23 января полк погрузился на «Саратов». Грузить лошадей не разрешили. Пришлось оставить в Одессе большую команду с лошадьми, которая должна быть готовой через несколько дней погрузиться с лошадьми на пароход «Владимир», уже вышедший из ремонта. На «Саратов» также не удалось принять многих больных, переживавших в госпиталях кризис болезни. Вечером 23 января с сильно поредевшими рядами крымцы на пароходе «Саратов» по Черному морю отправились в Севастополь, откуда около полугода назад (7 августа 1919 года) на транспорте «Маргарита» вышли в поход по тому же родному нам Черному морю для освобождения Одессы от красной неволи. 26 января 1920 года Одесса снова оказалась во власти красных.
Наш Сводный эскадрон не без труда нашел среди отступавших обозов штаб генерал-лейтенанта Промтова. Корпус его отходил от Киева. Так получилось, что войска Киевской области отошли на Одессу, а войска Новороссийской области, имевшие свой тыл в Одессе, отступили на Николаев, Херсон и затем в Крым. 2-й армейский корпус представлял собой огромный обоз больных, большею частью тифозных. По бокам обоза шли отдельные солдаты, ухаживавшие за своими больными боевыми друзьями. Принимая во внимание состояние своего корпуса, генерал Промтов никаких заданий прибывшему к нему эскадрону не давал. Штабс-ротмистр Лихвенцов, видя, что он с эскадроном при этом длинном обозе, в сущности, не нужен, при первой возможности явился к начальнику конной группы генералу Склярову, доложил ему о создавшемся для эскадрона положении и просил генерала взять эскадрон под свое покровительство. Генерал Скляров отзывчиво отнесся к выраженному штабс-ротмистром Лихвенцовым желанию, назначил эскадрон в распоряжение командира 2-го Лабинского казачьего полка и обещал лично с генералом Промтовым этот вопрос уладить. 2-й Лабинский полк состоял из шести сотен и конной батареи, имевшей только два орудия; восьмым подразделением становился эскадрон штабс-ротмистра Лихвенцова. В своем полку казаки радушно приняли крымцев, и эскадрон почувствовал себя не брошенным на произвол судьбы, а как бы у себя дома среди боевых соратников.
Как известно, румыны отказались пустить на свою территорию наши войска, отступавшие в район Одессы, и многочисленным, но порядочно расстроенным войсковым частям пришлось совершить очень тяжелый поход сперва по льду реки Днестра, а затем вдоль реки на соединение с польской армией (тоже настоящий ледяной поход).
В составе конной группы генерала Склярова[528] наш эскадрон, находясь при 2-м Лабинском полку Кубанского казачьего войска, принял участие в этом так называемом Бредовском походе[529]. Красные все время преследовали отходящие войска, и на долю конной группы выпала самая ответственная роль по обеспечению благополучного и спокойного похода. Все войска двигались тремя колоннами. По берегу Днестра шли обозы войсковых частей, все больные и раненые на подводах и многочисленные беженцы; вторая колонна, средняя, состояла тоже из подвод, но на подводах находились еще боеспособные солдаты; крайняя правая колонна представляла собою конную группу генерала Склярова, полностью сохранившая свою боеспособность. В эту группу входило пять конных полков.
Во всех боях крымцы показали себя с самой лучшей стороны и не раз получали благодарность от командующего полком храброго есаула Пастернака[530]; получили также и от начальника конной группы генерала Склярова благодарность за храбрость и лихость.
12 февраля войска генерала Бредова соединились с польской армией, находившейся в состоянии войны с Красной армией. Через несколько дней конной группе генерала Склярова польское командование отвело участок фронта между селом Струги и станцией Деражня. Разгорелись ожесточенные бои с большевиками. Конная группа состояла из пяти полков: 2-го Лабинского и 2-го Таманского полков Кубанского казачьего войска, 2-го конного генерала Дроздовского полка, 42-го Донского полка и 3-го Осетинского; 42-й Донской имел четыре сотни конных и четыре пеших и еще двухорудийную конную батарею; остальные полки состояли из шести сотен (эскадронов), но во 2-м Лабинском полку были еще Крымский конный эскадрон и двухорудийная конная батарея. Все эти полки в боях против красных состязались в смелости и удали, и нашей коннице поляки всецело обязаны удержанию занятых ими рубежей и города Новой Ушицы. Во время похода и в этих боях крымцы Сводного эскадрона понесли значительные потери, но в это время подоспели остатки той команды, которая была в январе оставлена с лошадьми в Одессе; хотя и без лошадей явились эти остатки, но все же в числе 25 человек, что было хорошим пополнением для эскадрона, тем более что были заводные лошади.
Оставшейся в Одессе команде в составе двух офицеров и сорока всадников при сотне заводных лошадей не пришлось погрузиться на пароход «Владимир», предназначенный для штаба войск Новороссийской области; так же как и все другие войсковые части, не смогла команда переправиться через Днестр, и пришлось ей идти вместе с растянувшимся на много верст обозом в северном направлении по левому берегу Днестра. В самом начале похода команда потерпела большую утрату. В местечке Маяки, где предполагалось остановиться для кратковременного отдыха, корнет Хараджа 2-й Иван Михайлович заметил, что подводы и заводные лошади его 4-го эскадрона отстали; он сразу поскакал назад, чтобы выяснить, что случилось с ними, но в это время наскочила красная конница, окружила все отступающие на этом месте добровольческие части и всех взяла в плен, в том числе и корнета Хараджу с его людьми. Сразу из команды убыло 8 человек и 15 лошадей. Из офицеров в команде остался лишь один корнет Кибальченко и, кроме него, еще и полковой адъютант штабс-ротмистр Эммануель, будучи еще больным присоединившийся к команде. Заведовавший промежуточной полковой базой в Одессе полковник Каллинг[531] к команде не присоединился, так как ему было обещано место на пароходе «Владимир». Как потом выяснилось, поместиться он с семьей на пароход не смог и, оставшись в Одессе, подвергся преследованию большевиков. Находясь в советском лагере, полковник Каллинг в скором времени скончался. С большими усилиями добралась команда до Могилева-Подольского в значительно уменьшенном составе; несколько всадников и около двадцати лошадей не выдержали тяжелого похода по многочисленным ледяным подъемам и спускам в лощинах и балках Подольской губернии. Старший из войсковых начальников в Могилеве генерала Моллер[532] объявил, что в Могилеве будет дневка, но неожиданно части генерала Моллера ушли весьма спешно из города. Нашего связного, прибежавшего предупредить своих об этом, опередили петлюровцы, напавшие на спящих наших всадников и отобравшие у них винтовки, а затем уведшие всех оставшихся лошадей. Петлюровский комендант города, бывший русский офицер, на энергичный протест корнета Кибальченко заявил, что он ничего не может сделать, так как власти у него нет, и посоветовал благодарить Бога за то, что нас всех оставили в живых и даже оставили нам холодное оружие. В команде были еще не совсем поправившиеся после болезни, все были изнурены тяжелым походом, но пришлось решиться идти дальше пешком, порядочно уже отстав от ушедших наших обозов. С большим напряжением своих сил добрела команда до Новой Ушицы, занятой поляками. Здесь появилась надежда на возможность присоединиться к эскадрону штабс-ротмистра Лихвенцова, о котором не было никаких сведений; приходилось ждать, не имея ни крова, ни хлеба. Вот при таких условиях остатки злополучной нашей команды встретили неожиданно защитников и доброжелателей в лице местных евреев. Узнав, что отходящая группа усталых и голодных людей является частью того Крымского конного полка, который проходил по их местности, не грабил их и не обижал, все они старались чем могли помочь этим крымцам, среди которых некоторых лично узнали. На всем пути от Могилева до Новой Ушицы и в самой Новой Ушице приютить, накормить и обогреть своих знакомых крымцев считалось своим долгом. Без преувеличения можно сказать, что эта поддержка благодарных евреев некоторым из команды спасла жизнь.
В Новой Ушице наконец удалось связаться с эскадроном. Штабс-ротмистр Лихвенцов прибыл в Новую Ушицу с несколькими подводами и доставил команду в составе 23 всадников в Сводный эскадрон Крымского конного полка. С командой прибыл корнет Кибальченко и выздоравливающий адъютант полка штабс-ротмистр Эммануель.
7 марта распоряжением польского командования русские воинские части были сняты с фронта. Эскадрон крымцев в составе 2-го Лабинского казачьего полка походным порядком прибыл на станцию Ярмолинцы, где вечером 9 марта после сдачи лошадей и огнестрельного оружия был погружен в вагоны и утром 10 марта эшелон отошел по направлению на Чортков, Бучач, Монастежиска, Нижньов, Станиславов, Львов, Стрый (все хорошо знакомые места). В Стрые выгрузка и недельный карантин, а затем эскадрон доставлен был в лагерь Дембия у города Кракова, где вместе со 2-м Лабинским полком был интернирован и оставался в лагере до общей эвакуации русских войск из Польши в Крым.
25 января 1920 года на пароходе «Саратов» Крымский конный полк прибыл в Севастополь, а на другой день по железной дороге отправлен в Симферополь, где, выгрузившись из вагонов, перешел снова в свои казармы. К этому времени прибыли отсутствовавшие из полка коренные крымцы: полковник Тихановский[533], бывший до этого в армии генерала Юденича, и штабс-ротмистр Дмитриев[534], находившийся в рядах 10-го уланского Одесского полка. Несколько коренных крымцев служили в Чеченской конной дивизии, которой командовал наш бывший командир полка генерал-майор Ревишин, а в Крыму во вновь переустроенных Вооруженных силах Юга России и переименованных в Русскую Армию занял должность начальника 3-й конной дивизии.