— Навки материальны, сквозь стену не пройдут.
— А-а-а… — дрожащим перстом указал мачо на призраков.
— А эти, в принципе, безобидны. К тому же, от них хоть какой-то свет имеется. Отворотись.
Между тем призраки повернулись к ним и решительно двинулись на сближение. Олег вдохнул, выдохнул, провел рукой линию поперек их движения и мысленно поставил там большущее зеркало, отражающее невесомые создания. Не ахти какая защита, но все же. Силы в эфемерных порождениях умирающей души все равно на копейку, пару минут стена их удержит. Ведун заскочил в ванную, выключил воду, сунул невольнице тренировочный костюм:
— Одевайся!
Антиквар снова завыл. Олег выглянул: из туалета одна за другой выбирались навки.
— Проклятье!
Ведун вытащил полуодетую Урсулу, толкнул к постели, прихватил со стула свой пояс, отволок мачо за собой, торопливо расстегнул сумку, зачерпнул перца с табаком и побежал по кругу, оставляя тонкую линию и наговаривая:
— Пойду в чистое поле, поклонюсь на четыре стороны, поцелую мать Триглаву, призову, поклонюсь Хорсу великому, назову имя прародителя. Ты, Сварог, всего сущего созидатель, поставь округ меня тын железный, забор булатный, от востока и до запада, от севера и до моря, оттоле и до небес; огради меня со товарищи от колдуна и от колдуницы, от ведуна и от ведуницы, от чернеца и от черницы, от вдовы и от вдовицы, от черного, от белого, от русого, от двоезубого и от троезубого, от одноглазого и от красноглазого, от косого, от слепого, от всякого моего ворога и супостата по всякий час; по утру рано, по вечеру поздно, отныне и до века. Аминь! — Он откинулся к постели и перевел дух: через заговоренную булатным словом, Свароговым именем преграду нежити ни за что не перешагнуть, пока смертный ее не разрушит.
Навки уткнулись в линию, побрели вокруг. Призраки стояли на одном месте, и водяная нежить то и дело проникала сквозь нежить эфемерную.
— И что т-теперь? — обняв колени, спросил антиквар. — Что?
— Спать, — повел плечом ведун. — Утро вечера мудренее. Призраков на свету никто не видит и поэтому не боится, навки без воды долго протянуть не могут. Сохнут, вянут, чахнут, пропадают навсегда. Солнце открытое тоже недолюбливают. Разве на отмели порезвятся, откуда сбежать быстро можно.
— Отдай! Он наш… — растопырив пальцы, вытянула руки к запретной черте мавка. — Звал. Звал!
— Да ты что? — ухмыльнулся Середин. — А, Вячеслав Григорьевич, что скажешь? Заманивал красавиц, соблазнял, назначал свидание?
— Не-е-ет! — испуганно вскрикнул мачо.
— А ты подумай, — ласково посоветовал ведун. — Может, ляпнул чего не подумавши на берегу? Пожелал чего? Вдруг познакомился с кем-то у воды? Вон та душегубка — глянь, какая красавица. Прям так и хочется в уста сахарные губами впиться.
— Ничего я не говорил! — опять нервно дернулся мужчина. — Ни с кем не знакомился. Я рыбу ловил. Это дело тишины и покоя требует.
— Ох, тяжело с вами. Нежить, она ведь тоже врать не станет. Глупа она слишком для этого. Ладно, давайте укладываться.
— Я его имя знаю, — мрачно сообщила мавка. — На след порчу наведу.
— Я не говорил! — поспешил оправдаться Вячеслав Григорьевич.
По дому прокатился истошный вопль ужаса. Середин подпрыгнул, схватился за саблю и замер, буквально в миллиметре остановившись перед заговоренной чертой.
— Елетрическая сила! И выходить нельзя и бросить тоже.
Женщина опять закричала, но уже не так искренне.
— На Гариту похоже, — шепотом сообщил мачо.
— Больше и некому, — ответил Середин. — У Зины и Лины голоса тоненькие. Остаются молодожены…
Женщина тихонько заскулила. Но пойти, узнать, в чем дело — значило разрушить защиту и отдать антиквара и девушку в лапы навок. Какой из него спаситель, если вместо помощи он своих останется отбивать?
— Вроде, обошлось? — с надеждой предположил Олег. — Не кричит, на помощь не зовет. Испугалась, наверное, просто. Похоже, и на их долю нежить какая-то досталась.
— Ты слышишь? — толкнул его локтем в бок Вячеслав Григорьевич. — Слышишь?
И вправду, к тихим всхлипываниям за стеной добавился размеренный голос:
— Отдай монету. Дай монету. Дай монету. Отдай монету…
— Тебя мама в детстве учила, как от ночных страшилищ прятаться? — негромко поинтересовался Середин.
— Это как?
— Одеялом с головой укрыться и плюнуть на все, что снаружи происходит, — посоветовал Олег. — Разрешаю не раздеваться. Давайте спать.
Как ни странно, антиквар заснул. Во всяком случае, ночью он стонал, брыкался и тихонько потявкивал. Лица, страдающие бессонницей, так себя обычно не ведут. А вот Олег смог сомкнуть глаза всего на несколько минут. Сперва он никак не мог избавиться от вкрадчивого голоса, требующего монету. Вдобавок время от времени мавка начинала канючить у него свою добычу. И голос у нее оказался противный, въедливый, до самого мозжечка пробивал. Потом нежити пропали — и принялась кричать Гарита. Или, точнее, кто-то орал похожим на ее голосом. У Олега возникло подозрение, что это навки пытаются заставить его переступить черту. Ведун все же провалился в сон — и почти сразу чуть не над самым ухом завопили:
— Ка-атер! Они украли катер!
— Что там опять не слава богу? — Ведун выбрался из-под одеяла, опоясался саблей, прихватил с собой карабин и вышел из комнаты. Там упиралась обеими руками в стекло окна растрепанная Гарита в длинном махровом халате.
— Это вы? Олег, смотрите, смотрите, что случилось!
— Что?
— Катера! Их кто-то угнал!
Ведун вскользь бросил взгляд на лестницу — баррикада была на месте, — подошел к женщине. Окна холла выходили прямо на причал. Там по-прежнему покачивался на привязи аквабайк, но вот лодки — обе лодки исчезли.
— Что произошло? — отчаянно зевая, выбрался из своего номера Тюлень.
— Кто-то украл катера!
— А где ваш муж, очаровательная леди?
— Да как вы смеете! — От возмущения женщину бросило в краску. — Он… Он чуть не погиб. Вы представляете, — она повернулась к Середину, положила ему ладонь на запястье, — представляете, у нас в номере оказалось открыто окно. И из него прямо на меня кинулся этот огромный монстр! Но Витя ринулся на него, прямо с голыми руками. Он врезался в него головой и плечом и вышвырнул наружу! Но тот тоже ударил мужа и он плохо себя чувствует. Ему хочется полежать.
— Так это из-за него вы так кричали? — кивнул Олег.
— Нет, — отмахнулась Гарита. — Я так испугалась, что онемела просто. Потом через нашу комнату несколько раз перемещались призраки. Прямо сквозь постель, вы представляете? Как при всем этом можно было спать? А потом и вовсе появилась странная зеленая девица. Вся голая, в тине, мокрая — просто ужас. Она хотела обнять мужа, но я ее прогнала.
— Побили? — издалека уточнил Тюлень.
— Нет, стала на нее кричать, ругаться, посылать подальше. Я, знаете ли, свой торговый путь на рынке за прилавком с картошкой начинала. Выразиться с чувством умею. Она и ушла.
— Да, у них это бывает, — усмехнулся Середин. — Русалки не любят, когда на них ругаются. Ранимые твари.
— Бред какой, — фыркнул Тюлень. — Призраки, русалки, монстры. Оглянитесь по сторонам! Светло, чистый воздух, тишина, благодать. Неужели вы верите в весь этот бред? Вам не кажется, что все мы просто изрядно вчера перебрали?
— Электричества нет до сих пор, — сообщила женщина.
— Согласен, с генератором в ските что-то случилось. Как раз из-за темноты нам вчера и начала мерещиться всякая чертовщина.
— Баррикаду на лестнице видите? — хмыкнул ведун.
— Ой, чего мы только с друзьями по пьянке ни устраивали! Поутру просыпаешься, смотришь и думаешь: зачем? Зачем вот мы приволокли Ваньке Зарудину в квартиру бетонный вазон из парка? Главное, утром, по трезвянке, назад его вытащить не смогли!
— Где катера?
— А вы не заметили, милая леди? Я уже пять минут стучусь в номер к нашим рыбакам. Этой парочки почему-то нет. Не отзываются.
— Как они вышли через баррикаду?
— Видимо, остались внизу еще с вечера.
— Но кто избил моего мужа?!
— Не знаю, — подошел ближе Сергей. — Надеюсь, не я. И на Олеге, вон, синяков нет. Стало быть, драки не было.
— Но не могла же быть у нас у всех одна и та же общая галлюцинация!
— Отчего не могла? Пили ведь вместе. А потом разошлись по койкам, и кому там что примеререме… — Тюлень замер, глядя Гарите в лицо.
— Что вы так на меня… — Женщина нервно отерла лицо, поправила волосы, запахнула ворот халата.
— Вам… — Сергей помолчал. — Вам лучше посмотреть на себя в зеркало.
— А что… такое? Я поседела, да? У меня… волосы белые?
— Моторок-то и правда нема, — выглянул в окно Тюлень. — Когда уехать успели? Они же бесшумно не катаются.
— Ты и правда не веришь во вчерашние события? — переспросил Олег.
— Посмотри, как красиво вокруг, — глубоко вздохнул Сергей. — Красота какая! Облачка бегают, волны рябят, утки, вон, шастают. Ну, разве среди этой красоты может случиться какая-то беда?
— А с тобой ночью ничего не происходило? В номере ничего странного не случилось?
— Не знаю, — опять зевнул Тюлень. — Я как ложился, три таблетки снотворного заглотил. После водки с пивом оно так сказочно действует — ну, прямо как киянкой по голове. Брык, и спишь, как младенец. Сявки, вон, до сих пор глаза продрать не могут.
— А-а-а! Мои глаза!
Сергей с Олегом переглянулись, кинулись к номеру молодоженов. Виктор, полуодетый, еще выбирался из постели. В ванной перед зеркалом стояла Гарита. Она уже не кричала, только смотрела и причитала:
— Мои глаза… Смотрите, они стали разноцветными. Синий и зеленый.
— А видят нормально, милая? — растолкав всех, вошел в ванную супруг.
— Вроде, нормально.
— Ну вот… Уже легче… — Он взял ее лицо ладонями, повернул к себе, несколько секунд вглядывался, потом повернул голову к Олегу.
— Ну да, — кивнул ведун, — у моей жены тоже глаза разные. И ничего, у нее зрение получше, чем у многих.