– Могу я задать вам один вопрос? – произносит Шоу. – Полагаете ли вы, что во всем мире найдется хотя бы один приличный человек, которого огорчило, что девятнадцать школьников не были убиты? Речь не о том, чтобы заменять хорошие воспоминания дурными или изменять действительность случайным образом. У нас лишь одна цель – избавить человечество от несчастий.
Хелена хмурится:
– Маркус Слейд использовал кресло точно так же. Он хотел изменить наше восприятие действительности, однако с практической точки зрения попросту отправлял людей в прошлое, чтобы исправить ошибки. Для кого-то это оказывалось добром, но для других – катастрофой!
– Беспокойство Хелены вполне оправданно, – соглашается Альберт. – Существует достаточно много публикаций о том, как СЛП воздействует на человеческий мозг, по проблеме исчерпания объемов памяти, по ложным воспоминаниям у людей с психическими расстройствами. Я предложил бы членам группы внимательно изучить всю серьезную литературу по этим вопросам, чтобы не двигаться вперед вслепую. В теории, ограничив давность воспоминаний, в которые отправляются наши агенты, мы тем самым уменьшим и когнитивный диссонанс между истинной и ложной временными линиями.
– В теории? – изумленно спрашивает Хелена. – Не следует ли вам, если речь идет об изменении природы действительности, руководствоваться чем-то посущественней теорий?
– Альберт, я правильно понимаю, что ты предлагаешь наложить вето на путешествия в отдаленное прошлое? – уточняет Шоу. – Поскольку вот здесь, – он указывает на блокнот в переплете из черной кожи, – у меня целый список трагедий и катастроф, случившихся в двадцатом и двадцать первом веке. Чисто умозрительно, допустим, что нам удалось найти девяностопятилетнего старика, сохранившего твердый рассудок и ясную память, а также прошедшего в свое время снайперскую подготовку. Как вы полагаете, Хелена, в какой возраст можно вернуть человека без особого риска?
– Не могу поверить, что мы вообще считаем возможным задаваться подобными вопросами.
– Это не более чем слова. За этим столом позволяется высказывать любые идеи.
– Женский мозг целиком формируется к двадцати одному году, – говорит Хелена. – Мужской – несколькими годами позже. Возвращение в шестнадцать лет предположительно осуществимо, хотя без экспериментов точно не установить. Есть вероятность, что, когда человек отправится в слишком юный возраст, его когнитивная функциональность такого попросту не выдержит. Если запихнуть взрослое сознание в недоразвитый мозг, последствия могут оказаться катастрофическими.
– Я правильно понимаю, что вы сейчас предлагаете, Джон? – спрашивает Альберт. – Отправлять агентов на сорок, пятьдесят, шестьдесят лет в прошлое, чтобы убивать диктаторов, прежде чем они убили миллионы людей?
– Или предотвратить убийства, ставшие катализатором чудовищных трагедий – например, убийство боснийским сербом Гаврилой Принципом эрцгерцога Франца-Фердинанда, уронившее первую костяшку домино в цепочке, которая привела к Первой мировой войне. Я просто отмечаю саму возможность подобной дискуссии. Мы находимся в одной комнате с устройством невероятной мощи.
Повисает отрезвляющая тишина.
Хелена снова садится. Сердце ее бешено бьется, во рту пересохло. Она говорит:
– Единственная причина, по которой я еще здесь, – вам необходим кто-то вменяемый.
– Совершенно верно, – кивает Шоу.
– Одно дело – изменить события последних нескольких дней. Только поймите меня правильно – это тоже опасно, и вам не следует повторять подобных попыток. И совершенно другое дело – спасти жизни миллионов людей сотню лет назад. Сугубо умозрительно – допустим, мы нашли способ предотвратить Вторую мировую войну. Что будет, если благодаря нашим действиям останутся в живых тридцать миллионов человек, которые иначе умерли бы? Вам может показаться, что это просто замечательно. Но давайте приглядимся. Как вы определите потенциальные способности тех, кто умер, – будь они добрыми или злыми? Кто поручится, что действия злодеев наподобие Гитлера, Сталина или Пол Пота не предотвратили появления еще более чудовищного монстра? В самом крайнем случае перемены подобного масштаба в прошлом до неузнаваемости изменят и настоящее. Не состоятся миллионы свадеб и рождений. Без Гитлера в США не прибыла бы целая волна иммигрантов. Да что там, не погибни на войне школьный возлюбленный вашей прабабки, она бы за него и выскочила, а не за вашего прадеда. Не родились бы ни ваши деды, ни родители, ни – черт возьми, разве не очевидно? – вы сами. – Хелена переводит взгляд на сидящего напротив Альберта. – Вы системный теоретик? Неужели вы можете вообразить математическую модель, способную хотя бы в первом приближении описать изменения подобного масштаба в населении планеты?
– Ну, кое-какие модели я предложить могу, но, возвращаясь к существу вашего вопроса, проследить причинно-следственные связи на базе данных такого размера и сложности удастся вряд ли. И я согласен, что мы находимся в опасной близости к тому, что зовется принципом непредвидимых последствий. Вот вам навскидку мысленный эксперимент. Если в результате наших действий Англия не вступила бы в войну с Германией, отцу компьютеров и искусственного интеллекта Алану Тьюрингу не пришлось бы заниматься взломом немецких шифров. Может статься, ему все равно удалось бы заложить основу современного, основанного на микропроцессорных технологиях мира, в котором мы живем. Может статься, что нет. Или же в меньшей степени. Спрашивается, сколько жизней успели спасти за все время эти технологии? Больше, чем потеряно во Второй мировой, или же меньше? Все эти «что, если» стремительно превращаются в снежный ком бесконечных размеров.
– Я вас понял, – говорит Шоу. – И наша дискуссия именно того рода, который от нас требуется. – Он смотрит на Хелену. – Для этого вы мне и нужны. Вы меня не остановите, но, надеюсь, поможете нам использовать кресло с умом.
День 17
Первая неделя уходит на то, чтобы обкатать базовые принципы, в том числе:
кресло могут использовать только прошедшие подготовку агенты, такие как Тимони и Стив;
запрещается использовать кресло для изменения личного прошлого членов группы, их друзей и родственников;
запрещается отправлять агентов в прошлое далее чем на пять дней;
единственная цель использования кресла – предотвращение немыслимых трагедий и катастроф при условии, что это можно достаточно легко осуществить анонимными усилиями одного агента;
все решения об использовании кресла принимаются голосованием.
Альберт придумывает для группы название «Департамент по отмене особо опасного дерьма». Как это всегда бывает, если дурацкой шутке быстро не найдется альтернативы, кличка приживается.
День 25
Неделю спустя Шоу вносит на рассмотрение группы следующую цель для вмешательства и даже сопровождает ее фотографиями.
Двадцать четыре часа назад в Лэндере, штат Вайоминг, была убита в собственной спальне одиннадцатилетняя девочка. Почерк преступника до мелочей напоминал пять других убийств, случившихся в небольших городках американского Запада за последние два месяца. Убийца проник в спальню между одиннадцатью вечера и четырьмя утра, вырезав стекло. Заткнув ребенку рот, преступник надругался над ней, а ничего не подозревающие родители мирно спали на другом конце коридора.
– В отличие от предыдущих случаев, – сказал Шоу, – когда жертвы были найдены лишь несколько дней или даже недель спустя, насильник оставил тело в кровати под одеялом, где наутро его и обнаружили родители. Это означает, что нам точно известен как промежуток времени, в который произошло преступление, так и место. Без сомнения, монстр будет нападать еще. Ставлю на голосование вопрос об использовании кресла и сам голосую «за».
Тимони со Стивом также немедленно поднимают руки.
– Каким образом, по-вашему, Стиву следует избавиться от убийцы? – спрашивает Альберт.
– Ты о чем?
– Ну, можно сделать все тихо – Стив его перехватывает, увозит подальше и там закапывает, чтобы никто никогда не нашел. Есть другой вариант, погромче – убийцу находят в кустах под самым окном, куда он намеревался влезть, с перерезанным горлом, а при нем стеклорез и нож. Избрав громкий вариант, мы, по сути дела, объявим общественности, что Департамент по отмене особо опасного дерьма существует. Может быть, мы именно того и хотели бы, может быть, нет. Я всего лишь спросил.
Хелена смотрит на самую жуткую фотографию, что ей доводилось видеть в жизни, и чувствует, что рациональные мысли ее покинули. Все, что она сейчас хочет – чтобы совершившему это мерзавцу было очень больно.
– Я голосую за то, чтобы демонтировать лабораторию и стереть с серверов все данные, – произносит она. – Но если вы решите сейчас осуществлять вмешательство – а я понимаю, что не смогу вас остановить, – то я за то, чтобы убить урода и оставить его под окном вместе со всеми уликами.
– Почему, Хелена? – спрашивает Шоу.
– Потому что, если люди поймут, что за сдвигами реальности стоит некто, некая организация, это понимание придаст ей статус современного мифа.
– Вроде как типа Бэтмена? – усмехается Альберт.
– Раз вы хотите уменьшить количество зла в мире, – говорит Хелена несколько возмущенным тоном, – будет лучше, если злодеи вас станут бояться. Кроме того, если подонка найдут под окном, со всеми уликами, полиция сможет связать его с другими убийствами, и еще несколько семей будут знать, что возмездие свершилось.
– Мы что, вроде как в пугало превратимся? – уточняет Тимони.
– Если кто-то не решится совершать преступление из страха перед таинственной группой, имеющей власть над памятью и временем, то вам не потребуется и предотвращать такое преступление, создавая соответствующую ложную память. Так что лучше уж быть пугалом.
День 24
Стив застигает преступника в 1.35 ночи, когда он только начинает вырезать стекло в спальне Дейзи Робинсон. Залепив рот маньяка клейкой лентой и связав руки, он медленно перерезает ему горло от одного уха до другого, глядя, как тот извивается в пыли рядом с домом и истекает кровью.