31 декабря, поздно вечером, было получено приказание полку, в полном составе, идти походным порядком из города Темир-Хан-Шура в Петровск и грузиться там в вагоны. Дальнейший маршрут известен не был. Хозяйственная часть полка должна была грузиться в Шуре и следовать на станцию Минеральные Воды.
«Командующий полком полковник Доможиров[232] созвал командиров эскадронов для обсуждения вопросов, связанных с погрузкой. Обсуждался вопрос также о настроениях и о боеспособности гусар» (рукопись полковника Вахрушева[233]).
К этому его принуждало общее положение, создавшееся к началу января 1920 года.
События развивались быстро.
«На главном Ростовском направлении отходили от г. Ростова на юг, Кавказская армия совершала отход от г. Царицына», «Между трактом Царицын – Ставрополь и Каспийским морем фронт имел прерывчатый характер, кроме нескольких местных очагов зелено-армейского восстания, в этом районе обозначилось наступление частей 11-й советской армии в трех направлениях – на с. Дивное, Святой Крест и Кизляр» (генерал Деникин, т. V, с. 260, 315).
Вскоре красными была захвачена линия реки Кумы: села Величавое, Урожайное, Владимировка и Левокумское. Их части подходили уже к Святому Кресту.
Таким образом, район укомплектования Александрийского гусарского полка большей своей частью был в руках красных. Некоторые гусары уже не возвращались из командировок и отпусков в эти места; в результате отпуска были прекращены.
Учитывая общее положение и возможность неустойчивости нижних чинов полка, уроженцев Свято-Крестовского района, и взятых в плен красноармейцев, командиры эскадронов обратились к командующему полком полковнику Доможирову с единодушной просьбой довести до сведения штаба войск Северного Кавказа, что район укомплектования полка прочно захвачен красными и что поэтому за боеспособность полка можно поручиться при действии его на всех направлениях, кроме Свято-Крестовского. Депеша была отправлена. Из штаба пришел ответ с извещением, что «полк на Свято-Крестовском направлении использован не будет».
«Пройдя рано утром 7 января станцию Прохладная, в 1 час дня полк прибыл в Георгиевск, откуда шла ветка железной дороги на Святой Крест, и каково наше было удивление, разочарование и огорчение, когда наши эшелоны были от ст. Георгиевск повернуты на север, именно в сторону Святого Креста. Однако долг остался долгом» (рукопись полковника Вахрушева «Суханов», с. 12).
«Штаб войск Северного Кавказа вполне сознавал всю рискованность, в какую ставился наш полк, но как мы узнали впоследствии, другого выбора у штаба не было» (дневник корнета Иванова[234]).
Последствия прихода полка в те места, где была произведена мобилизация, сказались тотчас же. Пока красные частично занимали город и окрестности – все шло относительно хорошо, наши гусары отлично дрались, выбивая красных из родных сел, но как только появилась возможность пойти домой из-за отхода красных, так началась тяга по домам. Один просился съездить часа на два в село Покойное, другой в Прасковею или к себе на хутор. Удержать их не было возможно. Всем, конечно, отказывали в отпуске, но уследить было трудно, и за первую ночь дезертировало много гусар. Некоторые к утру явились, а большинства мы больше и не видели. Кроме того, когда полк вечером стоял по улицам Святого Креста, дожидаясь отвода квартир, то появились разговоры о том, что красные теперь стали совсем другими: реквизиции у них отменены, что они хорошо одеты и т. д. Передавалось это якобы со слов местных жителей, но, поскольку можно было заметить, большинство гусар относились к этому недоверчиво. Конечно, все это имело свои последствия, сказавшиеся на следующий день – 12 января 1920 года.
В своем дневнике полковник Вахрушев отмечает:
«12 января с 6 часов утра началась сильная ружейная и пулеметная стрельба со стороны с. Покойное. Мы продолжали спокойно стоять по своим квартирам, не выводя лошадей. Наш 1-й эскадрон оставался все время на месте, потому что от него оставалось не более взвода. Его полуэскадрон с корнетом Позерном[235] был выслан в разведку, и много гусар было в расходе: ординарцы и связь. Поэтому, ввиду его малочисленности, остаток эскадрона находился при штабе полка, который занимал станцию железной дороги. Половина 6-го эскадрона, которым командовал ротм. Вахрушев, занявший накануне с. Чернолесское, утром присоединилась к полку в Святом Кресте».
К этому времени, по приказанию командующего полком, все эскадроны, кроме 1-го, были выдвинуты на восток к селу Покойному. Корнет Иванов, бывший в это время в самом Святом Кресте с частью 1-го эскадрона при штабе полка, заносит в свой дневник следующее:
«Стоя в городе, мы долгое время не знали, что наши части отступают от с. Покойного. Совершенно неожиданно, около 8 часов утра, мы заметили, что по улице поспешно отходят кубанские пластуны. Спросили их – в чем дело? – и они сказали, что с. Покойное сдано и что красные уже входят в город. Мы вывели коней. Сюда стали подходить отступавший наш 5-й эскадрон и части других эскадронов, которым было приказано прибыть к штабу полка. Станция железной дороги находится несколько на отлете, западнее города. От нее жел.-дорожная линия почти прямиком тянется па юг и приблизительно в версте восточнее ее, так же почти прямо на юг, тянется река Кума, вытекающая из предгорья Кавказа. Таким образом, железная дорога и река Кума образуют коридор, в котором и разыгралась драма. Прибывшие к штабу полка эскадроны передавали, что наше положение становится серьезным и что в 4-м эскадроне полуэскадрон каранагайцев перешел на сторону красных. Это известие, конечно, неприятно было воспринято всеми».
Обозам было приказано отходить на юг, на станцию Воронцово-Александровское. «Эскадроны вышли на площадь, – продолжает корнет Иванов, – и увидели нашу пехоту, которая, сбившись в группы, стояла у домов. Сразу бросилась в глаза какая-то нерешительность и даже растерянность».
«Общая обстановка, – вспоминает полковник Вахрушев, – характеризовалась отсутствием каких-либо сведений о противнике; даже обычных слухов среди населения о передвижении красных не было. Это лишнее доказательство сочувствия населения нашему врагу. Мы действовали как бы вслепую. Из штаба Северного Кавказа ориентировки не было».
Между тем в самом городе уже была слышна стрельба и огонь артиллерии красных был открыт по станции, где стоял наш бронепоезд. На нашем левом фланге, слева от станции, были кабардинцы[236], лава которых ясно нам была видна, а через некоторое время эта лава повернула назад и стала отходить по другой стороне железной дороги; этим отходом сразу был оголен наш левый фланг. За отходящими кабардинцами появилась лава красных и старалась зайти нам в тыл и перерезать линию железной дороги.
Небольшая часть 1-го, 2-го и взвода 5-го эскадронов и одна конная батарея пошли вдоль полотна, стараясь помешать красным зайти нам в тыл. Батарея открыла огонь по лаве красных и со стороны станции вышел наш бронепоезд, но красные в подавляющем большинстве так упорно наступали, что перешли через полотно и, дойдя до реки Кумы, отрезали нам путь отступления.
Положение становилось критическим, оставалось два выхода: идти пробиваться через лаву красных или же отходить в заросли камыша, который тянется вдоль реки Кумы. Полковник Винокуров собрал все бывшие здесь эскадроны, развернул их и повел на красных. Но едва эскадроны успели развернуться и немного прошли вперед, как от нашей лавы почти ничего не осталось. Многие гусары, несмотря на команду и угрозы, поворачивали своих лошадей и уходили в сады, прилегавшие к городу, а оттуда по своим домам. В лаве остались офицеры, вольноопределяющиеся и около 50 старых верных гусар.
«В полуверсте впереди, – пишет полковник Вахрушев, – мы увидели, как справа по одному в поводу наш 2-й эскадрон поднялся перед нами на бугор и, пройдя мимо группы красных, с красным флагом, медленно стал вливаться в ряды наступавшей на нас лавы. Момент был тяжелый. Сердце рвалось на части от сознания своего бессилия. Показательно то, что гусары, прежде чем перейти к красным, предложили офицерам и унтер-офицерам уехать».
Красные упорно приближались и прижимали нас к камышам. Нам оставался последний выход – уходить через реку Куму. Красные уже появились на берегу, когда наши части спустились вниз и переходили изгороди, заборы садов и бесчисленные рукава и притоки Кумы. В некоторых местах приходилось идти чуть не вплавь. Мороз был 15 градусов без снега. Шинели замерзали, лошади увязали в топи и падали. Наконец выбрались на дорогу среди камышей и тут стали присоединяться отставшие гусары, артиллеристы и пластуны.
6-й эскадрон, часть 4-го с ротмистром Килениным[237], пулеметная команда вместе с пластунами, при поддержке бронепоезда, прорвались вдоль линии железной дороги и загнали в камыши часть лавы красных. Что касается 3-го эскадрона (ротмистр Янов[238]) и другой части 4-го эскадрона, то им удалось прорываться в юго-восточном направлении на село Праскавяя. Весь наш обоз, конечно, погиб.
В полку в этот день был убит лишь один офицер – корнет Кушковский[239] и ранен в голову корнет Карпов. Тело Кушковского было вывезено.
Командир 2-го эскадрона ротмистр Гейне[240] пишет:
«Артиллеристы, уже накануне державшие себя ненадежно, перешли к красным, крича: «Товарищи, не стреляйте». Мои гусары также сочли этот выход из положения наилучшим. Я выскочил оттуда только благодаря тому, что мой вестовой, подавая мне лошадь, сказал: «Уезжайте, господин ротмистр». Я поскакал к берегу Кумы. Льда не было, только корочка. На берегу реки я нашел своих и присоединился к ним».