Для Ротерэма это показывает важность «Ливерпуля», но также представляет собой большой вызов. Он мэр муниципалитета Мерсисайда и владелец сезонного абонемента на Энфилд. Клуб должен сбалансировать свое «местное сердцебиение и свой глобальный пульс», как назвал его Мур. «Пойми это неправильно, и в итоге фанаты почувствуют себя маргиналами, – признал Ротерэм. – Но если у вас нет гостей – страдает город».
По иронии судьбы, местную мантру сердцебиения и глобального пульса впервые отстаивал не Питер Мур, а другой Питер, Питер Фурмедж, известный среди болельщиков «Ливерпуля» как Фурмо. Квалифицированный бухгалтер и социалист, Фурмедж научился создавать футбольные клубы, помогая реформировать «Дарлингтон» в 2012 году, после того как они были исключены из Футбольной лиги. В 2015 году он был одним из основателей футбольного клуба «Сити оф Ливерпуль» – первого в городе социалистического клуба.
Ротерэм тоже называет себя социалистом. Его мать и отец покинули район Энфилд еще до того, как он родился, и поселились в Киркби, новом городке в тринадцати километрах отсюда. Из нищеты – в утопию домов с туалетами внутри здания, а также передними и задними садами. Его отец работал водителем погрузчика, но его мать была влиятельной в политическом плане. Дороти Ротерэм была матриархом. Дом в Киркби всегда был заполнен тетушками, которые на самом деле не были тетушками, и они вместе что-то готовили. «Если у моей мамы было три картофелины, а у одной из моих тетушек четыре морковки, они бы засунули все это в кастрюлю и приготовили что-нибудь на всех, – вспоминал Ротерэм. – Все что-то вкладывали, чтобы что-то создавать».
Было важно взять интервью у Ротерэма, потому что его прошлое и убеждения широко отражают взгляды Ливерпуля, – и показать, чего болельщики «Ливерпуля» хотят от своих владельцев с точки зрения лидерства, и объяснить, почему посторонние видят клуб в очень специфическом свете.
«Люди здесь видят несправедливость и готовы лично участвовать в борьбе с ней, – сказал Ротерэм. – Может быть, в других областях люди проявляют сочувствие, но больше наблюдают, чем участвуют. Мы защищаем не только город, но и других людей».
Ливерпуль, думает Ротерэм, когда-то считал себя эпицентром всего мира. Это было в 1960-х годах, когда появились «Битлз», появился «Ливерпуль» и доки все еще обслуживались тысячами рабочих, которые собирали и упаковывали грузы, прежде чем отправить их в плавание на все четыре стороны земного шара. Однако самоуверенность и гражданская гордость иногда перерастают в слепую веру. ДНК Ливерпуля состояла из иммигрантов из Ирландии во время картофельного голода, и Ирландия долгое время выступала против британского правления. В Ливерпуле это проявилось во всеобщей забастовке 1911 года, которая привела к тому, что Уинстон Черчилль послал канонерки вверх по Мерси. Из-за доков Ливерпуль находился в центре причудливой смеси – не только из ирландцев, но и шотландцев, валлийцев, вест-индцев и западноафриканцев, людей, которые исторически чувствовали себя угнетенными. В Ливерпуле также есть старейшая китайская община в Европе. «Скауз, – сказал Ротерэм, – это смесь всех этих культур».
Ротерэм был подростком, когда Тэтчер стала премьер-министром в 1979 году и решила навсегда изменить Британию. В Ливерпуле было мало рабочих мест, а уровень безработицы среди молодежи был ошеломляющим. Футбол тогда был дешевым и приносил утешение. «Футбол – это все, чего тебе хотелось, – сказал Ротерэм. – Больше буквально ничего и не было. Ты работал, чтобы пойти на матч и в надежде оторваться в субботу вечером. Все вращалось вокруг футбика».
Позже, став мэром, он познакомился со своим героем Кенни Далглишем. Он рассказывал ему историю о том, как его мать купила «наволочку Кенни» на рынке Киркби, на которой он спал, когда был подростком и все еще продолжал делать это, будучи достаточно взрослым, чтобы встречаться с девушками.
Будучи простым рабочим, он копал канавы, чтобы финансировать свои походы на матчи «Ливерпуля», делал канализационные люки и строил дороги. Одна из них находилась рядом с его офисом на острове Манн. Когда в 1983 году ему предложили работу на Фолклендских островах всего через несколько месяцев после прекращения военных действий между Аргентиной и Великобританией, ему был 21 год, и он был полон бравады. К тому времени, как он вернулся, репутация Ливерпуля как города изменилась. Милитант – левая фракция лейбористов – была вполне понятной реакцией на Тэтчер, учитывая ее планы, но тем не менее она ускорила чувство непохожести на Ливерпуль, потому что так мало других органов местного самоуправления последовали их примеру.
Затем был Хейзел – катастрофа, которая привела к гибели 39 (в основном болельщиков «Ювентуса»), которые были раздавлены в результате конфликтной ситуации перед финалом Кубка Европы 1985 года. Стадион был непригоден для этой цели, и администрация Ливерпуля выразила свою озабоченность по поводу договоренностей, когда болельщики «Ливерпуля» получили сокращенное распределение билетов и разместились рядом с предполагаемой нейтральной секцией, которая в конечном итоге была занята, как они и опасались, фанатами «Ювентуса» из большой итальянской общины Брюсселя. Суды вынесли приговор главе бельгийской ФА, а также двум начальникам полиции за их роль в катастрофе, в то время как 26 болельщиков «Ливерпуля» позже предстали перед судом за непредумышленное убийство.
Тэтчер немедленно сняла английские клубы с еврокубков, прежде чем «Ливерпуль», чьи болельщики снесли проволочную ограду на Хейзеле, прежде чем ворваться в секцию Z стадиона, понес справедливую дисквалификацию в Европе, как и любой другой английский клуб из-за уровня насилия, наблюдая за тем, как стадионы становились полем битвы футбольных хулиганов.
«Эвертон», ближайший географический соперник «Ливерпуля», возможно, получил самое большое наказание, потому что они были чемпионами Англии и так и не получили шанса увидеть, смогут ли они царствовать в элитном соревновании Европы.
Поначалу это не вбило клин в Ливерпуль, город, который так глубоко укоренился в борьбе против Тэтчер, но много лет спустя среди болельщиков обоих клубов, слишком молодых, чтобы по-настоящему оценить социальную борьбу той эпохи, это стало точкой отсчета для горечи и раскола. Дальше – больше, болельщики других клубов остались вне игры из-за последовавшего пятилетнего запрета, и это усилило негодование по отношению к клубу, который пришел из города, который уже подвергся критике.
Ротерэм, как лидер, изучал других лидеров. В своей первой речи в качестве депутата он процитировал Билла Шенкли, чей социализм, по его мнению, не только заложил основы клуба, который он поддерживал, но и во многом определил новые политические взгляды города. «То, что говорил Шенкли, сегодня звучит так же, как и в 1950-е и 1960-е годы, – подумал Ротерэм. – Он по-прежнему имеет огромное политическое влияние». Шенкли умер в 1981 году, но партийной политикой никогда не интересовался. Его социализм был способом существования и способом действия. «Даже если бы я драил полы, – сказал он, – я бы хотел, чтобы мой пол был чище вашего».
Ротерэм видит такую же решимость и харизму в Юргене Клоппе, которого он назвал «гораздо большим, чем просто футбольный тренер». Как и Шенкли, Клопп не является партийным политиком, но он «всегда будет голосовать за левых, а не за правых. Он говорит вещи, которые выходят за рамки того, в чем нормальные футбольные тренеры чувствуют себя комфортно, но использует более мягкую, более убедительную силу, не управляемую страхом. Я слушал игроков, и они играют за Клоппа, потому что не хотят его подводить. Шенкли был таким же». Клопп, по словам Ротерэма, помог болельщикам «Ливерпуля» снова получить связь с клубом. Они могли отождествлять себя с ним и с предысторией таких игроков, как Энди Робертсон и Вирджил ван Дейк, которые, как и Ливерпуль, тоже чувствовали себя непонятыми.
На очень локальном уровне настроение вокруг Энфилда в 2019 году было лучше, чем в течение длительного времени. Более века стадион был со всех сторон окружен улицами с блокированной застройкой, и это делало почти невозможным расширение без человеческих жертв для рабочих семей, которые жили там, а также небольших магазинов и пабов, которые нуждались в субботней торговле с домашними матчами «Ливерпуля», чтобы выжить. Сложились непростые отношения. В то время как «Ливерпуль» стал международной компанией, известной во всем мире и наполненной миллионерами, место, где они зарабатывали свои состояния, отчаянно переживало тяжелые времена.
Ротерэм был советником района Энфилд, когда впервые обсуждался перенос стадиона «Ливерпуля» в Стэнли-Парк. С тех пор «Ливерпуль» стал «лучшим соседом», но неопределенность относительно того, что должно было произойти, способствовала упадку района, и клуб сыграл позорную роль в его разрушении, скупая дома и оставляя их пустыми в течение многих лет. «Я не думаю, что Ливерпуль справился с этим вопросом или с тем периодом особенно хорошо, – подчеркнул Ротерэм. – Мишенью для оскорблений стали советники. Община была обеспокоена тем, что новый Энфилд навязывается им без учета семей, которые там живут, и это принесло чувство безнадежности. Все преимущества схемы регенерации, которая в конечном счете послужит катализатором экономических всеобщих улучшений, были заглушены, я должен сказать, довольно ограниченной группой людей, которые начали становиться очень, очень громкими».
Теперь есть жилые проекты вплоть до паба «Король Гарри» и до Гудисон Парка. Рядом с Энфилдом есть аккуратные дома. Завершение строительства новой главной трибуны Энфилда в 2016 году принесло определенность: «Ливерпуль» останется в этом районе. Это вселило уверенность, и с тех пор новые предприятия процветали, как Домашняя пекарня, общественный кооператив, который продает популярные пироги Шенкли. «Законсервированные» дома с террасами также были захвачены жилищной ассоциацией. Кажется, дела идут лучше, но «Ливерпуль» как клуб не может реши