начальником нестроевой команды и полкового обоза – поручик Шлее.
Полковник Нарвойш, болевший еще на фронте Первой мировой войны, снова заболел и не мог оставаться в строю.
В дивизионе Крымского конного полка было несколько полковников, предложивших сами постоянно по очереди дежурить по полку:
полковник Волошкевич[493] (из отставки, бывший командир эскадрона Ее Величества), фон Кюгельген[494] (бывший командир Текинского конного полка[495] и в полку командир 4-го эскадрона), Иванов (из запаса), Талаев (из запаса), Селинский (1-го Линейного конного полка Кубанского казачьего войска), Волоцкой[496] (12-го гусарского Ахтырского полка).
Согласно новому приказу, в Добровольческой армии был упразднен чин подполковника и все подполковники были переименованы в полковники, а ротмистры производились непосредственно в полковники. Представленный к производству в чин подполковника ротмистр Баженов был произведен сразу в полковники.
Дивизион находился с первого дня формирования в Симферополе. Велись усиленные занятия, готовились к скорому выступлению на фронт. Неслась гарнизонная служба. Ежедневно большие караулы назначались в штаб Крымско-Азовской Добровольческой армии[497] генерала Боровского[498] и в штаб 4-й дивизии генерала Корвин-Круковского. Караульными начальниками назначались старшие офицеры из не занимающих должностей командиров эскадронов или команд. Иногда высылались экспедиции в уезд по борьбе с бандитами и местными подпольными большевиками.
В начале февраля 1919 года командиром дивизиона Крымского конного полка штабом Главнокомандующего Добровольческой армии назначен был Генерального штаба полковник Давид Иванович Туган-Мирза-Барановский, литовский татарин по происхождению, коренной офицер лейб-гвардии Конной артиллерии, по окончании Николаевской военной академии отбывавший ценз командира эскадрона лейб-гвардии в Гродненском гусарском полку, а во время Первой мировой войны бывший начальником штаба Гвардейской стрелковой дивизии.
Полковник Бако стал старшим штаб-офицером и помощником командира полка по строевой части; полковник Мартыно остался на должности младшего штаб-офицера.
Новый командир сразу произвел на всех чинов дивизиона самое отрадное впечатление: приветливый, никогда не возвышающий голоса, но требовательный по службе; если кому-либо делал замечание, то в крайне деликатной форме, но так умел сказать, что получивший замечание готов был на все, лишь бы в другой раз не заслужить командирского замечания.
Эскадроны продолжали пополняться. В марте 1919 года 1-й и 2-й эскадроны уже имели в своих рядах больше 150 человек в каждом. Командир полка (дивизиона) предполагал выделить по 50 человек из 1-го и 2-го эскадронов и образовать новый 4-й эскадрон. Получилось бы три эскадрона (1-й, 2-й, 4-й) пеших по 100 человек в каждом и конный 3-й эскадрон, в котором уже находилось 85 всадников.
Проекту этому, однако, не удалось осуществиться. Произошло для полка крайне неприятное, тяжело переживаемое событие.
После ухода из Крыма германских войск осталось в Крыму несколько германских офицеров. Один из них, майор Хофмаер (или, может быть, Хомаер), стал хлопотать о сформировании для Добровольческой армии Егерской бригады из немцев-колонистов. Немцы-колонисты успели зарекомендовать себя как отличные солдаты. Высшее начальство, не будучи достаточно осведомленным о настоящих целях Егерской бригады и предполагая, что из Егерской бригады получится первоклассное войсковое соединение, сделало большую ошибку и дало разрешение на формирование бригады, а всем войскам, в которых находились на службе немцы-колонисты, приказано было не чинить никаких препятствий для перехода немцев в Егерскую бригаду. Одновременно велась среди солдат-немцев тайная пропаганда об обязательном их переходе в Егерскую бригаду, когда об этом будет объявлено.
Началось отступление частей Добровольческой армии из Северной Таврии. Красные сильно нажимали на наши немногочисленные и слабые по числу бойцов части. В Симферополе началась эвакуация. Потребовалось ежедневное назначение по одному эскадрону на вокзал для поддержания порядка при эвакуации. С утра 29 марта 1-й эскадрон находился на вокзале; чины эскадрона исправно выполняли свои обязанности до последней минуты, когда, закончив работу на вокзале, эскадрон построился и с песнями в полном порядке возвращался в свои казармы. А в это время агитаторы немецкой бригады, в том числе и находившийся в прикомандировании к полку поручик Барт, успели уже распропагандировать 2-й эскадрон, а также незаметно 1-й эскадрон на вокзале. Когда 1-й эскадрон вернулся на казарменный двор, то по команде «Разойтись», все немцы-колонисты бросились в соседнюю улицу, где построились перед ожидавшим их уже немецким начальством, там же находились и немцы 2-го эскадрона. Так произошел «революционным порядком» переход солдат немцев-колонистов из полка в Егерскую бригаду, которому, согласно приказу командования Добровольческой армии, следовало не чинить никаких препятствий. Отдельные солдаты 1-го эскадрона, подскочившие к своим офицерам, возмущались происшедшим, но прибавляли, что против своего народа они пойти никак не могут. Стадное чувство. Так же как и крымские татары больше верили и слушались своих народных представителей, так и немцы пошли за своими агитаторами, боясь провиниться перед своим народом.
Такая, на наш взгляд, катастрофа ужасно подействовала на моральное состояние оставшихся в строю. В 1-м и во 2-м эскадронах оставалось по 25 человек. К 10 часам вечера 29 марта назначен был выход из Симферополя по направлению на Карасубазар. Вот здесь впервые увидели крымцы бодрость духа и решительность своего командира. «Если даже только один человек останется в строю, то считается, что полк существует; посмотрите сколько у нас осталось!» Эти слова командира всех подбодрили. Действительно, 3-й эскадрон остался нетронутым, также и пулеметчики; в двух пострадавших эскадронах осталось приблизительно пятьдесят человек, не считая хозяйственных чинов. Все было приведено в порядок, и дивизион выступил походным порядком на Карасубазар. Сзади арьергардом выступил 3-й эскадрон ротмистра Баженова.
Командование Егерской бригадой заявило, что не будет бригада отступать вместе с частями Добровольческой армии, а остается в Симферополе для поддержания порядка до подхода Красной армии и для безболезненной передачи власти красному командованию. Начальство Егерской бригады обещало обеспечить нам беспрепятственный отход, хотя в этом не было никакой надобности. При выходе из Симферополя в ночной темноте заметны были цепи егерей по белым околышам бескозырок, взятых в цейхгаузе наших земляков – литовцев Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича.
В Карасубазаре дивизион оставался до 2 апреля, занимая сторожевое охранение и ведя разведку 3-м эскадроном по направлению на север и северо-запад от Карасубазара. Вечером 2 апреля получен был приказ отходить на Старый Крым и далее на Владиславовку и к Ак-Манайским позициям, но по прибытии к месту назначения на станцию Семь Колодезей дивизиону приказано было погрузиться в вагоны и по железной дороге отправиться на станцию Ислам-Терек в распоряжение начальника 5-й дивизии генерала Шиллинга. Со станции Ислам-Терек 1-й и 2-й эскадроны были направлены в деревню Коп-Отуз, к западу от которой было выставлено сторожевое охранение, а 3-му эскадрону приказано было вести разведку на Грамматиково и восточнее до залива Сиваш.
4 апреля красные повели энергичное наступление на Старый Крым и заставили части 4-й дивизии отходить в направлении на Феодосию, что вызвало отход и частей 5-й дивизии. Крымцам приказано было отойти к деревне Ерчи, где выставить охранение; 3-му эскадрону продолжать вести разведку на деревню Коп-Отуз, которая сразу по ее оставлении была занята красными. На участке у деревни Ерчи дивизиону было придано два орудия, были выбраны позиции для пулеметов, вырыли окопы, хотя и очень слабые, рассчитанные лишь на кратковременную оборону, так как не было сомнения в предстоящем дальнейшем отходе на Ак-Манайские укрепленные позиции. Два дня, 5-го и 6 апреля, прошли совершенно спокойно; это были великая пятница и великая суббота перед великим праздником Светлого Христова воскресения. Заботами начальника команды связи штабс-ротмистра Каблукова были доставлены в дивизион, с расчетом на всех находящихся на боевом участке, куличи, яйца, колбасы, а также папиросы, в которых была особенная нужда. Заутреню служить было некому, разговляться ночью никак нельзя было; ночью требовалась особая бдительность, поэтому пришлось разговеться уже накануне великого праздника Пасхи, крайне скромно перед заходом солнца, когда еще было совсем светло.
7 апреля, в день праздника Пасхи, утром около 9 часов красной конницей густой лавой была произведена конная атака на деревню Ерчи. Разъезд 3-го эскадрона поручика Кульшина[499] на карьере подлетел к нашим постам и успел предупредить об атаке. Наши малые эскадроны легко могли бы быть раздавлены массой красной конницы, но присутствие духа никем не было потеряно, а смелость и быстрые решительные распоряжения нашего командира сыграли главную роль в жестоком поражении напавшей красной конницы, которую, подпустив совсем близко, почти всю расстреляли огнем восьми пулеметов и пятидесятью стрелками. Очень большую поддержку своим метким беглым огнем оказал доблестный артиллерийский взвод. Уцелевшие красные кавалеристы повернули назад и ускакали, оставив на поле боя своих убитых.
Вследствие продвижения большевиков на нашем левом фланге и занятия ими города Феодосии, приказано было крымцам в ночь на 8 апреля оставить Ерчи и отходить на Ак-Манайские позиции. До 6 мая дивизион оставался в районе Ак-Маная. Спешенные эскадроны в резерве у деревни Кошай, где пополняли свои ряды добровольцами, а 3-й эскадрон был придан 2-му конному генерала Дроздовского полку. В составе этого полка эскадрон участвовал во всех боевых делах полка.