Эни моргнула и стала искать ответ. Она должна была знать, что Мира не будет держать это в себе.
— Я как раз думала об этом вслух, когда она рассказала о своих планах на следующие несколько месяцев.
— Так ты будешь здесь или нет, Эни?
— Наверное, нет, — призналась Эни, уставшая сверх меры. — Я не думаю, что Вират будет нуждаться во мне через неделю, и я… я хочу на время отойти от всего этого.
— От Миры или от меня? — От злости его лицо напряглось. — Мы стали для тебя обузой?
— Я бы никогда не бросила Миру вот так, — возмутилась она, и румянец залил ее щеки. — Ты действительно считаешь меня такой непостоянной, Саймон?
— Я не знаю, что и думать. Ты совершенно забыла сообщить мне о своем плане уехать, Эни. И я ни на секунду не верю, что это простая оплошность.
— Разве Мира не говорила тебе, что я сказала, что она может навестить меня, где бы я ни была?
Это только заставило его хмуриться еще больше.
— А я, Эни? — спросил он, делая шаг ближе. — Мне будут рады?
— Я лишь хотела сказать, что мне нужно затаиться на некоторое время, — объяснила она, зная, что это не ответ. — Обычно я отдыхаю после таких больших проектов.
Впервые с тех пор, как они встретились, Саймон посмотрел на нее так, как будто она была незнакомкой.
— Я тебе не верю. Я думаю, ты собралась сбежать и спрятаться в тот момент, когда я уеду.
— Нет, это не так.
Но они оба понимали, что он был прав. Он провел обеими руками по лицу и застонал — звук, который, казалось, вырвался из глубины его души.
— Если ты хочешь, чтобы это закончилось, — просто скажи это, Эни. Я не выношу молчания.
— Почему? — спросила она, ошеломленная тем, что причинила ему боль.
— Я так долго мирился с переменчивым настроением Рани, думая, что ей нужно личное пространство. Я думал, что ей нужно, чтобы я был рядом с ней. Думал, что она в конце концов вернется ко мне. Я больше не могу так жить. Больше никогда. Так что, пожалуйста, просто скажи мне правду.
— Хорошо, ты хочешь знать правду?
— Да, — сказал Саймон, теперь все его внимание было сосредоточено на ней. — Потому что это то, чем мы с тобой всегда занимались. С первой минуты нашей встречи. Что бы ты мне ни сказала, это не повлияет на твои отношения с Мирой.
— Не все, что я делаю с тобой, происходит из-за Миры! — воскликнула она. — Я расстроена, что ты не сказал мне об этом до того, как решил забрать Миру на две недели. Я расстроена, что ты не пригласил меня в свою поездку, хотя я все равно не могу поехать, так что это совершенно лишено смысла. Я расстроена, что ты… не хочешь поделиться со мной своей болью, что не давало тебе покоя в твоем браке.
Его взгляд стал непроницаемым.
— Почему ты хочешь знать, что произошло в моем браке?
— Потому что я хочу понять тебя, Саймон. Потому что… Я вижу горе и вину в твоих глазах, и мне хочется знать, отпустишь ли ты это когда-нибудь. Я вижу, как ты отступаешь от этого, от нас каждый раз, когда думаешь о ней или о своем браке. Потому что я начинаю злиться на женщину, которую даже не знала.
Саймон посмотрел на нее сверху вниз. Он был ошеломлен.
— Рани не была плохим человеком, Эни. Она была не единственной причиной распада нашего брака. Я был тем, кто подвел ее.
Его защита покойной жены казалась пощечиной эмоциям Эни.
— Ты продолжаешь это говорить, но ничего не объясняешь. Ты продолжаешь наказывать себя за то, что, по твоему мнению, ты сделал, и теперь мне кажется, что ты наказываешь и меня.
Он был в шоке.
— Делать тебе больно — это последнее, чего я хочу. Я… я бы не мог жить, если бы сделал тебе больно, Энжел. Вот и вся причина…
— Тогда скажи мне, как ты подвел ее. Что она хотела, Саймон, чего ты не мог дать?
— Она хотела, чтобы мы попытались завести еще одного ребенка. Она хотела пройти ЭКО, хотя в первый раз оно не удалось, а она долго болела после этого. А когда снова захотела ЭКО, она была на десять лет старше и уже нездорова. Она хотела от меня ребенка, а я отказался. Я отказался даже обсуждать это. После этого она от меня совсем отстранилась. Просто воздвигла стену, которую я не смог пробить, что бы ни говорил или ни делал. Вечером перед несчастным случаем она спросила меня в последний раз, и я… Я так разозлился, что позволил своей двухлетней обиде вырваться наружу. Через час она умерла.
— Мне очень жаль, Саймон.
Он только смотрел на нее, его губы сжались в жесткую линию.
— А теперь скажи мне правду, Эни.
Она кивнула.
— Скажи мне, то, что тебя может не быть здесь, когда я вернусь, правда или это всего лишь импульсивная фраза?
— Нет, это не так.
— Скажи, что ты не собиралась просто уйти от меня, даже не объяснив мне причины.
— Я не могу.
— Чего ты хочешь от меня, Эни?
Эни уставилась на него, его лицо теперь было ей так же знакомо, как и ее собственное.
— Я хочу… — она потерла грудь рукой, чувствуя, что боль никогда не утихнет, — я хочу, чтобы ты увидел себя таким, каким вижу тебя я, — добрым, порядочным человеком, который наказывает себя за то, чего не сделал. Я хочу, чтобы ты включил меня в свои планы, пусть даже самые маленькие, потому что ты не можешь расстаться со мной даже на несколько дней. Я хочу, чтобы ты воспользовался этим шансом на будущее со мной, даже если нет никаких гарантий. Я хочу… чтобы ты позволил мне любить тебя, Саймон, потому что я люблю тебя… очень люблю.
Саймон просто смотрел на нее, его глаза блестели, ноздри раздувались, все его тело излучало такое напряжение, что она думала, что должна чувствовать его в воздухе вокруг себя, как шипение и искры. Затем он отвел взгляд, и все напряжение исчезло. Момент был упущен.
И все же она не могла сдержать своих слов.
Эни прижала руку к голове, головная боль, о которой она беспокоилась, внезапно материализовалась сильным ударом в виски.
— Мне жаль. Я не хотела ставить тебя в такое положение. Особенно когда Мира нуждается в тебе больше прямо сейчас. — Ее рот изогнулся в бессмысленной улыбке. — Знаешь, астрологическое приложение что-то говорило о том, что конец — это новое начало или что-то в этом роде. Думаю, теперь мы оба знаем, о чем я так беспокоюсь.
— Эни…
— Нет, пожалуйста, Саймон. Позволь мне сохранить хоть немного достоинства. — На этот раз она отвела от него взгляд. — Я опаздываю на встречу.
Через неделю после того, как Саймон и Мира уехали, Эни позвонила Заре и попросила ее купить для нее тест на беременность, чтобы никто не узнал об этом.
Месячные не пришли.
За тринадцать лет, прошедших с тех пор, как она родила Миру, ее месячный цикл всегда был непредсказуемым. Но на этот раз все было по-другому, она не могла это выразить словами. Но явным фактом было то, что она набрала вес за последние несколько недель.
В тот самый день, когда они уехали, Саймон — полусонный и совершенно изможденный — обхватил своей большой ладонью низ ее живота и прошептал:
— Не могу передать, как я рад, что ты потеряла вид бродяги, милая.
Его ладонь собственнически обхватила ее бедро, пальцы легли на небольшой изгиб ее живота, словно подчеркивая этот факт. Затем эти длинные пальцы двинулись вверх по ее телу и сделали то же самое с ее грудью.
Тот факт, что ее бюстгальтеры становились ей малы, должен был навести ее на определенные мысли. Но она приписала свой повышенный аппетит и увеличение веса тому факту, что ее терапевт уменьшил дозировку ее лекарства от беспокойства.
Но теперь… теперь она не могла больше прятать голову в песок. Теперь было чистой глупостью отрицать тот факт, который смотрел на нее из зеркала.
К счастью, Зара не задала ей ни единого вопроса, и Эни знала, что она сама не расскажет ничего Вирату.
А Вират, в отличие от Викрама, просто сначала все обдумает, прежде чем начнет суетиться.
И все же, еще до того, как Зара вручила ей тест на беременность и ждала возле ванной, Эни знала. Она знала, о чем кричала ей Вселенная, и она пыталась не обращать на это внимания, называя это анемией, или обезвоживанием, или эффектом от изменения дозировки таблеток.
Две розовые линии на тесте смотрели на нее, пока она мыла руки у туалетного столика.
«Я беременна», — повторяла про себя Эни.
Ребенком Саймона.
Ребенком ее и Саймона.
Она снова станет матерью. И на этот раз она была достаточно сильна, умственно и физически, чтобы заботиться о ребенке и о себе, любить ребенка так, как всегда хотела любить Миру.
Прислонившись лбом к двери ванной, она заставила себя медленно считать свои вдохи. Последнее, что ей сейчас было нужно, — это паническая атака.
Мысль о том, чтобы встретиться лицом к лицу с Саймоном после того, как он столько раз ясно давал понять, что не хочет еще одного ребенка, мучила ее.
Он не стал бы винить ее за это; она это знала. Но он не был бы счастлив. И его честь, его сердце… заставят его сделать только один выбор.
Эни содрогнулась при мысли о том, чтобы выйти замуж за Саймона только ради ребенка. Нет, она не была готова принять его жертву.
Положив руку на живот, Эни уставилась на свое отражение.
Как бы Саймон ни отреагировал на эту новость, как бы ни сложилось их будущее, этот ребенок был зачат в любви. Она верила в это всем своим сердцем.
Она хотела получить второй шанс во многих вещах — в любви, в создании собственной семьи, в воспитании ребенка, в том, чтобы все делать правильно. И она его получила.
Она будет любить этого ребенка, как всегда любила его отца.
Но сначала ей нужно было время. Время определиться со своими ожиданиями, время набраться сил и мужества перед тем, как расскажет Саймону правду об этом ребенке.
Глава 12
Сейчас Эни решила спрятаться подальше от публики и своей семьи в поместье «Рааваль-Махал». Когда-то это был дом ее бабушки и дедушки — место, о котором у нее остались самые счастливые воспоминания детства.
Ей нравилось бродить по огромному особняку, бесконечно разговаривая с ребенком в ее животе, указывая на предметы искусства и сувениры, которые Раавали собирали на протяжении поколений. И она надеялась, что ребенок почувствует любовь, безопасность и счастье, которые несут в себе стены.