– «Не из своего же кармана!» – уточнил жадина.
И на этот раз Надежда, тоже жадина, опять не праздновала свой день рождения и также вручила Платону заниженную сумму его подарка, мотивировав это отсутствием необходимости вести коллег в ресторан. А Платону только это и надо было.
В субботу, 19 января, он по обыкновению посетил самый ранний сеанс в соседнем с домом бассейне в общеобразовательном центре «Феникс».
Как часто бывало, он первым вошёл в воду, которая показалась ему в это утро какой-то необыкновенной.
Ему почудилось, что вода будто бы серебряная, лёгкая и нежная, и даже скоростная. Через пятнадцать минут после него вошедший в воду, тоже пожилой завсегдатай, на комментарий Платона по поводу воды сразу же объяснил это ощущение:
– «Так сегодня же Рождество Христово!».
Вот это да? – удивился Платон – выходит, что вода крещённая?! Но когда они успели окрестить её в бассейне? Ночью? Или ещё вечером?
И тут он вспомнил, что где-то и когда-то слышал, что в праздник крещения вода во всём мире становится святой.
А дома Ксения ещё и добавила мужу знаний:
– «Так даже под краном вода освящённая! Ведь даже одна капля освящённой воды в любом водоёме, делает такой всю его воду!».
И тут супруги впали в воспоминания.
– «Платон, а как там поживает твоя бывшая соседка Людмила Михайловна?» – обратилась к мужу Ксения.
– «Ты наверно помнишь? В то время Людмила Михайловна захотела иметь синицу в руках, а не журавля в небе. Вот и сжульничала с общим квартирным телефоном – переоформила его на себя одну. А я не стал с нею судиться, так как телефон мне был уже не нужен, но для себя сделал соответствующий вывод. И когда мне из мэрии предложили переселиться в такую же комнату этажом ниже, а соседке дать отдельную квартиру, а нашу общую забрать, я отказался. Так теперь её синица превратилась в воробья-жида. Она теперь полностью, без каких-либо льгот, оплачивает телефон. А журавль тем временем превратился в улетевшую от неё навсегда гигантскую сказочную птицу Рух, навсегда унёсшую в своих когтях её будущую отдельную квартиру!».
В воспоминания Платон впал и по другому поводу. Ещё под Новый год он через Сталева узнал номер нового телефона своего бывалого товарища Юрия Михайловича Сарычева, и вышёл с ним на контакт. И далее ветераны периодически с удовольствием общались по Skype.
Но больше всего Платону в этот период жизни нравилось каждую среду общаться с коллегами по литературной студии «Вешняки», руководимой Виктором Александровичем Синельниковым. Здесь Платону регулярно давали слово для чтения его стихов и прозы.
– «У Вас в прозе язык очень хороший: красочный, яркий, образный. Вас легко читать и слушать! Стихи у Вас тоже хорошие. Некоторые – так очень! Но многие надо доработать!» – резюмировал руководитель всеобщее мнение.
Дома Платон рассказал об этом жене.
– «А мои стихи не могут не нравиться, ибо они продиктованы Богом и обстоятельствами!» – объяснил он всеобщую позицию.
– «Но у тебя в них много недостатков!» – вернула его на землю Ксения.
– «Да, есть! Ну и что? Они же всё равно людям нравятся! Вон, Емелю уже читают в Перми. И он там фурор произвёл!».
– «Да, что ты будешь делать?! Я ему про Фому, а он мне про Ерёму!» – не унималась жена.
– «Так твой Фома дурной против моего… Емели!» – опять вывернулся пересмешник.
А пересмешником Платон был и по отношению к самому себе.
В последнее время он стал замечать, что у него часто стал загибаться вниз верхний край его левого уха.
Прям, как у старого пса! Видимо хрящи ослабли…, и не только на ухе? Старость есть старость! – решил писатель-натуралист.
А старость проявлялась и на работе.
В офис ООО «Де-ка» вошла девушка, которую быстро отоварили.
– «А как это принимать?» – обратилась она ко всем присутствующим.
– «А вон, дедушку у окна спроси́те!» – первым среагировал Платон, головой кивая на играющего на компьютере Гудина.
– «Какой я тебе дедушка?!» – наконец услышал тот, всегда настроенный на волну своего противника.
– «Ах, да! Он уже лишился дедственности!».
Но кое-чего из-за своего острого языка в очередной раз лишился и Платон.
В пятницу 22 февраля Платон Петрович так и не дождался поздравления с наступающим мужским праздником от своей начальницы. Более того, она даже не вручила ему хотя бы небольшую денежную премию, что практиковала ранее. Платону показалось даже подозрительным, почему его начальница так настойчиво посылает его с несрочным заданием в институт именно сейчас, а не после обеда. И этому вскоре нашлось объяснение.
Самым необычным в этот раз явилось не приглашение Кочета на чашку вина, принесённого в офис ООО «Де-ка» тёзкой Надежды Сергеевны – новым комендантом их здания Надеждой.
Хотя Алексей и зашёл к Платону, но лишь только для того, чтобы попросить взаймы его чашку.
– «К нам там гости приехали. У тебя не найдётся чашка взаймы?» – лишь чуть смущённо попросил он.
Платон, конечно, дал чашку, ожидая туда приглашения. Но его надежда оказалась тщетной. Он не получил приглашения ни от одной из этих Надежд.
По мнению писателя, обе они сошлись своим интеллектом и культурой, как валенок к валенку.
Вскоре за стеной он услышал возбуждённые женские голоса и громкий, радостный возглас Гудина.
Наверно гостьи поздравляют своих защитников? – решил ими обиженный чужой защитник, возвращаясь из туалета мимо кабинета Надежды Сергеевны.
Поэтому он молча ушёл к себе, а там также молча ушёл в себя.
Платон давно обратил внимание на то, что ничто в жизни так не объединяет, так сплачивает людей, как коллективная, совместная подлость!
До поры до времени сидящая в глубине сознания удобным, тёплым, маленьким комочком, она вдруг неожиданно растёт и проявляется вылетающим из сознания большущим комком, когда кто-то другой, взяв на себя моральную ответственность, первым озвучит какую-то подлую мысль.
И эти комки, вылетевшие из подсознания отдельных людей, объединяются в единый большой ком, даже целую лавину из комков, сметающих на своём пути любое количество порядочных людей.
Сподличавший единожды, сподличает ещё и ещё не один раз. Остановиться в этом процессе трудно. Разве только, если кто-либо вдруг остановится и задумается над своим поведением:
– «Боже мой! А это ведь подло, просто подло!».
И, остановившись на время, внутренне плюнет в свою поганую душу.
И вот тут важно, чтобы рядом оказался человек честный и чуткий, который бы поддержал этот душевный порыв.
Хуже будет, если рядом окажется якобы единомышленник, подводящий базу под новую подлость.
Подлость там, где корысть, где неуважение к людям, где зависть, где имеется попытка, во что бы то ни стало, превознести себя над другими, где есть боязнь потерять что-то, оказаться ниже другого на социальной лестнице, ведущей, в общем-то, в никуда. Или не у того прилавка в ярмарке тщеславий.
И вообще, подлость – это не порок! Это плебейские гены! – окончательно понял Платон.
Намного лучше была ситуация на литературных семинарах, посещаемых Платоном.
В литературной студии «Вешняки» его в очередной раз похвалили за хорошие, задушевные стихи, но опять упрекнули за их незавершённость:
– «Платон Петрович! А над стихами всё же надо работать!».
– «А я над своими стихами никогда не работаю. Я их вообще не пишу, а лишь записываю, когда они ко мне неожиданно в голову лезут. Я вообще к своему писательскому творчеству отношусь, как к заразе. Мои стихи – это всего лишь испражнения моей души!» – пояснил критикам, уходящий Платон.
А вот зима тем временем не уходила.
В субботу 2 марта, после двух недель сухой погоды и выпавшего ночью уже подзабытого снега, снова активизировались лыжники. После раннего утреннего бассейна и позднего утреннего сна около обеда и Платон вышел на лыжню.
Белый снег, свежевыпавший на наст, во многих местах уже обледенелый под ногами пешеходов, сразу преобразил лес и лыжню. Лес стал красив, а лыжня устойчива и быстра. В этот раз не только скорость была приличной, но и совершенно не было отдачи. А лыжня уже была раскатана лыжниками, но ещё не затоптана пешеходами.
Платон сразу это почувствовал и прибавил в скорости. И это почувствовал не только он. Ему было приятно видеть, как все без исключения лыжники наслаждались своей скоростью. Даже старушки-физкультурницы неслись по лыжне с горящими глазами, представлял себя если не Уле Эйнаром Бьёрндаленом, то хотя бы Еленой Вяльбе. И в этот раз Платон показал лучшее время в сезоне, пройдя дистанцию за один час тридцать пять минут.
Но на 7 марта Надежда Сергеевна неожиданно снизошла до подчиненного:
– «Плато-он, ты где? – громко позвала она, ещё не войдя в его помещение – Поди, возьми кусочек торта по случаю восьмого марта».
– «Сейчас» – не стал артачиться Платон, через пару минут зайдя за Надеждой, которая уже сидела с четвертью большого торта, разговаривая с кем-то по телефону.
А в углу Ляпунов как всегда на компьютере помогал Гудину правильно вставить шарики в ячейки.
На общем столе около них Платон увидел довольно большой торт, порезанный на восемь кусков, два из которых уже перекочевали в тарелку начальницы. Подумав, что это хорошо, он взял себе лишь один кусок из причитавшихся каждому по два. Тут же он заметил, как Гудин аж высунулся из-за спины Алексея, следя за Платоном, а не объест ли тот их с Лёшкой.
– Надо же? Какой он всё же дурной и жадный?! По себе о людях судит – подумал Платон, неся к себе в кабинет тарелку со половиной своей доли.
Как только он поставил ту на стол, так кусок торта почему-то развалился надвое.
– Наверно из-за завистливого взгляда Гудина?! – решил внимательный наблюдатель.
Длительное затишье в отношениях между стариками в ООО «Де-ка» опять неожиданно нарушилось демаршем Гудина.