Он отодвинул радиограмму и снова задумался. Интересно все же, что там у них происходит? Своей последней фразой он может подать идею начать радиоигру. Это, конечно, при наихудшем развитии событий. Вообще-то, на такой случай у них обговорен специальный сигнал, но кто знает, в последнее время в радиограммах чувствовалось недовольство слишком большой пассивностью лондонского руководства. Сейчас коммунистическое Сопротивление, центр которого расположен в Словакии, проводит крупные акции и с каждым днем приобретает все большую и большую популярность. Может быть, Моравек решил переметнуться, туда? Надо еще раз напомнить Бенешу о подготовке чешских парашютистов. Нам просто необходимо иметь там еще одну или две группы с радиостанцией.
Моравец снова тяжело вздохнул, взял листок с радиограммой и направился в шифровальный отдел.
Прага, 15 июля 1940 года
Балабан закончил с расшифровкой сообщения и встал из-за стола.
— Практически полностью повторяет шифровку от первого числа. Очевидно, они поняли, что у нас вышла из строя радиостанция, и не были уверены, получили ли мы их последнюю радиограмму. Но сегодня тут звучат уже новые нотки. Послушай: «Установите связь с Франтишеком-Рене. В свои дела его не посвящайте. Обращайтесь по-дружески и удовлетворяйте его потребность в деньгах. Это наш давний и исключительно ценный сотрудник, который во многом может помочь и непосредственно вам. Мы весьма заинтересованы в поддержании с ним связей — при соблюдении осторожности. Круг наших людей, посвященных в это дело, должен быть крайне ограниченным. МОРА». Надо завтра же начать устанавливать связь с Рене.
— Да, эти две недели мы были заняты только тем, чтобы поменять радиостанцию, — вздохнул Моравек. — Хорошо еще у нас была в запасе другая. Нам обязательно надо найти радиста, который мог бы в случае необходимости чинить радиостанции. Если не сумеем найти такого человека здесь, то обязательно надо запросить его из Лондона. Думаю, после этого инцидента они зашевелятся.
— Надо завтра же пойти договориться о встрече с Рене. Теперь, когда мы начнем работать с ним напрямую, мы сможем получать от него не только информацию для Лондона, но и интересующие нас сведения. Насколько мне известно, он вхож и в гестапо, и в СД.
— Возможно, — согласился Моравек. — С его помощью, мы сможем помогать и всем тем, кто здесь борется с немцами. В Лондоне еще не понимают, что нам надо объединить все силы против немцев, а уж потом делить власть.
Прага, 16 июля 1940 года
Балабан и Моравек остановились у стеклянных дверей большого подъезда старого четырехэтажного коммерческого дома, расположенного недалеко от Вацлавской площади.
— Это здесь, — сказал Моравек. — Пойдем вместе или один останется внизу?
Балабан внимательно осмотрел улицу.
— Здесь, похоже, все спокойно, — ответил он. — Пойдем вместе: вполне возможно, что засада находится именно в квартире, и я хоть как-то сумею тебя прикрыть.
Он решительно открыл дверь подъезда. Моравек в кармане сжимал рукоять пистолета. Обрубок оторванного пальца почти зажил, на руке оставалась лишь легкая повязка, которая нисколько не мешала ему пользоваться пистолетом.
Как только они оказались в просторном фойе подъезда, им навстречу вышел привратник.
— Мы хотим видеть пани Елену, — обратился к нему Балабан.
Привратник на мгновение задумался, потом ответил:
— Пани Елена еще не выходила. Это третья квартира на втором этаже.
Мужчины поднялись по широкой лестнице и позвонили в дверь. Им открыли на второй звонок.
— Что вам угодно? — спросила миловидная женщина средних лет, одетая в шелковый домашний халат, но уже с убранными в прическу волосами.
— Нам нужна пани Елена, — с легким поклоном ответил Балабан.
Моравек, не вынимая руку из кармана, стоял несколько позади него.
— Это я, — ответила женщина. — Чем могу быть полезной?
— Мы прочитали в объявлении, что вы продаете старое издание «Чешско-немецкого словаря», — назвал Балабан пароль.
— К сожалению, я его уже продала, — ответила женщина, — но у меня есть современное издание «Немецко-чешского словаря». Может быть, он вас заинтересует.
— Хотелось бы на него взглянуть, — улыбнулся Балабан.
— Тогда проходите, — пригласила их женщина внутрь.
Пройдя прихожую, они оказались в большой светлой, залитой солнцем гостиной. Комната была обставлена старинной массивной мебелью, на столе в хрустальной вазе стоял роскошный букет цветов.
— Итак? — уже совсем по-деловому спросила женщина.
— Нам надо встретиться с Франтой, — сказал Моравек, — Наш общий друг уехал, и мы не можем его найти.
— С Франтой? — медленно переспросила женщина, — Он в постоянных разъездах. Но я попробую с ним связаться. Зайдите послезавтра часа в три, — она оглядела мужчин и добавила: — Но пусть приходит кто-нибудь один. Франтишек очень осторожен.
Он зашла в соседнюю комнату и вышла оттуда с толстой книжкой в руках.
— Возьмите вот это, — сказал она. — Это чтобы у привратника не возникало лишних вопросов. Послезавтра принесете ее обратно.
Когда мужчины оказались на улице, Балабан сказал:
— Похоже, все чисто. Видишь, даже потребовали, чтобы на встречу пришел кто-нибудь один, опасаются.
— До такой мелочи может додуматься и гестапо, — возразил Моравек, — В этом случае они будут уверены, что придет старший.
— Так может быть тогда послезавтра пойти мне? — предложил Балабан.
— Какая разница, — пожал плечами Вацлав. — Мы здесь все старшие. Я вспоминаю, что я старший только тогда, когда надо решить какой-то спор, что бывает довольно редко. А так, мы ведь все решаем сообща. Это у них в Лондоне играют роль чины и звания, а у нас в оккупации есть те, кто сражается и те, кто сотрудничает.
— В этом ты прав, — согласился Балабан.
Прага, 18 июля 1940 года
Штабс-капитан Вацлав Моравек поднялся по уже знакомой лестнице и позвонил. Пани Елена открыла дверь почти сразу. Сегодня на ней был изящный темно-синий костюм, белая блузка и туфли на высоких каблуках. Красиво уложенные волосы прикрывала небольшая шляпка с вуалью.
Как только Вацлав поздоровался, пани Елена, не отвечая на приветствие, сказала:
— Пойдемте быстрей, ваш Франта нас уже, наверное, ждет.
— Далеко идти? — поинтересовался Вацлав, когда они вышли на улицу.
— Не очень, — ответила пани Елена. — До Староместской площади. Он будет ждать нас там.
Как только они оказались на Староместской площади, Вацлав принялся внимательно изучать обстановку. Люди спешили по своим делам, заходили в магазины, останавливались у газетных киосков. Но того, кто явно бы ждал кого-то, не было видно, однако и засады, похоже, тоже не было. Напротив сберегательной кассы задом к ним стоял старенький «Опель».
Пани Елена уверенно подошла к «Опелю» и кивнула водителю.
— Вот он, — коротко сказала она через плечо Вацлаву.
Вацлав открыл заднюю дверцу машины и пропустил вперед пани Елену. Он хотел сесть рядом с ней, но шофер низким голосом сказал:
— Садитесь на переднее.
Моравек подчинился.
Как только все уселись, машина сразу тронулась. Теперь Вацлав мог рассмотреть шофера получше. Ему было около сорока лет, выглядел он очень импозантно, пышная шевелюра с проседью, ухоженные небольшие усики, дорогой костюм. Шофер был в темных очках, это несколько насторожило Моравека, но потом он подумал, что Франта тоже, наверное, боится провокации.
— Куда мы едем? — через некоторое время поинтересовался Вацлав.
— А куда можно ехать в такое время, — небрежно пожал плечами водитель. Говорил он, можно сказать, на безупречном чешском с пражским выговором: — Пообедать. Ресторан «Губертус» вас устроит?
— Вполне, — кивнул Моравек.
Вообще-то он избегал дорогих ресторанов, так как там всегда было много немцев. В дешевых кабачках, где основными посетителями были чехи, он чувствовал себя намного спокойней. С другой стороны, явится с такой компанией в дешевый кабачок означало привлечь к себе слишком много внимания.
Ресторан располагался в старом здании с большой террасой. Благодаря хорошей летней погоде часть столиков была выставлена на террасу, но Франта-Тюммель провел всю компанию внутрь здания и попросил подскочившего к ним метрдотеля провести их в отдельный кабинет.
Когда официант подал заказ и удалился, Франта посмотрел на затянутую в кожаную перчатку руку Моравека и на то, как тот неуклюже управляется со столовым прибором. Эту маскировку Вацлав применил впервые. Свободный палец перчатки он набил ватой, вставив в середину для прочности кусок проволоки.
— Несчастный случай? — с легкой улыбкой спросил Франта Моравека.
— Что-то вроде, — не желая вдаваться в подробности, буркнул Вацлав.
Франта снял очки, с минуту пристально всматривался в лицо Моравека.
— Я кое-что слышал о вашем приключении, — сказал он наконец. — То описание, которое составило о вас гестапо, не очень-то к вам подходит. Хотя, с другой стороны, по нему можно арестовать полгорода.
Весь дальнейший обед Франта рассказывал забавные истории, свежие анекдоты, слегка коснулся политических событий. Моравек поддерживал разговор и тоже не заговаривал о деле.
Когда с обедом было покончено, Франта попросил официанта накрыть десерт на террасе.
— Иди на террасу и поскучай немного над десертом, — сказал он пани Елене. — А мы с паном пройдемся немного по саду. Я покажу ему свои любимые цветы.
Мужчины спустились с террасы в парк, а пани Елена села за столик и, когда подали десерт, начала рассеянно ковыряться ложечкой в вазочке с мороженым.
Мужчины вернулись через полчаса. Судя по их виду, оба были в очень хорошем настроении. Тюммель наполнил три рюмки коньяком и поднял свою: — За приятное знакомство!
Лондон, 29 июля 1940 года
Когда президент Бенеш появился в кабинете полковника Моравца, тот моментально выскочил из-за письменного стола и по-военному отсалютовал высокому гостю. Такого еще не случалось.