– Воспоминания вернулись к ним после того, как мы достигли момента, когда я использовал кресло в предыдущей временной линии. Это всегда так работает?
– Да, поскольку именно в этот момент их сознание и память из предыдущей временной линии вливаются в текущую. Можно считать чем-то вроде юбилейной даты, повода для воспоминаний.
– И что вы предлагаете?
– Мы с вами захватим лабораторию Слейда уже завтра. Уничтожим само кресло, его программное обеспечение, инфраструктуру, не оставим ни малейшего следа. У меня наготове вирус, чтобы запустить во внутреннюю сеть Слейда, как только мы окажемся в отеле. Он все там отформатирует.
Барри делает глоток пива, напряжение, сводящее мышцы живота, потихоньку ослабевает.
– А я-из-будущего с этим планом соглашусь?
Хелена улыбается:
– Собственно, мы его вместе и разработали.
– И как по-вашему, есть у нас шансы на успех?
– Честно? Не думаю.
– А что думаете?
Хелена утомленно откидывается на спинку стула. Кажется, силы совсем ее покинули.
– Я думаю, что другого шанса у человечества все равно не будет.
Барри стоит у стеклянной стены рядом с кроватью Хелены, глядя на угольно-черную реку и город за ней. Он может лишь надеяться, что Джулия в порядке, хоть это и маловероятно. Когда он ей позвонил, та разрыдалась, бросила трубку и перестала отвечать на звонки. Скорее всего она, пусть даже и подсознательно, считает его виноватым во всем.
Силуэт города обезображен Биг-Бендом, и Барри размышляет, сумеет ли он к нему когда-либо привыкнуть, или арка так и останется для него и для всех прочих символом того, что реальности доверять не следует.
К нему подходит Хелена.
– Как вы?
– У меня перед глазами мертвая Меган на тротуаре. Кажется, я все равно вижу ее лицо сквозь мокрое покрывало. Я вернулся назад и еще раз прожил одиннадцать лет, но выяснилось, что моей семье это совершенно не помогло.
– Простите меня, Барри.
Он смотрит на нее.
Делает глубокий вдох, потом выдох.
– Вы когда-нибудь оружие в руках держали?
– Да.
– Давно?
– Вы-из-будущего знали, что на штурм здания Слейда придется идти лишь нам вдвоем. Мы с вами много упражнялись на стрельбище.
– И вы уверены, что справитесь?
– Я построила кресло, потому что у мамы был Альцгеймер. Я хотела ей помочь, ей и другим таким же. Я думала, если мы научимся сохранять отдельные воспоминания, это приблизит нас к пониманию того, как сделать, чтобы они вообще не исчезали. Я вовсе не хотела, чтобы кресло превратилось в то, чем оно стало. Оно не только мою жизнь уничтожило, теперь оно разрушает и чужие жизни. Люди теряют любимых. Теряют свое прошлое, целые жизни. Детей!
– Уверен, вы ничего этого не хотели.
– И все же это происходит, а кресло в руки Слейда, а потом и прочих, попало именно из-за моих амбиций. – Хелена смотрит на Барри. – Вы здесь – из-за меня. Человечество все вместе сходит с ума – из-за меня. Это сраное здание, которого не было тут еще вчера – из-за меня. Мне наплевать, что со мной будет, лишь бы нам удалось уничтожить следы существования кресла, все до единого. Если ради этого придется умереть – я готова.
Барри и не догадывался, какую тяжесть Хелена тащит на плечах. Как она себя ненавидит, как раскаивается. Каково это – создать штуку, способную уничтожить саму структуру пространства и времени. Чего ей только стоит скрывать весь этот груз – вины, ужаса, отчаяния.
– Зато благодаря вам, – говорит ей Барри, – я смог увидеть, как моя дочь выросла и повзрослела.
– Знаю, прозвучит не лучшим образом, но вам вовсе не следовало этого видеть. Если мы не сможем доверять собственной памяти, нашей цивилизации конец. И он уже наступает.
Хелена смотрит на город за водной гладью и кажется Барри такой хрупкой, что он едва справляется с чувствами.
– Думаю, нам нужно выспаться, – произносит она. – Ложитесь на кровать.
– Я не собираюсь вас выгонять из собственной постели!
– Все равно я обычно сплю на диване, меня там телевизор убаюкивает.
Она поворачивается, чтобы идти.
– Хелена!
– Что?
– Я совершенно вас не знаю, и все-таки уверен – ваша жизнь этим креслом не исчерпывается.
– Ошибаетесь. Я – это оно. Я потратила всю жизнь, чтобы его построить. И готова потратить то, что осталось, чтобы уничтожить.
7 ноября 2018 г.
Она лежит лицом к телевизору, мигание экрана пробивается сквозь сомкнутые веки, а звука ровно столько, чтобы чуть-чуть отвлечь ее никогда не успокаивающееся сознание. Что-то вдруг заставляет ее пробудиться целиком. Вздрогнув, Хелена садится на диване. Но это лишь Барри тихонько плачет в противоположной стороне комнаты. Ей так хочется забраться к нему в кровать, чтобы успокоить, однако еще слишком рано – по сути, они пока совершенно чужие люди. И, кроме того, ему сейчас, наверное, лучше побыть наедине со своим горем.
Она снова поудобней устраивается на диванных подушках и натягивает одеяло до подбородка, пружины отзываются скрипом. Она еще не забыла, до чего же странно помнить будущее. Память об их с Барри прощании четыре месяца спустя в этой самой комнате до сих пор пульсирует острой болью. Она плавала в депривационной капсуле, а Барри наклонился вниз, чтобы ее поцеловать. Когда он закрывал люк, в глазах у него стояли слезы. Как и у нее. Их совместное будущее сулило столько всего – а она его убивала.
Оставшийся снаружи капсулы Барри уже знает, удалось ли ей задуманное. Он узнал об этом в тот самый момент, когда она умерла, а его реальность мгновенно сместилась и стала иной – той реальностью, которую она сейчас творит.
Хелена подавляет в себе импульсивное желание разбудить сегодняшнего Барри и все ему рассказать. Это все равно что сунуть самим себе в колеса огромную палку эмоций, и завтрашний штурм лаборатории Слейда сделается еще трудновыполнимей. И потом, что она ему скажет? Что между ними пробежала искра? Возникла химия? Пусть уж все будет по плану. Главное, чтобы завтра все прошло как нужно. Отменить ущерб, нанесенный миру ее идеями, она не в состоянии, но, возможно, ей удастся перевязать рану, прекратить кровотечение.
Сколь амбициозны были когда-то ее мечты – изменить мир, остановив уничтожающую воспоминания болезнь. Теперь, когда мама и папа мертвы, да и друзей больше нет, если не считать единственного человека, от которого ее отделяют четыре месяца недостижимого будущего, мечты скукожились до глубоко личных.
Хелене просто хочется вернуть себе способность спокойно, с чистой совестью засыпать по ночам.
Она пытается уснуть, понимая, что завтра ей как никогда потребуются все ее силы.
Сон, само собой, не приходит.
Вечером они с Барри выскальзывают наружу, внимательно изучив прилегающие улицы, прежде чем выйти на открытое пространство. Окрестности в основном состоят из заброшенных производственных корпусов, вокруг толком не видно ни машин, ни вообще чего-либо подозрительного.
Выворачивая на дорогу через Бруклин-Хайтс, Барри бросает на Хелену взгляд поверх центральной консоли:
– Когда вы вчера показывали мне кресло, вы упомянули, что уже дважды его построили. А когда был второй раз?
Хелена отпивает глоток кофе из взятой с собой кружки – ее талисмана против последствий вчерашней бессонницы.
– В первоначальной временной линии я руководила исследовательским отделом в компании из Сан-Франциско, она называлась «Ион». Медицинские аспекты моего кресла их не интересовали. Все, что они видели – его потенциал для индустрии развлечений и вытекающие оттуда суммы со многими нулями. Работа буксовала, мы застряли в болоте и никуда не продвигались. «Ион» уже был готов закрыть мой проект, и тут один из наших подопытных умер в депривационной капсуле от сердечного приступа. Все мы при этом испытали небольшой сдвиг реальности, но никто не понял, что именно произошло. Кроме моего ассистента, Маркуса Слейда. Надо отдать ему должное – он сообразил, что именно я создала, даже раньше, чем я сама.
– И что было дальше?
– Через несколько дней он позвал меня встретиться с ним в лаборатории. Сказал, дело очень срочное. Когда я пришла, Слейд наставил на меня револьвер. Заставил войти в систему и загрузить сделанную нами реактивационную запись его воспоминаний. Потом он меня застрелил.
– Когда это случилось?
– Позавчера. Пятого ноября две тысячи восемнадцатого года. Но, разумеется, несколько временных линий тому назад.
Барри выезжает на Бруклинский мост.
– Не подумайте, что я вас критикую, – говорит он, – но почему вы не вернулись в другое воспоминание?
– Такое, чтобы я не родилась и не построила кресло?
– Я не это имел в виду.
– Я не могу вернуться в прошлое до своего рождения. Это мог бы сделать кто-то другой, а я бы осталась в мертвом воспоминании. Только никакой парадокс с убийством прадедушки в случае с креслом невозможен, как и прочие темпоральные парадоксы. Все, что произошло, даже будучи изменено или отменено, остается в мертвых воспоминаниях. С причинно-следственными связями все в порядке.
– Хорошо, как насчет того, чтобы вернуться в воспоминание на нефтяной платформе? А там столкнуть Слейда в море или что-то в таком роде?
– Все, что произошло на платформе, находится в мертвых воспоминаниях. Туда нельзя вернуться. Мы ведь уже пытались, но с прискорбными результатами. Но вы правы. Мне следовало его убить, пока была возможность.
Они на полпути через реку, тросы моста проносятся прямо над головой. В кофе ли дело или в том, что центр города совсем близко, но Хелена чувствует прилив бодрости.
– Что такое «мертвые воспоминания»? – спрашивает Барри.
– Их считают ложной памятью. С поправкой на то, что они не ложные. Просто случившиеся на временной линии, которую кто-то прекратил. Скажем, та линия, на которой вашу дочь сбила машина, сейчас – мертвое воспоминание. Когда Слейд убил вас в депривационной капсуле, вы ее прекратили и начали нынешнюю.