Однако она знала, что ее одиночество скоро закончится. Саймон имел право узнать новость первым, а ее братья, может, и догадывались обо всем, но не досаждали ей с вопросами. В конце концов, она предупредила их, чтобы они не вмешивались в отношения между Саймоном и ею, если когда-либо захотят играть активную роль в жизни ее ребенка.
Каждый день в течение прошлой недели Саймон писал ей сообщения. Как будто они не поссорились до того, как он ушел. Как будто она не выпалила, как наивная дура, как сильно любит его, только чтобы услышать молчание в ответ.
Вместо того, чтобы смотреть его последнее сообщение, Эни прокрутила вверх, чтобы прочитать все. Как она делала несколько раз в день. И дважды перед сном.
Первое сообщение пришло неделю назад, как раз когда Эни привыкла к распорядку дня в «Рааваль-Махал».
«Я вернулся в Удайпур с Мирой. О чем, я уверен, ты знаешь, поскольку она пишет тебе по тысяче сообщений в день. Она ужасно скучает по тебе. Я не знаю, как твое поколение ведет дела, но мы еще не закончили, Энжел. Это были просто разногласия. Не разрыв».
Сначала она смеялась над его длинными текстами, вспоминая, как безжалостно Мира дразнила его по поводу его идеального слога. Но ей нравилось их получать. Ей нравилось знать, что он отправляет их, чтобы она могла смотреть на них снова и снова.
Она хотела ответить, но сдержалась. Не потому, что злилась на него, или потому, что хотела добиться от него какого-то заявления. Ей так отчаянно хотелось сообщить ему свою новость. Но она просто не могла, не сообщением. Она знала, что если напишет ему в ответ, то выболтает свою тайну. Ей хотелось подождать, пока она не встретится с ним лицом к лицу и тогда сообщит ему все спокойно и рационально.
«Я украл остатки шоколада, который ты отправила Мире. Знаешь, единственная причина, по которой меня сейчас нет рядом с тобой, — это то, что я не могу оставить Миру одну».
«Вират не говорит мне, где ты. Что случилось? Как ни странно, сейчас даже Викрам молчит».
Сообщения Саймона стали главным событием ее дней.
«Зара предложила присмотреть за Мирой. Я хочу тебя увидеть. Если ты думаешь, что я не буду использовать Миру, чтобы узнать, где ты… ты меня недооцениваешь».
Наконец, Эни вернулась к непрочитанным сообщениям, которые получила несколько минут назад.
«Ты свободна, Энжел? Потому что я рядом. На самом деле мне все равно, свободна ты или нет».
Сердце у нее замерло, когда Эни услышала звонок в дверь. Она услышала голос Саймона в главной гостиной, затем его шаги вверх по лестнице и, наконец, у двери ее спальни.
У Эни было всего несколько секунд, чтобы собраться, когда дверь открылась и вошел Саймон. В ее детскую спальню, где он снова заполнил собой все пространство. Там, где она когда-то мечтала о мужчине, похожем на него, — высоком, добром и красивом.
Он ничего не произнес, как будто потратил все слова на свои сообщения.
Его руки потянулись к ее захламленному столу для рисования. Наклонив голову, он изучал наброски. По прошествии, казалось, самых долгих трех минут в ее жизни его взгляд переместился на нее. Как будто ему нужно было время, чтобы собраться.
Что бы он ни увидел в ее лице, его большое тело замерло. Это было похоже на стойку хищника перед прыжком. Ее рука моментально легла на слегка округлившийся животик, как бы успокаивая малышку.
Взгляд Саймона проследил за ее рукой, и хмурое выражение его лица сменилось страдальческим выражением.
— Ты беременна. Вот почему ты пряталась от меня.
Она дрожала.
Он рухнул в кресло и спрятал лицо в ладонях.
— В том, что делает Вселенная, нет ни логики, ни причины, не так ли? Это все хаос. И все же ты пытаешься верить этим астрологическим прогнозам…
— Саймон, о чем ты? — спросила Эни, и страх закрался в ее сердце.
— Количество лет, в течение которых Рани хотела иметь ребенка, через что она прошла…
Эни почувствовала себя так, будто ее ударили прямо по лицу.
— Мне жаль, что ты так себя чувствуешь. Что это снова бередит твои раны.
Затем он поднял глаза, словно ее извинения вырвали его из прошлого, в котором он застрял. Он побледнел, сожаление запечатлелось в каждой черточке его лица.
— Нет, Эни, я не хотел, чтобы это прозвучало так резко и бесчувственно. Я просто имел в виду, что это настоящий шок.
Эни хотела придвинуться ближе, хотела обнять его, пока не пройдет его шок. Но не тронулась с места.
— Я знаю.
— Рани думала, что это как-то связано с ее телом, но мы оба сдавали анализы, и проблема так и не была решена. Я не… Я никогда не осознавал, что все еще могу стать отцом. У тебя было время, чтобы привыкнуть к этому. У меня было всего несколько секунд.
Он был прав. И она ожидала, что он будет шокирован. Обхватив руками живот, Эни кивнула.
— Ты не знала об этом до того, как мы уехали на Сейшельские острова?
— Не знала. Но я была… определенно не в себе в тот день. Каждая мелочь раздражала меня. Я думала, что это анемия, или обезвоживание, или действие моих лекарств. Я начала подозревать только пару недель назад.
Боль исказила его черты.
— И ты ждала все это время? Ты рассказала своим братьям, а мне нет?
Его голос чуть не сорвался на последнем слове.
Эни опустилась на колени у его ног, ее пальцы схватили его руки.
— Саймон, я бы никогда этого не сделала. Братья просто поняли это. Я не хотела сообщать тебе об этом по телефону. Ты можешь представить, что я чувствовала? Ты ясно дал мне понять, что никогда больше не захочешь всего этого. Что ты покончил с браком, детьми и любовью. Я просто… Мне нужно было время, чтобы собраться, прежде чем я увижу тебя. Я хочу, чтобы ты знал, что это радостная новость для меня, даже если для тебя это не так.
Он по-прежнему не смотрел на нее.
Сложив руки на коленях, Эни смотрела, как он встал и принялся расхаживать по спальне, волнение было написано в каждом его жесте. Время тянулось медленно. Наконец он опустился перед ней на колени, повторив ту же позу, в которой она сидела несколько минут назад.
Эни не могла понять, о чем он думает, так что перешла к обороне:
— Прежде чем ты спросишь — да, у меня определенно будет ребенок.
— Хорошо.
— И я не собираюсь ни от кого это скрывать — ни на работе, ни от СМИ, ни от Миры. Я не собираюсь относиться к своей беременности или моему ребенку как к какой-то ошибке или грязной тайне. Я хочу этого ребенка. Даже очень.
— Хорошо.
— И мне нужна твоя помощь, чтобы понять, как сообщим Мире новость о том, что мы не поженимся. Я понимаю, что это может заставить ее чувствовать себя неуверенно после всего, через что она прошла, но я не могу выйти за тебя замуж.
— Хорошо, — с готовностью согласился он.
Как ни странно, он не настаивал на том, чтобы они поженились, и ей захотелось плакать. Боже, она ожидала совершенно иной реакции.
— Значит, ты сказала все, что хотела? — спросил он с такой притворной серьезностью, что Эни захотелось пнуть его.
— Да.
— Если не считать тех важных объявлений, которые ты только что огласила как королева, ты в порядке? Твоя депрессия, твоя усталость?
— Со мной все в порядке. У меня нет токсикоза или чего-то еще. Мой врач уже какое-то время прописывала мне самую низкую дозу лекарства от депрессии, и она сказала, что это не причинит никакого вреда ребенку. Я совершенно здорова, просто постоянно хочу есть. Как всегда.
Его рот дернулся, и Эни почувствовала, будто выиграла главный приз. Он тяжело вздохнул.
— Я вырыл нам большую яму, из которой можно выползти, как ты думаешь?
— Что ж, нам понадобились мы вдвоем и стена, чтобы сделать этого ребенка, поэтому немного самонадеянно думать, что все зависит от тебя.
— Значит, это был наш первый раз?
— По моим расчетам, да. Думаю, мне следовало сказать тебе, что тому презервативу в моей сумке уже несколько лет. Я… я просто хотела тебя… так сильно нуждалась в тебе в тот вечер, что даже не подумала, что презерватив может подвести.
— Я тоже очень нуждался в тебе.
Он провел слегка дрожащей рукой по волосам, прежде чем снова посмотреть на нее.
— Ты выслушаешь меня, если я расскажу тебе, что произошло между мной и Рани?
Прежде чем Эни успела что-то сказать, он прижал руку к ее рту.
— Я хочу сказать, чтобы ты знала. Чтобы ты поняла, какое благословение ты для меня. Потому что ты была абсолютно права. Я использовал все, что случилось с Рани, как вескую причину, чтобы жить отшельником в миру. Я позволял чувству вины разъедать себя. Я не мог позволить себе признать, как я влюблен в тебя.
— Саймон… ты не обязан…
— Хотя ты должна дать мне некоторую скидку за наивность, Эни. Я не был влюблен так давно, с тех пор, как впервые встретил Рани более двух десятилетий назад. Смерть Рани лишила меня веры в себя. Я потерял себя — свои мечты, свои желания, свою радость жизни. Когда мы встретились, я просто делал все возможное ради Миры. Даже она это понимала.
Эни знала, что он имел в виду, говоря о потере веры в себя.
Однако ее молчание заставило его глубоко вздохнуть.
— Я когда-нибудь лгал тебе?
Эни покачала головой, вытирая слезы с глаз.
Саймон вскочил и обнял ее.
— Милая, пожалуйста, не надо больше слез. Я не могу это видеть. Знаешь, когда Мира появилась в нашей жизни, она спасла наш брак. И Рани. Она уже прошла через многое, пытаясь зачать ребенка. Ее карьера — даже несмотря на то, что она была на вершине, — уже не интересовала ее. Поэтому, когда появилась Мира, Рани словно обрела новую жизнь. Она завершила проекты, от которых не могла отказаться, и погрузилась в материнство. Но когда Мире исполнилось десять, все начало меняться. Рани воспитывала ее сильной и независимой, и Мира оказалась именно такой. Но Рани… тогда она забеспокоилась, начала говорить, что Мира больше не нуждается в ней. А я не воспринимал ее всерьез.
Эни покачала головой: