Разговор шёл всё вокруг да около. Браун боялся ошибиться и раскрыть свою осведомленность о Руди. А тот не спешил, наслаждаясь безуспешными попытками своего куратора разговорить его на нужную тому тему. Наконец Гектора неожиданно осенило.
– «Фрэнк, Вы, как человек умный и тонкий, надеюсь, поймёте меня?».
– «А что такое? Случилось что-нибудь?» – обрадовался тот, надеясь через этот вопрос перейти на нужную ему тему.
– «Да я даже не знаю, как и начать?! В общем, я недавно прокололся!».
– «Как?!» – так обрадовался Браун, что не смог скрыть этого.
– «Вы же помните, что я давно разрабатывал русскую диаспору?».
– «Конечно! Я же сам подал шефу идею этого!» – гордо заметил Браун.
– «Ну, и в процессе разговоров и споров я очень сильно разругался с одним из русских, недавно приехавших из России, который, как нарочно, всё время говорил мне поперёк. Дело чуть ли не до драки дошло. Причём не из-за политики, и даже не из-за футбола, тем более не из-за женщин, а… из-за этого непонятного и запутанного русского православия!?».
– «Как это?».
– «Но я ведь об этом докладывал через Вас шефу, и даже писал пространные отчёты по этой теме!».
– «А-а! Да, да! Припоминаю!» – соврал Браун, так как никогда не интересовался заумными материями, не забивал ими свою крепкую голову, боясь гниения находящегося в ней из-за всяких интеллигентских штучек.
И Рауль начал свой долгий рассказ, предложив Брауну присесть на пустующую скамью в ботаническом саду, загнав на ней Фрэнка в такую тоску и дрёму, что тот чуть ли не действительно задремал на ней, склонив голову на грудь.
– «Фрэнк! Первые православные общины появились здесь ещё в конце прошлого века с первой волной русских иммигрантов. 1887 году эти православные жители Аргентины через русское генеральное консульство обратились к Святейшему Синоду Российской Православной Церкви с просьбой прислать священника. И через год при русской дипломатической миссии в Буэнос-Айресе был создан первый православный приход».
Увидев, что куратор тайно зевнул, Гектор, вспомнив роль артиста Георгия Тусузова в своём любимом в юношестве кинофильме «Корона Российской империи», с радостью нудно ровным голосом продолжил:
– «А настоятелем его был назначен священник Михаил Иванов, совершавший первые богослужения в частном доме, в который из Мадрида был передан походный иконостас. Между прочим, я тоже сюда приехал из Мадрида! – проверил Рауль, слушает его Фрэнк, или нет.
– «Да, да! Я помню!» – очнувшись, подтвердил тот своё внимание.
– «Так в этом домовом храме 1 января 1889 года были совершены первая в истории Южной Америки православная литургия, первые крещения и первые венчания.
А на средства, выделенные Священным Синодом, и на пожертвования верующих из России и других стран в Буэнос-Айресе началось строительство православного храма, который был достроен в 1899 году, а в 1901 году он был освящён во имя Святой Троицы. Причём на этом освящении присутствовал тогдашний президент страны Хулио Рока! И это событие стало известным на всю Южную Америку, вот!
И уже настоятелем этого храма стал священник Константин Изразцов, и посещали этот храм православные не только из России!» – краем глаза Рауль взглянул на Фрэнка.
Но тот с осоловевшим взглядом продолжал внимать своему подопечному, пытаясь понять, для чего он это ему сейчас рассказывает. А Рауль неумолимо продолжал:
– «Кстати, этот храм, в общем-то типовой для XVII века, проектировал академик архитектуры Преображенский, который служил при Священном Синоде. А выполнил проект некто Кристоферсон, брат которого ранее был поверенным в делах России в Аргентине».
Фрэнк уже не выдержал и прикрыл глаза. Но Рауля уже было не остановить:
– «После революции в России, примерно в середине двадцатых годов из-за конфликта между зарубежной Русской Православной Церковью и Церковью Московского Патриархата, православная община в Аргентине раскололась. Но я тебя, Фрэнк, больше не буду утомлять всякими тонкостями этого. Я ведь всё подробно изложил в своём докладе шефу!».
От этих слов майор Браун очнулся, и далее слушал, не перебивая, так как не мог даже ради приличия вставить хоть какой-нибудь более или менее толковый вопрос.
– «Добавлю только одно, про аргентинскую епархию Московского Патриархата! Она появилась здесь в Буэнос-Айресе в июне 1947 года, как православная Благовещенская община, административно подчинявшаяся Московскому Патриархату. Тогда на средства, собранные верующими, был куплен дом, позже перестроенный в храм и освещённый во имя Благовещения Пресвятой Богородицы. Позже к этой общине присоединились и другие, в частности православные члены колонии в Жапежу из провинции Мисьонес».
Снова взглянув на Брауна, Мендес продолжил:
– «За 52 года своего существования аргентинская епархия Московского Патриархата не только выросла численно, но и окрепла материально. Были открыты новые приходы не только в Аргентине, но и в соседней Бразилии и Чили. И теперь православные христиане Аргентины поддерживают связи и с Римско-Католической церковью, к которой, кстати, принадлежит большинство жителей Аргентины».
Рауль замолчал и опять посмотрел на Фрэнка. А убедившись, что тот не дремлет, снова продолжил, подчёркивая свою мысль:
– «Русские живут у нас не компактно. Но их объединяет вместе не только православная церковь, но и любовь к русской культуре и к русскому языку. У них есть свои школы при храмах, где преподают Закон Божий, русскую историю, язык, литературу, родиноведение, церковное пение, танцы и народную культуру. У них есть даже периодическое печатное издание на своём языке – газета «Наша страна»! Кстати там я столкнулся с одним из представителей последней волны русских иммигрантов, скандальным и просто яростным спорщиком!».
Увлекшись слушанием заумной речи собеседника и проникшись её содержанием, потерявший бдительность Фрэнк неожиданно проговорился, пытаясь показать Руди хоть какую-то и свою осведомлённость:
– «А этот русский, случайно не Воронцов?».
– «Да-а?! А Вы откуда…? Ах, да!» – нарочно удивился Руди.
– «Так с ним случилась беда! Его убили!».
– «Да-а?! Жалко! Но это понятно! Такой фанатичный спорщик наверно кого-нибудь вывел из себя?!» – не дал он Фрэнку лавров разоблачителя.
Узнав главное, и к счастью терпеливого Брауна, Рауль закончил своё выступление. Распрощались оба с удовольствием и с радостью.
На следующее утро Фрэнк Браун как на крыльях полетел к резиденту. На оперативном совещании из его эмоционального и сбивчивого рассказа Вильям Ортман понял лишь одно, что этот его подчинённый просто дурак!
– «Подведём итог! Пол, Вам слово!» – обратился он к заместителю.
– «Фрэнк, конечно, нас немного подвёл, рано выдав информацию о нашей осведомлённости по поводу обстоятельств смерти Воронцова! Но, с другой стороны, теперь возникла определённость. Руди теперь знает, что мы знаем о нём. И, если он действительно русский шпион, то наверняка будет что-то предпринимать. Например, доказывать нам обратное, или просто, как говорят русские, Ваньку валять!».
– «Или дурака, как наш Фрэнк!» – усмехнулся шеф.
Браун чуть покраснел и насупился. Он был человеком гордым и в глубине души считал чистых американцев недочеловеками, произошедшими от всякого несостоявшегося у себя на родине сброда, убежавшего в Америку.
Вот, то ли дело мой отец – чистый ариец, пострадавший в войне, в том числе от тех же американцев. А что эти янки распоряжаются на земле моей матери, почти как у себя дома? Я тебе покажу, дурака! – молча злился Фрэнк.
В ярости он даже чуть сжимал кулаки, слегка играя желваками скул.
Хотя на самом деле он, конечно, ничего конкретного так шефу бы и не сказал, тем более бы не сделал, так как вполне отдавал себе отчёт о губительных для себя последствиях этого. Однако такое к себе отношение со стороны шефа Вильяма Ортмана майор Фрэнк Браун запомнил надолго.
– «Фрэнк, не обижайтесь и не злитесь! Вон, Воронцов, нарушил наши инструкции, поторопился и погиб! Вы же не хотите последовать его примеру?» – попытался смягчить ситуацию резидент.
– «Как говорят в таких случаях эти богатые на поговорки русские – жадность фраера сгубила!» – добавил эрудит Фридман.
Чуть успокоившись, Фрэнк Браун решил хоть как-то себя реабилитировать, опять проявив инициативу:
– «А я предлагаю не мучиться сомнениями, а взять Руди, и расколоть его здесь, у нас!».
– «Пытать что ли?» – спросил Фридман, поморщившись от фашистских замашек, сына бывшего нациста.
– «Вы боитесь, что он и Вас тоже убьёт?!» – добавил язвительности и Вильям Ортман.
– «Да нет! Общаясь с ним, я вообще-то подумал, что его разгадка каким-то образом лежит в истории русского православия в Аргентине!» – неожиданно удивил Браун своей сентенцией обоих начальников, от недоумения тут же переглянувшихся между собой.
Примерно к таким же предварительным выводам пришёл и комиссар Баранья. Он понял, что это дело вообще очень запутано. Но было вполне ясно, что оно касалось русской эмигрантской газеты, внештатным сотрудником которой был убитый Воронцов. Эта газета под русским названием «Наша страна» печаталась только на русском языке. Её основными читателями были разные поколения иммигрантов из России.
И теперь комиссару предстояло разобраться в этом деле.
Кто убил? Мендес? За что убил? Как предателя? Тут, возможно, попахивало и политикой и идеологией. А возможно была даже замешана и пресловутая «Рука Москвы»? – задавался он вопросами.
Взяв толкового помощника и на всякий случай переводчика с русского языка на испанский язык, комиссар выехал в редакцию газеты «Наша Страна». Его знакомство с руководителями редакции и с некоторыми ведущими корреспондентами, длительные расспросы их, показали ему, что газета занимается практически только информацией о России. Материалы о внутренней жизни Аргентины были крайне редки. Но что оказалось для комиссара очень интересным, так это то, что автором некоторых материалов, о жизни в Буэнос-Айресе, но только лишь почему-то в области массовой физкультуры, был как раз Рауль Хоакин Мендес.