Дядюшка Дой, судя по всему, был на грани испуга.
– Мне тоже здесь неуютно, – сказал я. – Едва сдерживаюсь, чтобы не заорать. Ничего, справимся. Когда-то мы несколько лет так прожили.
– Никто не может так жить. Во всяком случае, долго.
– А Отряд смог. Ужасное было место. Называется оно равниной Страха, и на то есть причины. Там полно жутких тварей, и любая из них может тебя прикончить, не успеешь глазом моргнуть. За нами постоянно охотились армии, возглавляемые колдунами много хуже Тенекрута. Но мы выдержали. Захочешь послушать эту историю, найдешь здесь пятерых, способных ее рассказать от первого лица.
Темнота не позволяла понять, что выражает его физиономия. Хотя и при солнечном свете сложно было это сделать.
– Но если нам придется жить в одной комнате, я скоро свихнусь, – пообещал я дядюшке. – Мне нужно место. А там даже шагу не сделать, чтобы не наступить на кого-нибудь.
– Понимаю. Но не знаю, чем тут помочь.
– У нас еще остались свободные комнаты. Одну дадим Тай Дэю с сыном, одну тебе. А Сари может жить с матерью.
Он улыбнулся:
– Ты говоришь открыто и честно, но удели чуть больше внимания обычаям нюень бао. Многое случилось в ту ночь, когда ты помог Тай Дэю спасти эту семью.
Я хмыкнул:
– Ну да. Спасли кое-кого.
– Ты спас всех, кого можно было спасти.
– Ну надо же, какой я молодец!
– Ты не имел перед ними обязанностей, и это не было долгом чести.
Он употребил слова «обязанность» и «честь», имея в виду схожие понятия из языка нюень бао. Схожие, но не совсем – есть некоторые оттенки, например добровольное участие в святом деле.
– Я поступил, как считал правильным.
– Это так. Без всяких побуждений и не по обязанности. Что и стало причиной твоего нынешнего затруднительного положения.
– Должно быть, я чего-то недопонимаю.
– Это потому, что ты не рожден нюень бао. Теперь Тай Дэй не оставит тебя. Он старший мужчина в роду, который должен тебе шесть жизней. Его малыш не оставит его. Сари не может уйти, так как до замужества обязана находиться под покровительством брата. И, как ты можешь видеть, она еще не оправилась от пережитого ужаса. В этом городе, куда ее против воли привело наше паломничество, она потеряла все, кроме матери.
– Можно сказать, матушку сами боги для нее поберегли.
Сказал – и тут же понадеялся, что прозвучало не слишком похоже на ерничество.
– Можно, знаменосец, эта адская ночь оставила ей лишь одно хорошее воспоминание – о тебе. Она ухватится за тебя, как отчаявшийся пловец хватается за камень среди бурного потока.
Ого! Похоже, надо держаться осторожней. Большая часть моего существа желала, чтобы это хватание было не просто метафорой.
– Ну а Кы Гота с детишками?
– Детей примут семьи их матерей. Гота, конечно же, может переселиться. – И тут Дой пробормотал нечто нехарактерное для него. Кажется, насчет того, что неплохо бы ей переселиться за пару тысяч миль отсюда. – Хотя она наверняка будет против.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что тоже не слишком очарован Кы Готой?
– Ни один человек не может быть очарован этой злонравной ящерицей.
– А я-то решил было, что она твоя жена…
Он словно окаменел:
– Ты сошел с ума!
– Ну ошибся, с кем не бывает.
– Хонь Трэй, старая ведьма, чего же ты хочешь от меня?
– Что?
– Я говорю сам с собой, знаменосец. Веду спор, которому никак не могу положить конец. Женщина эта, Хонь Трэй, двоюродная сестра моей матери, была ведьмой. Порой ей удавалось заглянуть в будущее, и если увиденное имело несчастье ей не понравиться, она желала это будущее изменить. И строила какие-то загадочные планы на сей счет.
– Я уверен, ты знаешь, о чем говоришь.
– Ну, раз говоришь, стало быть, знаешь.
Он не понял шутки:
– Если бы! Ведьма играла нашими судьбами, но ничего не объясняла. Быть может, она была слепа к собственной судьбе.
Я решил сменить предмет разговора:
– Что же твои люди намерены делать дальше?
– Жить, знаменосец. Так же как и вы, Солдаты Тьмы.
– Слушай, если и вправду считаешь, что в долгу передо мной за Тай Дэя, объясни, что все это значит. Солдаты Тьмы, Костяной Воин, Каменный Солдат…
– Кто другой мог бы и поверить твоему незнанию.
– Ну представь, что я даже догадываюсь, о чем ты говоришь. Ты же все равно ничего не потеряешь, рассказав то, что и так мне известно?
Я был уверен, что дядюшка Дой снова улыбнулся в темноте. Ну надо же, второй раз за день!
– Разумно, – сказал он.
Но так ничего и не объяснил.
74
Дядюшка Дой избавил меня от большинства гостей. Со мной остался только Тай Дэй с сыном да еще Сари.
Она ухаживала за ребенком и пыталась готовить еду, хотя отрядной кухни хватало на всех. Женщине просто нужно было чем-то заняться.
Тай Дэй не отходил от меня ни на шаг. И он, и Сари были необщительны, словно ходили во сне, – казалось, это не два человеческих существа, а меньше половины одного.
Я уже беспокоился, ведь они принадлежали к народу стойкому, привыкшему преодолевать жестокие напасти. Пора бы им уже хоть немного очухаться.
Вскоре я собрал вместе мозг Отряда: Клетуса, Лофтуса, Лонгинуса, Гоблина с Одноглазым и Масло с Крутым.
– Так, бойцы. У меня есть вопросы.
– Ему нужно здесь быть? – спросил Гоблин, имея в виду Тай Дэя.
– С ним все в порядке. Не обращай внимания.
– Какого рода вопросы? – осведомился Одноглазый.
– До сих пор в Отряде не было серьезных проблем со здоровьем. Но там, наверху, холера и тиф, не говоря уже о старой доброй свистухе – она лютует вовсю. У нас никто не болен?
Гоблин что-то пробурчал.
– Варвар, – захихикал Одноглазый, – мы все в добром здравии, так как следуем правилам, установленным Костоправом, как религиозным заветам. Но долго продолжаться это не может – топливо на исходе. А тут еще эти нюень бао. Не любят они кипятить воду и мыться, а гадить предпочитают там, где живут.
– Я слышал, наверху уже несколько дней плохая погода. Удалось набрать дождевой воды?
– Нам одним хватило бы с избытком, – ответил Лофтус. – Но теперь здесь нюень бао, так что в колодцы не попало ни капли.
– Этого-то я и боялся. Следующий вопрос: топливо. Ребята, кто знает способ готовить рис или фасоль без огня, но так, чтобы получалось съедобно?
Никто не знал такого способа.
– Разве что вымачивать подольше, – предложил Лонгинус. – Моя мать так делала.
– Проклятье. Я хочу пережить осаду вместе со всеми. Но как это сделать?
При этих словах Гоблин слегка усмехнулся, словно у него уже имелась прекрасная идея. Они с Одноглазым переглянулись.
– Парни, у вас что-то есть?
– Пока нет, – ответил Гоблин. – Надо бы проверить кое-что.
– Так что же вы тянете?
– После совета. Нам нужна твоя помощь.
– Чудесно. Замечательно. Может кто-нибудь сказать, что в городе слышно о нашем исчезновении?
Крутой кашлянул, прочищая глотку. Обычно он говорит мало, поэтому все сразу смолкли.
– Я бываю на наблюдательных постах, слушаю разговоры. Похоже, исчезновение нашу репутацию не улучшило. Да и вряд ли нам удалось кого-нибудь обмануть. Судачат об Отряде немного, но никто не считает, что мы просто ушли. Думают, что мы сумели выкопать глубокую нору, натаскать в нее вина, баб и жратвы, а после скрылись туда сами. И назад не вернемся, пока все они тут не передохнут.
– Ребята, я уж, как мог, старался насчет вина, баб и жратвы… Но получилась только нора, сами видите.
– Вода убывает, – откуда-то из темноты сообщил Масло.
– Что?
– Верно, Мурген. Уже на пять футов ниже.
– Неужели из-за затопления города такая разница? Нет? Тогда с чего бы ей убывать?
Гоблин с Одноглазым обменялись значительными взглядами.
– Что у вас? – спросил я. – Выкладывайте!
– После проверки.
– Ладно. Что до остальных… О наших трудностях вам известно. Подумайте, как от них избавиться.
75
– Ну, говорите, – обратился я к колдунам.
– Мы полагаем, – начал Гоблин, – с тобой что-то проделали. Там. – Он мотнул головой в сторону холмов.
– Что за шутки? Я…
– Никаких шуток. Тебя не было долго, и ты изменился. Сколько припадков случилось после возвращения?
Я честно ответил:
– Только один, когда меня похитили. И то не могу утверждать, что это был припадок. Я ничего не помню. Пил чай с Глашатаем – а потом очухался на улице, где вы меня нашли. Что-то такое с запахом дыма да еще дверь, шагнув в которую я оказался вовсе не там, куда шел… Еще смутно помню, как что-то думал про обитель боли.
– То есть тебя пытали.
– Это точно.
Синяки и ссадины до сих пор не сошли. Хотя я совершенно не помнил, о чем меня допрашивали – если и был допрос. Я подозревал, что ко всему этому приложили руку приятели Синдху. Как и к покушению на Могабу.
Если это правда, то жизнь им сделается не в радость, когда их разыщет Черный Отряд.
– Мы наблюдали за тобой, – сказал Гоблин. – Временами ты ведешь себя очень странно. Короче, хотим тебя усыпить – может, доберемся до той части твоего сознания, которая бодрствовала, когда все происходило.
– Я же ничем не смогу помочь.
– И не надо. Только не мешай.
– Вы уверены, что нужно это делать?
– Уверены, – ответил Гоблин.
Судя по голосу, это было далеко не так.
Проснулся я на своем тюфяке, ничуть не отдохнувшим. Кто-то касался моего лица холодной мокрой тряпицей. Я открыл глаза. В свете тощей свечи Сари была еще прекраснее, чем обычно. Прекраснее, чем можно вообразить. Это она отирала мне лицо.
Снова трещала голова, точно с похмелья. Что со мной сотворили колдуны? Получил ли я хотя бы удовольствие, за которым обычно следуют подобные боли?
Разревелся То Тан. Он спал в корзине под моим письменным столом, укутанный в зловонное тряпье. Я, дотянувшись, взял его за руку. Он прекратил плач, ощутив человеческое прикосновение, и больше не взывал к матери.