беспроводную систему безопасности. Галина Константиновна, — снова обращаюсь к княгине. — Настоятельно рекомендую обезопасить эти творения.
— А у вас есть нужная система, значит? — понимает княгиня.
— Два дня и она будет установлена, никто больше не сможет незаметно украсть полотна, — твердо заявляю.
— Ну на два дня мы можем задержать выставку, — кивает княгиня. — Фиса, дай пожалуйста нашему спасителю мою визитку.
Моя жена послушно достает из сумочки кусочек картона и протягивает мне. Я ловлю ее заинтересованный взгляд. Люда тоже любопытно сверкает глазками.
— Звони как только сможешь установить свою систему, — произносит Галина Константиновна и неожиданно отпускает мое плечо. — Ну а теперь походи, посмотри картины. Ты заслужил. За спасение моих «красавиц» вот тебе индивидуальная выставка.
— Благодарю, — чуть кланяюсь и шагаю к первой картине.
Выставка, конечно, проходит отнюдь не индивидуальной. Галина Константиновна почти сразу уходит под предлогом утомления из-за переживаний, служанка-поводырь уводит знатную старушку, но остаются Люда с Анфисой, не считая Рауля, который мнется в углу, может, прикидывает куда датчики поставить. Барышни держатся рядом со мной. Анфиса помалкивает, с любопытством поглядывая на меня, а Люда вдруг спрашивает:
— Арсений Всеволодович, а какая ваша любимая картина у Краснова?
— Вообще «Девочка со сливами», — усмехаюсь, вспомнив предыдущий поход сюда до рестарта. — Но эта картина меня заинтересовала не меньше. Можно сказать, я влюбился в нее.
Указываю на пейзаж березовой опушки, разрезанной пополам извилистым ручьем.
— Влюбились?! — прорезается голос и у Анфисы, на что и был мой расчет. Польщенная художница расцветает, но пытается скрыть свое довольное состояние. — А вы знаете, что это не Краснов?
— Прекрасно вижу, художник явно более юный, — киваю будто в неведении, кто написал картину. Княжна смотрит на меня обвинительно, и подслащиваю пилюлю. — Но талант его бесспорен. Пейзаж вышел естественным и живым, я будто смотрю в окно сквозь прозрачные занавески.
— Спасиб…то есть, подождите… — спохватывается Анфиса. — А причем тут занавески? Что-то не так, значит?
Вздыхаю. Но княжна смотрит с такой надеждой, что приходится тщательно подбирать слова, но и соврать в лицо жене я не могу.
— Посмотрите вот сюда, — указываю на листву, подставленную солнцу, — чуть более насытить краски — и кроны заиграют новой жизнью. А вот здесь, наоборот, не хватает тени, судя по геометрии расставленных деревьев, следовательно листья должны быть чуть темнее, менее насыщенными. Что думаете? Ведь я могу ошибаться, ведь я младше и не так опытен, — ну по крайней мере в этом теле точно.
Анфиса подходит к своей работе почти вплотную. Вглядывается пристально, вертит головой, чтобы посмотреть под разными углами.
— Да, вы правы, — нехотя признает упавшим голосом. — Есть недостатки.
— Уверен, ваши следующие работы будут еще лучше, — подбадриваю, одновременно пуская волны обаяния. — Ведь для мастера нет ничего ценнее, чем каждым своим творением превосходить прошлого себя. А вы уже увидели путь к этому, и вам большее совершенство дастся почти со сто процентной вероятностью.
Задумавшись над моими словами, Анфиса подбадривается.
— Возможно, вы и правы, Арсений, — смотрит она заинтересованно на меня. — Очень возможно.
— Умны не по годам, — замечает Люда. — Интересуетесь искусством?
— В том числе, — улыбаюсь, оглядывая прекрасных девушек. — А вообще всем, что возможно довести до совершенства.
Подруги переглядываются. Эти слова прозвучали немного провокационно, но больше интригующе. Губы девушек вспухли, стали пунцовыми, яркими, влажными. Они явно захотят провести со мной вечер подольше.
— Доспех? — изгибает бровь Свиридов. — Беркутов одолел Корсова?
— Легко, — мрачно сообщает младший сын Витя. — Тот даже ни разу не ударил этого инвалида. А Миша ведь войстезей занимается, на соревнования ездит, на городских выбил место в первой десятке.
— Грустно-грустно, — Анатолий переводит взгляд на Павла. — Получается по рангу он равен тебе.
— Он сопляк и инвалид, — рычит Павел, но видно, что он волнуется. — Я его сделаю за несколько секунд.
— Ты хоть тренируешься? — строго спрашивает отец.
— Конечно, — бурчит наследник под тяжелым взглядом Анатолия. — Я всегда тренируюсь. Каждый день.
Анатолий ничего говорит, только лишь качает головой.
— Тренироваться можно по-разному. Отдаваясь полностью упражнениям или тяп-ляп. Толку от последнего немного.
— Так какой план с заводом? — переводит тему Павел.
— Пока никакого, — задумывается Свиридов. — Беркутовы провели чистку, всех шпионов выгнали, а самого главного убили. Тем более они знают о строительстве в будущем коттеджного района. А недавно, — он морщится. — Беркутов поймал вора, обокравшего мать Волконского.
— Так неужели мы отступим? — вскидывается Павел.
— От твоего поединка всё зависит, — отвечает Анатолий. — Если у мальчишки хватит яиц тебя одолеть, то он чего-то, да стоит, и я подумаю над союзом с ним. Врагов у меня и так хватает. Но лучше тебе победить, — взгляд Свиридова жесток. — Ему нет и семнадцати, он инвалид. Проигрыш такому будет означать позор. Ты понял?
— Да, — с натугой произносит Павел.
Тимофей везет меня с завода. Фонари освещают мокрое после дождя дорожное полотно, но за пологом света простирается лишь чернота леса. Черные тучи застилают небо.
Только что я познакомил Рауля с его подчиненным коллективом. Катя тоже присутствовала. Как и мама. Она осталась на заводе под предлогом работы, но я-то видел, что ее очень сильно заинтересовал француз. Глаз не отрывала от его кудрявой шевелюры и ястребиного носа. Что ж, дай Сварог, им пообщаться и найти общий язык.
Невольная усмешка пробегается по моим губам. Вспомнилось, как Катя пыталась задержать меня, якобы, тоже по рабочему поводу.
Господин, точно ли нужно сокращать объем склада в Дубне на двадцать процентов, а не на двадцать пять? Хотелось бы обсудить в кабинете, наедине, за чашечкой кофе — белого сухого или красного сладкого…
Но я сказал «без разницы» и удалился. Пускай еще промаринуется красотка. Возможно, ее расшалившееся либидо успокоит обычный земной мужчина, и Феникс ей станет вовсе не нужен. Посмотрим.
Неожиданно из-за деревьев на перекресток впереди выскакивает фургон. Резко тормозит прямо посередине дороги. Завизжали горящие покрышки. Двери отъезжают в сторону, показываются дула автоматов.