— Мы начнем новую жизнь и все будет хорошо. Я тебе опора, ты мое украшение, — атаман погладил свою суженную по голове. — Пошли в дом!
— Сдохни! — послышался крик со спины.
Заруцкий резко сместился в сторону крика. Пять человек, одетых, как крестьяне были в метрах тридцати и двое из них целились пистолетами в сторону Ивана и Софии, трое других уже обнажили сабли.
— Бах, Бах! — раздались выстрелы и Заруцкий завалился на спину, увлекая за собой и Софию.
— Вжух! Бах! — раздались выстрелы с боку.
Это уже ближние казаки успели среагировать и расстреливали убийц. Через пять секунд перед княжеской четой было уже пять охранников, прикрывающих своего атамана и его… казацко-княжескую жонку.
Ударилась сталь казацкая о сталь шляхетскую. Убийцы не побежали, они пришли убить и быть убитыми, потому уже пятнадцать казаков не заставили гордых литовских воинов отступить.
— Ваня! — истерично кричала София.
Женские слезы блестели на ярком, жарком, солнце. Вот так, впервые в своей жизни София ощутила себя счастливой, но Господь определил ей нелегкий жизненный путь, полный испытаний и крушения надежд.
— Кхе… а ты говорила, чтобы я снял кирасу, что жарко… — простонал Иван Заруцкий-Олелькович.
— Шм, — София шмыгнула носом, на заплаканном лице появилась улыбка. — Спасибо, что живой!
— Мне теперь нужно жить для тебя, для Димы. Но ты не думай, усидеть коло твоего подола не смогу. Дело мое — война. В доме долго не усижу, воли казацкой затребует душа православная, — боль в груди Ивана от попадания пули в кирасу отступала.
А сабли продолжали бить друг о друга, казаки окружили двоих выживших убийц и по очереди пробовали рубиться со шляхтичами. Те были неплохи в сабельном бое, как и большинство иных шляхтичей.
— Мне их оставьте! — выкрикнул атаман, только чуть поморщившись от того, как кольнуло в ребрах.
Заруцкий разделся до пояса и вышел в круг, где стояли двое уже уставших, но все еще решительных литовских шляхтичей.
Теперь София не волновалась. Она была убеждена, что вот так, грудь в грудь ее муж любого одолеет. Женщина только любовалась мускулистым телом своего любимого. Только одна мысль пронеслась в голове Софии: «Ты только сильно не утомись, чтобы и на меня хватило».
*……………*……………*
Тушино
23 августа 1608 года.
— Сено! Солома! Сено! Солома! — нервозно кричали командиры, чаще всего порутчики, реже капитаны.
— И где ж вас набирают-то, аспидов, неразумных? — разъярялся капитан Дубнов.
— Так, господин сотенный капитан, брали же кто могуч статями, но розум не проверяли, — защищал себя, как ответственного за рекрутский набор, порутчик Возницын.
Я посмотрел на Тео Белланди — гвардейского полковника, который сопровождал меня в поездке по гвардейским частям. Этот командир стал главным гвардейским офицером. То, как воевала гвардия в ходе всего одного боя, меня впечатлило и я хотел, чтобы и далее множилось количество солдат, обученных новому строю. Вот швейцарец и занимается этим.
— Прости государ, но так оно и есть. Головное — сила воина, кабы аркебузой со штыком орудовать мог справно, — оправдывался старший гвардейский офицер. — А экзерцициям научим, уже третий набор. Вон и твою науку с сеном и соломой переняли.
Я усмехнулся. Да, сплагиатил я у Петра Великого подход к обучению солдат. Это, вроде бы он усмотрел и удумал, что научить рекрута-новобранца командам «левой-правой» сложно, при этом бывшие крестьяне знают, чем отличается сено от соломы. Вот и засунули в левый сапог сено, ну а в другой — солому.
А сапоги, к слову, добрые, Матвеевских мануфактур. Матвей, Авсея сын, получил от меня даже фамилию Скорняков, ну и дворянством его пожаловал, как крупного мануфактурщика, ну и в назидание иным развиваться. Только посоветовал парню не чревоугодничать, а то и двадцати лет нет, а пузо отъел, как мужик сорокалетний, лежащий у телевизора с бургерами. Но дело Матвей знает, одну мануфактуру поставил, понял принцип, из одной уже три сладил. Сейчас имеет три сапожных и одну ткацкую мануфактуру. Найдет, как поставлять в большом количестве шерсть, лен, с чем черт не шутит, и хлопок, подарю ему станок прядильный. Молодые умы быстро перенимают новшества и вот таких парней и отыскивать нужно.
— Государ, дозволь тебе челобитную преподнесть! — сказал Белланди и склонил голову.
— Что там, господин полковник? — не отвлекаясь от наблюдений за происходящем на плацу… нет, скорее «площади».
Как же неудобно не использовать понятия, к которым привык. Ну плац, он, вроде бы и есть, плац. Но нет такого понятия в русском языке — неметчина все это, как и атака, штурм, и ряд других слов, без которых не обойтись в будущем, ну а здесь нужны «заменители». Так что старославянское слово «площадь» подойдет, если только прибавить «воинская». Можно было бы майданом назвать, как у казаков, но и это слово… несколько не подходило. Скорее, майдан — это казацкая говорильня, своего рода агора, или форум.
— Прошения сие, государь о прапорщике Дмитрии, прозванного Разумновым, — сказал Тео Белланди, за последний год отлично выучившийся русскому языку.
Вообще, как мне докладывали, иностранные военные специалисты стали работать с большей отдачей. Они первоначально как думали? Вот приедут, состригут с варваров-московитов серебра, да и обратно, к себе в «цивилизованные Европы». А здесь выходит, что им есть чему научиться, да еще и таким тактикам, до которых в Европе пока никто не додумался. И я прекрасно понимал, что вот эти вот командиры могут в какой-то момент сорваться и побежать в ту же Польшу или к цесарцам, и тогда наши ноу-хау станут известны. Но этот момент я потребовал особо учитывать в работе Захария Ляпунова. Если кто и рванет к нашим потенциальным противникам, то он не должен доехать по пункта назначения. И очень хорошо, что пока сильно много «бегунков» не образовалось, а я рассчитываю, что уже через три года мы сможем отказаться от использования наемников. Возможно, с офицерами-иностранцами будет посложнее. Все-таки воинская культура в Европе повыше нашей, в плане организованности и строев.
— Ну, и чем тот прапорщик тебе угодил, сеньор Белланди? — спросил я, удивляясь тому, что слышу это имя второй раз за три дня.
До того за Митьку Розума просил капитан Егор Игнатов, тот самый герой-диверсант крайней войны. Но я тогда подумал, что Игнатов своячничает, оказалось, что Егор знал Митяя и жил рядом с ним в Москве, где они входили в одно обчество. А тут от Белланди бумага. При этом ранее ни Егор, ни полковник, не подавали челобитных.
— Полковник, расскажи, в чем суть! Сей прапорщик зело разумеет в устройстве фортеций? — сказал я.
— Государь, ты завсегда все знаешь на перед. Но так и есть, Розумов не годен хаживать с воинами в поле, а вот, где сладить переправу, оборудовать позицию — вот в этом он силен и весьма смекалист. Да и академик твой, тот, что Иван Маслов, выучил математике и иным премудростям, — разъяснял позицию Белланди.
— Мы говорили с тобой, полковник, да и головной воевода Скопин-Шуйский на учениях в октябре должен довести, что при каждом полку быть полуроте размысловых войск, — сказал я, по согласительный кивки головой Белланди.
Нынче полк, по крайней мере, нового строя, сильно отличается от прежних стрелецких. Если стрелецкий полк — это пять сотен человек, то в полку нового строя почти тысяча личного состава. В эту тысячу входит пять рот по сто пятьдесят человек бойцов и командиров. Роты состоят из трех полусотен. Также в полку полсотни инженерных-розмыслывых войск, тридцать человек службы обеспечения, обслуга десяти полковых пушек, полковая разведка. Еще сто человек разных нужных специальностей, где повара, денщики, лекари, конюхи. Лекарей должно было быть больше, но вряд ли в ближайшие года четыре-пять осуществимо, что при каждом полку будет своя приполковая лекарня.
Я создавал полк, как автономную структуру, могущую действовать самостоятельно и в меньшей степени зависеть от внешних факторов. При военных действиях каждый полк нового строя усиливается минимум одним полком легкой конницы, прежде всего, казаков. Ну, и полк принимает дополнительную артиллерию в двадцать стволов. Если наладить взаимодействие всех и каждого, то, как мне видится, русский полк может стать наиболее сложным оружием, нежели господствующая пока испанская терция.
— Ну что, сеньор Белланди, показывайте, на что способен ваш полк, — сказал я и заприметил, как чуть поник полковник.
Я знал о некоторых проблемах, что есть у тушенцев. По крайней мере, более-менее готовых строевых воинов на не более две роты полного состава. Пушек только четыре. Но мне и не нужны показухи, я хочу знать проблемы, и я их знаю. Никто не рассчитывал на то, что уже через год у нас будут полноценные полки, хотя сил и средств на это не жалеем. И кормежка в армии такая, что и я мог бы питаться с солдатского котла без ущерба для здоровья и мышечной массы.
Рота в сто пятьдесят человек личного состава выстраивалась в линию, а я ухмылялся. Ведь видно, что сейчас мне показывают, что из всех четырехсот пятидесяти воинов и командиров взяли самых подготовленных. Движение бойцов выверенное, четкое, почти уверенное. Но они часто оглядываются на своих товарищей по оружию. Ведь когда ходишь в строю с одними и теми же людьми, то свыкаешься с их присутствием, и лица товарищей сливаются с общей картиной происходящего как неотъемлемый мазок художника на большом батальном полотне. И сейчас уже достаточно опытные воины знают, куда им нужно стать, но не находят нечто привычное, так как рядом бойцы из иных подразделений.
Между тем, гвардейцы построились достаточно быстро. Я уже знал, что в это время построение боевых порядков могло происходить и в течение трех-четырех часов. Обе стороны ждали, пока неприятель будет готов. У нас же линия выстроилась за пятнадцать минут, примерно, конечно, так как хронометра не имеем. Надеюсь, что пока не имеем. Но нужно понимать, что это только сто пятьдесят человек, а выстроить семьсот пятьдесят, то есть весь полк — задача посложнее.