После того как все подписали свидетельства о неразглашении всего услышанного (в случае если инфа просочится, Суповой-Наборский обещал расстрел всем присутствующим, кроме президента, без суда и следствия), стратегия устранения Покрышко начала превращаться в реальность.
Глава 30Великоокраинский пофигизм и его последствия
Воскресенье выдалось теплым, радостным, солнечным. Окраинцы с семьями прогуливались в парках и уезжали на пикники. Все равно электричество в квартирах было отключено до позднего вечера – как сообщало правительство, в целях оздоровительной практики и массового отдыха роговиц от вредного излучения компьютеров и телевизоров. Ни одна партия по воскресеньям не могла рекламировать себя по телеканалам – и в этом был какой-то резон. Работали только правительственные подстанции.
Не подозревавший о злодейском умысле президента и активистов ПКВ Василь Покрышко приехал в особняк, принадлежавший ПСИХО, в компании лишь пары охранников, легко и весело – попросту на метро. По пути целовали руки дамам, кокетничали с девушками, болтали с мужиками – Василю нравилось практиковаться в окраинском и демонстрировать народу, что их любимец – свой в доску.
В особняке его уже ждал недовольный Перекупкин, прибывший в бронированном автомобиле с темными стеклами. Его раздражал тот бесконтрольный риск, на который постоянно нарывался опекаемый им Покрышко. Шахназару Потаповичу, чье восприятие давно стало мутным от постоянного, почти автоматического вранья, был непонятен энтузиазм этого веселого Васи, находящегося в весьма невеселом положении невольника. Перекупкин даже ему немного завидовал, оттого и раздражался (впрочем, весьма вяло). Ну надо же! Парень попал в дикую историю, оказался заложником мирового олигархата, однако умудряется получать удовольствие от своего положения! Ведет себя как настоящий демократический лидер! И все же к чему все эти заигрывания с народом, от которого все равно ничего не зависит?
Здесь, в Окраине, уже настолько ничего ни от кого не зависело, что даже финальный телевизионный баттл, к которому серо-буро-малиновый Шахназар должен был подготовить Василя Покрышко, его совершенно не волновал. Может быть, впервые предприимчивому Перекупкину по-пенсионерски хотелось домой, к наглийскому сериальчику, пледу и креслу-качалке. Ноги в новых крокодиловых черевичках ныли немилосердно. Но хочешь не хочешь, а доллары братца надо было отрабатывать. Клим Шатковалко выходных не признавал, как и его одиннадцать коллег.
Если бы в качестве засланного казачка Перекупкин, как ему и следовало, присутствовал при опохмеле Метелицы в кругу его избранных подчиненных – том самом утреннем опохмеле, на котором было принято историческое решение запулить ракету в предвыборный штаб ПСИХО, – мозг серо-буро-малинового кардинала, вероятно, сейчас не был бы в таком расслабленном состоянии. И Перекупкин смог бы предупредить Покрышко о готовящемся покушении. Конечно, тогда История и наша история пошли бы совсем по-другому. Но История, как известно, не терпит сослагательного наклонения (лишь наша история – история Васи Покрышкина, удивительного кандидата в окраинные президенты, – стерпит все что угодно; однако не будем забегать вперед).
Прислуживать Метелице, ошалевшему от злоупотреблений властью, Шахназару Потаповичу в эти предвыборные дни просто было недосуг. Конечно, он не общался и с представителями банковского капитала на благо ПКВ, ведь никакого банковского капитала в Окраине уже практически не было. Перекупкин был занят совершенно другими, секретными делами: день и ночь он нехотя следил за Васей и за тем, насколько прилежно тот исполнял свои обязательства перед самыми влиятельными людьми мира. Да что там мира – бери выше! Один из двенадцати – разумеется, Клим Шатковалко – собирался открыть сезон космического туризма и строил летательный аппарат повышенной комфортности. Вот только окраинные события пока задерживали его…
Все шло вроде бы хорошо. Подопечный Перекупкина вполне устраивал мультимиллионеров. Зарплата за труды текла Потаповичу в карман. Но вот как раз к нему самому у заказчиков мало-помалу возникали вопросы. Следить-то он за Покрышко следил, но как-то формально и дипломатическую помощь ему оказывал довольно вяло. Шахназара Потаповича начали подозревать в игре на двое ворот. Никто из «двенадцатки» ведь и подумать не мог, что дело было вовсе не в стратегиях и игре, а в обыкновенной профессиональной деформации под названием «великоокраинский пофигизм». Миллиардеры понятия не имели, что это такое. Они-то никогда не теряли своего интереса и работали на совесть, наращивая капиталы, без остановок.
А Шахназар Потапович Перекупкин, сам того не желая, взял курс на постепенное торможение. А почему? Да потому, что его пофигизм все прогрессировал и прогрессировал как осложнение после перенесенной чиновником тяжелейшей коррупции. Редко у кого в Окраине коррупция протекала в такой тяжелой форме. Вообще-то ею в стране болели время от времени все правительственные чиновники, заражая друг друга как воздушно-капельным, так и рукопожатным путем. Поговаривали, что инфекцию занесли из Великолоссии, но она настолько прижилась в Окраине, что стала казаться всем чем-то наподобие местного специалитета. Никто не усматривал в этом чего-то страшного. Дети, учителя, рабочие ею не заражались – и ладно.
Некоторые полагали коррупцию естественной болезнью грязных рук (убираться в чиновничьих кабинетах было достаточно сложно из-за кипы бумаг); некоторые – особой формой аллергии на неценные бумаги. Во всяком случае, иного лечения, кроме как народными методами – крепкий алкоголь, да чеснок, травки, да мед, да банька, да с девушками, – никто в Великой Окраине в подобных случаях и не пробовал. Считалось, что болезнь уйдет сама собой после того, как заболевший как следует отдохнет. Рецидивы, как предполагалось, еще могли случаться, у некоторых наблюдалась хроника. Но чтобы такие тяжелые осложнения, как у Шахназара Потаповича, – с такими случаями медицина Великой Окраины еще не сталкивалась, и препаратов от пофигизма не было.
Нет-нет, никого из коллег Перекупкина не смутило, когда случайно обнаружилось, что он скупил львиную долю окраинных угодий. Многие подумали: это у него пройдет. Шахназар Потапович буквально купался в роскоши: в загородном дворце у него была золотая ванна и платиновое биде, которым, впрочем, он пользовался лишь по праздникам и по выходным.
И в знаменательное воскресное утро было весьма трудно оторвать свой центр тяжести от всех этих удобств и ехать на встречу с Покрышко и активистами ПСИХО. «Всех нафиг», – вяло думал Перекупкин, а в это время амбициозный генерал Юсуп Комбезович Суповой-Наборский уже командовал мини-армией, размещенной на ближайшем от Выкиня полигоне. Лучшие военные инженеры уже закрепили установку «Пхукет» с особой ракетой четкого наведения, а лучшие офицеры занимались баллистическими расчетами, готовясь выстрелить. Лучшие солдаты, сгорая от любопытства, переминались с кирзового сапога на сапог на сиротливом плацу.
У ракеты был пугающе обтекаемый серебристый корпус и какие-то ангельские крылышки, которые лишь подчеркивали смертоносность новейшего оружия. Крылышки могли показаться инородными, приставными – если бы не грозная уверенность военачальника в необходимости ее проверки на людях. Юсуп Комбезович умел заразить своей уверенностью подчиненных. Азарта и вполне логичной бесчувственности по отношению к любым человеческим жертвам ему было не занимать.
День обещал быть жарким.
Глава 31Сослагательное наклонение
Когда актив ПСИХО наконец-то собрался в полном составе (среди самых горячих сторонников и преданных помощников Василя Покрышко были две школьные учительницы, четыре менеджера по продажам, один врач, шесть спортсменов, директор автобазы и восемь комиков из Клуба веселых и настойчивых), время уже близилось к полудню.
Сторож детского садика, расположенного рядом с особняком партии, в это время еще мирно храпел в обнимку с пустой бутылкой, а пациенты крупного столичного психоневрологического диспансера, по иронии судьбы тоже находящегося неподалеку, в это время как раз получали назначенные им успокоительные уколы. Они кричали, брыкались, умудрялись развязывать рукава своих смирительных рубашек и потом волочили их по полу, сонными табунами слоняясь по коридорам. Когда лекарство окончательно действовало, пациенты падали и засыпали где придется.
Среди психбольных были в основном уволенные госслужащие, представители так называемой творческой интеллигенции и даже несколько бывших деятелей оппозиции. Бывших-бывших (в Окраине уже давно не было никакой настоящей оппозиции – а существующая фейковая питалась из той же самой кормушки, что и партия власти: режим Метелицы, когда вступил в силу, сразу же перенял лайфхаки соседней могущественной Великолоссии). Пышнотелые медсестры с недовольными лицами и шуршащими юбками и блаженно улыбающиеся медбратья с огромными кулаками и косыми саженями в плечах сновали тут и там.
А генерал Юсуп Комбезович Суповой-Наборский вместе со своими подчиненными все возился с новой ракетой. Это не была ракета местного изготовления. Ведь Окраина уже с десяток лет как была не в состоянии обеспечивать собственное производство оружия – оно тайно закупалось за границей и выдавалось за свое, чтобы народ верил в свою безопасность и не боялся войны. Подчиненные генерала полагали, что инженеры-изобретатели Великой Окраины работают на совесть и именно они поставляют ему ракеты и танки для учений; население страны было уверено в военной мощи государства – а эмигранты, как и положено, критиковали правительство Окраины за чрезмерное вкачивание средств в военно-промышленный комплекс.
Ах, если бы это действительно было так! Ах, если бы этот комплекс действительно производил хотя бы патроны! На заводах, когда-то выпускавших танки, с конвейеров давно уже выходили лишь докторская колбаса и дешевая косметика для внутреннего рынка. Никто не мешал местным умельцам прилеплять к самопальным баночкам крема этикетки с именитыми лейблами «Лама в коме» или «Живи вошь». Все это, конечно, было мерзко, но не критично (одно дело, когда личики окраинных девушек покрывались прыщами, и совсем другое, когда защищать их, по существу, никто не планировал).