– поделился он с присутствовавшей при этом Галиной Александровной.
На следующий день, в четверг 10 февраля, семья Кочетов дома втроём традиционно отметила и день рождения Ксении.
Но Кира в этот раз не только не пришла, но и не позвонила, хотя Платона она ещё успела поздравить с его днём рождения.
В этот раз Кеша уже официально объявил родителям об окончательном прекращении их с Кирой отношений, которые дали заметную трещину ещё ранней осенью.
Вот так постепенно и завяла их страстная юношеская любовь.
Как и просил отец, чтобы не травмировать девчушку, Иннокентий свёл отношения с нею на нет плавно, как на тормозах.
Расстались они практически без взаимных обид, о чём ещё долго, вплоть до 23 февраля, свидетельствовали звонки и поздравительные SMS-ки «Дяде Платону» от Киры.
Ох, женщины, женщины, женщины! Сколько же от Вас терпят ни в чём неповинные перед Вами мужчины? А сколько Вам, бедняжкам, от них тоже неоправданно достаётся? И это правда жизни! Ce la vie! – про себя рассуждал писатель.
И правда жизни витала везде вокруг Платона. И не только на работе, на улице, в трамвае, в троллейбусе, в метро и в электричках, но даже иногда и на лесной лыжне, не говоря уже о магазинах.
В субботу вечером в овощном отделе его родного «МагазинЧика» давно его знавшая и всегда слащаво улыбавшаяся и ласково обращавшаяся к нему зрелая продавщица Елена – шустрая, в меру упитанная приветливая блондинка в очках – обсчитала инженера человеческих душ аж на двести семьдесят рублей!?
Покупая овощи, – картофель, зелень, лук, морковь и капусту для засолки, – Платон за всё заплатил девятьсот сорок рублей. Ему сразу показалось, что многовато. Но ласково общавшаяся с ним продавщица помогла ею обманутому загрузить покупки, быстро сунув итоговый чек вглубь его большой сумки.
Дома Платон объявил жене, что цены опять резко подскочили. Та удивилась, взяла чек и обомлела:
– «Это тебя кобра очкастая обсчитала?! Да, что, она совсем рехнулась?! Пучок зелени стоил десять рублей, ну пусть пятнадцать, или даже теперь двадцать, но не пятьдесят же?! А капуста с морковью? Да нет! Она с тебя по сотни лишней взяла за них!? Надо идти туда! Если эта тварь будет отпираться, то я пойду к её начальству! Хорошо хоть чек сохранился!».
И Ксения стала решительно одеваться. Сначала она спустилась вниз одна, но вскоре вернулась:
– «Эта гадина испугалась меня! Надо нести обратно все покупки – она всё пересчитает!».
– «А мне уже давно казалось, что она меня обсчитывает! Наверно увидела, что мужик деньги не считает, и решила на мне нагреть руки!?».
– «Да, нет! Она видит, что ты приличный человек, очкарик – значит интеллигент! А может и лох?! Вот и решила поживиться! И видимо действительно делала это с тобой не раз?! А тут смотрит – народу никого, прибыли нет! Вот аппетит и разгулялся! Но не на ту напала, дура!».
Супруги загрузили обратно в сумку овощи и в предвкушении успешного исхода конфликта заспешили вниз.
– «Надо нам поторапливаться! А то она ещё вздумает смотаться!» – подстёгивал и так активную жену, тоже вошедший в азарт обличителя, Платон.
На месте разобрались быстро. Продавщица извинилась, сославшись на плохую работу кассового аппарата. Всё пересчитали по правильным ценам и реальным весам, и двести семьдесят трудовых рублей Кочетов перекочевали на своё законное место в кошелёк Платона, а семейный бюджет был спасён от несанкционированной прорехи.
– «Я больше у неё ничего покупать не буду!» – дома заключила Ксения.
– «А давай её теперь звать… Сарой Барабу!?» – подсыпал перцу поэт.
– «Почему? Хотя тебе, как писателю, виднее!».
– «Хм… не знаю! Наверно потому, что пыталась нам сделать… му?!».
Платону особенно было неприятно осознавать происшедшее с ним именно в размещённом в их доме магазине, со многими продавщицами которого у него давно установились весьма дружеские отношения.
Например, продавщицы молочного отдела уже давно привыкли к его вкусам:
– «Мне кефир бабушку в очёчках плюс три и два, молока плюс полтора, и батон живого нарезного!».
И если Платон не брал какой-либо из этих продуктов, намаявшиеся за день женщины с довольной и благодарной улыбкой на лице сами напоминали ему о них:
– «А что, бабушку в очёчках сегодня брать не будете?!» – с ударением на слове «брать» бывало, весело спрашивала одна из них.
Именно здесь Платона неожиданно осенило, что дальнозоркие люди спускают очки на нос, а близорукие – поднимают их на лоб, когда и те и другие очками не пользуются.
В последние выходные дни его также озарило, что к концу лыжного сезона самым приятным для него стало – это возвращение домой?!
Видимо вдоволь накатался за зиму, да и возраст всё же сказывается?! – понял заядлый физкультурник.
Ему всё чаще нравилось в выходные дни после лыж, душа, обеда, почти часовой дрёмы и похода в магазин, расслабленно посидеть вечерком у телевизора.
Но репертуар того, да и качество телепередач, часто не удовлетворяли невольного телезрителя. Даже о погоде женщины-комментаторы, как сороки, стрекотали скороговоркой.
По телевидению по-прежнему предлагали побольше узнать о жизни самозваных, или непонятно кем провозглашённых, так называемых «звёзд».
По этому поводу у супругов даже состоялась, начатая Платоном, короткая, перешедшая в интермедию, дискуссия:
– «А кто этих звёзд открывает, или назначает? И что? Они кому-то светят, а может ещё и греют, что ли?!» – начал, было, муж, не совсем точно подражаю Никите Михалкову.
– «Наверняка светят!».
– «Но тогда это значит, что эти звёзды… недалёкие!».
Ксения улыбнулась, а Платон продолжил:
– «Представь себе Никиту Сергеевича Михалкова с ответом на этот вопрос: – А ведь что интересно! Какая-нибудь…, приехавшая из своего Мухосранска в Москву, и пробившаяся наверх с помощью своего причинного места, вдруг начинает считать себя звездой!? И таких много! А звёзд же не может быть много! Их должны быть единицы! И они должны всем светить сверху, с небосвода! – И Никита Сергеевич тут же привстал, приосанился, видно ощущая себя одной из них!?».
Пришедшееся на среду, 23 февраля ничем примечательным теперь Платону не запомнилось, хотя дома праздник отметили, как и положено.
Зато в субботу они с сестрой Анастасией побывали на праздновании именин второго сына Василия Олыпина – Гавриила, которое происходило в ресторане под историческим музеем, где Платон бывал ещё раньше на свадьбе дочери Екатерины.
Предшествовавшее лёгкой трапезе в старорусском стиле театрализованное историческое представление понравилось и взрослым.
Гостей – детишек с родителями – поначалу провели по некоторым залам с экспонатами, рассказывая об их назначении и исторической ценности. При этом всё обставлялось театрализованными эпизодами из царской жизни соответствующей эпохи.
Ведущий – «Царь Алексей Михайлович» – задавал детям вопросы и премировал отгадавших. В эту игру невольно втянулись и взрослые.
Затем, пройдя в палаты и усадив всех в трапезной за длинным столом, «царь» попросил всех гостей по порядку представляться по отношению к имениннику, и поздравлять того с пожеланиями и вручением подарков.
Получилось естественно, весело и непринуждённо.
Всем очень понравившееся традиционное русское кушанье с блинами и мёдом, с ягодами и вареньями, с салатами и квасом, с пирогами и чаем – завершилось старорусскими коллективными танцами и играми.
Гости расходились довольные. А некоторые завершили праздник ещё и прогулкой по зимней Красной площади и вокруг Кремля.
Зима заканчивалась, а творческий простой писателя Кочета продолжался. Ремонт компьютера, вышедшего из строя ещё в конце января, задерживался. Поэтому Платон не мог набирать на нём текст, как планировал ранее, а увлёкся другими своими интересными делами и вскоре даже совсем потерял творческий кураж. Лишь подборка необходимых материалов для написания романа о старшем сыне-разведчике продолжалась с переменным успехом.
Но оптимист не унывал, простоев не было. У него всегда было чем заняться на все случаи жизни.
И теперь, как и прежде, его лицо почти постоянно озаряла лёгкая улыбка счастливого человека, как правило, свойственная мудрым людям.
– «Ты как будто в облаках витаешь?! Смотри не упади!» – не удержалась от комментария прозорливая Ксения.
И действительно, будничная реальность непреходящего трамвайного хамства на следующий день вернула писателя на грешную столичную землю.
При посадке одна женщина в годах разразилась бранью по отношению к шедшему впереди неё пожилому мужчине. Тот не отвечал. Но по его раскрасневшемуся лицу было видно, что он переживает.
Платону стало жалко седовласого, и он вступился за того, громогласно на весь вагон обрывая хамку:
– «Мать! Не путай трамвай с квартирой! Здесь нет твоего мужа подкаблучника! Тут ведь и… люлей можно запросто схлопотать!».
Женщина опешила и, отходя на всякий случай подальше в сторону, замолчала.
Конфликт был погашен, о чём Платон понял по благодарному взгляду пострадавшего мужчины и некоторых пассажиров.
Эх, женщины, женщины!? И это в преддверии восьмого марта!? – искренне и с грустью сокрушался писатель.
Однако добрая улыбка озарила лицо Платона уже на работе, когда он увидел в кабинете Надежды её новую находку – гладкошёрстную, разноцветную, в основном в буро-рыжих тонах, небольшую, беременную, но ухоженную кошечку в дорогом противоблошином ошейнике.
– «Ух, ты? Кто это к нам пожаловал?».
– «Да вот, прыгнула в форточку и сразу ко мне!» – радостно ответила Надежда Сергеевна.
– «Недаром год Кролика наступил!» – отшутился Платон, поглаживая заурчавшую под его рукой кошечку.
Он взял находку на руки, продолжая гладить её.
Тут же оба натуралиста приступили и к налаживанию быта своей гостьи.