ихожу — а парашютов-то там и нет. Вот тут-то я и закрутился.
— Как нет? — насторожился Бартош.
— Так и нет. Вырыл их кто-то. Я быстрей обратно и говорю: «Надо быстрее отсюда сматываться». Мы обратно вернуться хотели на поезде, но тут я говорю: «Нет». Если парашюты нашел кто-то из местных и прибрал их в хозяйство — это одно. А вот если их нашли немцы, то поезда наверняка прочесывают мелким гребешком. Оставили мы пана Яначека с картошкой в корчме, а мы с паном Швадленкой побежали в Подебрады за такси. На такси и сюда вернулись. Потом спрятали рацию у пана Швадленки. А сегодня узнал, что и вы здесь объявились. Вот и все мои приключения. А как вы здесь очутились?
— Ты сам только что сказал, примерно так же, как и ты. Не найдя ни тебя, ни рации, мы решили уходить. До деревни мы дошли тем же путем. А вот дальше я не рискнул сразу идти на явку, и пошли мы в дом к учителю и попросили у него приюта. Поесть, обогреться и немного поспать. Учитель оказался человеком неплохим: вопросов не задавал, накормил, обогрел и уложил спать. А часов пять вечера мы от него ушли. Пошли мы в одну деревушку около Гержманов-Местеца. Там у меня живут еще довоенные знакомые, а дочка у них до войны работала в Пардубецах. Вот я и подумал, попрошу у них ненадолго остановиться, а заодно узнаю обстановку и здесь. Ну, а вчера перебрались сюда.
Лондон, 10 января 1942 года
Полковник Моравец шел быстрым шагом по огромному залу радиостанции и почти не видел сидящих по обе стороны машинисток, что-то читающих или пишущих корреспондентов, разговаривающих за стеклянными перегородками дикторов. Он направлялся в отдел связи разведки, расположенный в самом конце зала. Там, в небольшой комнатке с мощными приемниками и передатчиками сидело всего три человека. Он подошел к старшему, Вацлаву, мужчине средних лет с одутловатым, нездорового цвета лицом и спросил:
— Вы меня сегодня чем-нибудь порадуете?
— К сожалению, нет, — покачал головой Вацлав, — ни один из «Сильверов» на связь так и не вышел. Во вчерашних передачах на Прагу мы опять несколько раз вставляли условные фразы, чтобы дать им понять, что мы их не слышим.
— Продолжайте слушать, — приказал полковник, — и фразы продолжайте передавать.
— Может быть, фразы уже лишнее? — высказал свое предположение Вацлав. — Они и так понимают, что мы их не слышим. А как только выйдут в эфир, то связь установится.
— Нет, передавайте, — строго сказал Моравец, — Мы не представляем, какая у них там обстановка. Может быть, они так до сих пор и не установили связь с подпольем. Тогда у них просто нет возможности ни развернуть свою рацию, ни слушать ваши передачи.
— Я все это понимаю, — согласился Вацлав, — но и они должны учитывать фактор времени.
— А если они чинят рации и проверяют их работу по нашим фразам? — выдвинул очередную версию Моравец.
— Обе сразу? — засомневался радист.
— То, что они оба сразу провалились, вы считаете вполне возможным, а то, что у них у обоих одновременно отказала рация, вы считаете нереальным, — уже с раздражением сказал полковник, — Где тут логика?
— К сожалению, вероятность провала намного больше, чем вероятность отказа рации, — вздохнул Вацлав, — Я тоже за них переживаю, но при этом стараюсь оставаться реалистом.
— В общем, делайте так, как я вам сказал, — приказал Моравец и, не прощаясь, развернулся.
Больше его ничего не интересовало: остальные новости он прочитает позже из полученного стандартным путем рапорта.
Богданече, 12 января 1942 года
В дверь постучали условленным образом: три точки и тире. Потучек встал с койки, отложил книжку и пошел к двери. На пороге стоял Бартош.
— Не ожидал тебя так рано, — улыбнулся Иржи. — Проходи, раздевайся, а я сейчас кофе сварю.
Бартош разделся, прошел в комнату, а когда появился с кофе Потучек, выложил из кармана на стол завернутый в газету пакет.
— Что это такое? — спросил Иржи.
— То, что просил, — улыбнулся Бартош. — Детали к твоей рации.
— Так скоро? — просиял Иржи. — И где, если не секрет, ты их достал?
— Это не я доставал, — покачал головой Бартош, — это местные ребята постарались. Говорят, что из полиции, правда, чешской.
— Отлично, — воскликнул Иржи, развернув пакет и посмотрев на содержимое.
— Теперь дело за тобой, — посерьезнел Бартош. — Связь нам нужна, как воздух. Лондон каждый день в радиопередачах напоминает нам, что он нас не слышит.
— Сегодня же и займусь, — пообещал Потучек, — если больше ничего не полетело, то завтра, в крайнем случае, послезавтра связь будет.
— Это хорошо, — кивнул Бартош. — Как ты тут обустроился? Все нормально?
— Нормально. Только вот рацию я хочу переместить в каменоломню.
— В какую каменоломню? — нахмурился Бартош.
— Здесь недалеко есть заброшенные каменоломни. Пещеры с несколькими выходами. Вести оттуда передачи будет безопасней. Ни один пеленгатор близко к тому месту не подъедет. Всех, кто туда приближается, можно заблаговременно заметить. А здесь на квартире — пеленгатор будет под самым носом, а ты и не заметишь. И дом незаметно окружить можно без особого труда.
— Пожалуй, ты прав, — согласился Бартош.
— А вы как там устроились? — полюбопытствовал Потучек.
— Вальчик устроился просто замечательно: теперь он работает в ресторане «Веселка» и жить будет в Пардубице. Работа очень удобная: можно встречаться с кем угодно, не вызывая никаких подозрений. А со мной несколько хуже, — посетовал Бартош, — мне нашли квартиру в Дашице, и я в таком случае оказываюсь на отшибе. А мне надо бы быть в самом центре.
— А почему тебе не нашли квартиру в Пардубице?
— Квартиру-то найти не проблема, — заметил Бартош, — Ребята боятся, что меня там узнают: я ведь там школу кончал, да и после школы какое-то время жил наездами. Я, правда, считаю, что все это ерунда. Подумают, что ошиблись, а если даже и остановятся и поговорят — не будут же они спрашивать документы, и под каким именем я живу сейчас.
— Они все-таки правы, — с сомнением покачал головой Потучек. — Рискованно это.
— Ну, что-нибудь придумаем, — пожал плечами Бартош, — Буду сидеть на квартире и не высовывать носа на улицу.
Прага, 15 января 1942 года
Было около двух часов дня, и народу в пивной «Большая кружка» было немного. Наплыв посетителей отмечался здесь или в конце рабочего дня, или по воскресеньям. За дальним угловым столиком сидели два уже немолодых человека и, прикладываясь к кружкам с пивом, вели тихую беседу.
— Как там у тебя Моравек? — спросил пан Пехачек, сухощавый, спортивного вида мужчина.
— Как всегда: лезет на рожон и все ему сходит с рук, — пожал плечами мужчина в очках с металлической оправой, известный в своем кругу под кличкой Индра, он был постарше своего собеседника.
— А у меня есть интересные для него, да и для тебя тоже новости, — оглянувшись, сообщил пан Пехачек, — у нас объявились парашютисты.
— Какие еще парашютисты? — насторожился Индра.
— Что значит «какие парашютисты»? — не понял Пехачек.
— Откуда они взялись?
— Не знаю, наверное, из Лондона. Они приземлились здесь недалеко от Праги. Сначала жили в какой-то пещере. У одного нога была подвернута. А потом пришли к Пескачеку с Высочан. Он мне про них и рассказал.
— А что тебе еще известно о них? — настаивал Индра.
— Да, в принципе, больше ничего. Вот с тобой они хотят встретиться.
— А что, если это провокаторы? Как можно доверять первому встречному? — разозлился Индра.
— Ну, какие же они провокаторы, если спрыгнули с парашютом? И парашюты у них где-то в лесу зарыты, — объяснил Пехачек.
— Ты думаешь, немцам трудно сбросить двух провокаторов с парашютом?
Пехачек обиженно поджал губы и замолчал. Потом вдруг сказал:
— Ведь твой Моравек уже несколько раз просил Лондон прислать ему парашютистов.
— Ну, хорошо. Твои ребята им доверяют?
— Вполне, — оживился Пехачек, — Они считают их вполне нормальными ребятами.
— Тогда договоримся так: я послезавтра приду к тебе, а ты приведи их. Там и поговорим.
Пардубице, 16 января 1942 года
Вашек и Ганка позвонили в дверь. Ждать почти не пришлось: Франта словно стоял за дверью и ждал звонка. — Проходите, проходите, гости дорогие, — заулыбался он. В прихожей сразу же появилась его жена Татьяна. Когда гости разделись, Франта сказал:
— Пусть женщины поболтают о своем, а у нас будет мужской разговор. Я сейчас тебе еще одного гостя покажу.
Они прошли в заднюю комнату, и Вашек увидел сидящего на диване молодого человека, который встал при их появлении. Он не сразу и узнал его.
— Фреда? Бартош? — удивился Вашек, — Откуда ты взялся?
— Вот, вернулся в родные пенаты, — не уточняя, ответил тот, — А ты-то как? Как ты пережил Мюнхен? Раньше в форме таким гусаром был, а теперь вон и животик появился.
Вашек сел на диван рядом с Бартошем, вздохнул и начал рассказывать:
— Когда произошла мюнхенская катастрофа, я, как и многие другие офицеры, тоже хотел бежать за границу. Собралась нас небольшая группа, человек шесть поручиков, договорились мы и с французами, и с пограничниками, но где-то в чем-то нас обманули, и выбраться за границу мы не сумели. Пришлось устраиваться как-то здесь. Удалось найти работу в электрической компании, а теперь в позапрошлом году женился. Вот так потихонечку и прозябаю. А у тебя как жизнь сложилась? Женился? Помню, ты обручен был.
Бартош немного помолчал, а потом начал свою историю:
— Тебе не удалось выбраться за границу, а я сумел. Сделали мне вызов во Францию для получения фиктивного наследства. Нацисты на это купились, и меня выпустили. Поступил я во французский Иностранный легион. Сначала был в Африке, потом принимал участие в битве за Францию. Вместе с английскими войсками добрался до Англии, там вступил в чешскую Освободительную армию. Кончил курсы парашютистов, и вот я здесь.