– Бывает и так, Капитан. – Крутой усмехнулся. – Да, совсем забыл. Нам выдали гроб, полный бумаг и прочего барахла, принадлежавшего колдунам, которые могли бы превратиться в Длиннотень, если он вообще из числа Восемнадцати. Все упаковано и надписано на случай, если какой-нибудь чародей захочет воспользоваться.
Лицо Костоправа тотчас засияло ярче солнца.
– Ах ты, скотина! – воскликнул он. – Масло, отпусти людей по домам, зачем ты их держишь? Бонхардж и вы, все прочие, какого черта тут топчетесь? Вас родня заждалась! – Он обернулся ко мне. – Пожалуй, все это надо отправить к Госпоже. Она в таких вещах разбирается.
Масло выгнал из склада таглиосцев, явно сбитых с толку неожиданной милостью Освободителя. Впрочем, я тоже был удивлен.
– Ну, ребята, а у вас тут что нового? – спросил Крутой.
– Нового хватает, – ответил я, – но интересного мало. Щиплем тенеземцев помаленьку.
– Правда, что Могаба теперь большая шишка у Длиннотени?
– Правда. Вояка он умелый, только Длиннотень ему много воли не дает. В основном Могаба с нами бодается, и то через посредников. Грязную работу за него делает Нож.
– Что? Нож? Тот самый, что был с Лебедем и Мэзером?
– Ну да.
Я оглянулся на Старика. Его лицо окаменело.
– В ваше отсутствие Нож переметнулся.
– Идем-ка во дворец, Мурген, – сказал Костоправ. – У нас еще дела.
92
Почти всю дорогу Капитан молчал, разве что иногда взрыкивал на встречных, которые смели пялиться на шадарита и его спутника, белого дьявола. Нас, северян, было так мало, что многие местные еще не видели ни одного. Мы, конечно, не очень старались избавиться от дурной репутации.
Некоторые интеллектуалы из жрецов утверждали, что дружба с нынешним Черным Отрядом столь же губительна для Таглиоса, сколь и вражда с нашими далекими предшественниками.
И это было похоже на правду.
Мы подошли ко дворцу. Костоправ все ворчал под нос – в основном жалел, что экспедиция Масла и Крутого дала столь жалкие результаты. Очень уж многого он от нее ждал и теперь тяжело расставался с надеждами.
– Долго еще твоя родня намерена здесь торчать? – спросил он.
Я не собирался его радовать:
– Побудут еще. Они тоже хотят получить свой ломтик Нарайяна Сингха.
Старик по-прежнему не доверял дядюшке Дою.
– Они знают о Копченом?
– Конечно нет! Еще чего!
– Вот пусть и дальше не знают. Тебе удалось снова найти его библиотеку?
Я рассказывал Капитану о том, как случайно наткнулся на нее.
– Пока нет.
Вообще-то, я пытался только для блезиру. Голова была занята совершенно другим.
– Ищи усердней. – Он явно догадывался, почему мои поиски не увенчались успехом. – Не проводи так много времени с Копченым. Сдается мне, совсем не будет лишним, если до нашего выступления на юг ты заглянешь в эти тома Анналов.
– А почему ты сам не пробовал искать библиотеку? У тебя ведь было несколько лет.
– Я слышал, что она погибла в ту ночь, когда был изувечен Копченый. Похоже, это все-таки произошло в другой палате… О таких вещах Радиша врать не стала бы. Или нет?
Мы подождали, пропуская веднаитский конный полк, проходивший парадом мимо дворца. Он прибыл из какого-то захолустья и должен был, выразив свое почтение властям, сразу же уйти на театр военных действий. Халаты и тюрбаны бойцов были чисты и пестры, копья украшены яркими султанами, наконечники надраены до блеска. Кони – прекрасных статей, отменно обучены и безупречно вычищены.
– Эх, кабы красота могла выигрывать войны…
Уж чем-чем, а красотой Черный Отряд и не отличался.
Костоправ что-то прошептал. Взглянув на него, я был поражен: в уголке глаза поблескивала слеза.
Он знал, что ожидает всех этих бравых юношей.
Полк наконец прошел, и мы пересекли улицу, внимательно глядя под ноги.
Одноглазый встретил нас в большом зале у входа в покои Костоправа:
– Ну? Есть новости?
Старик покачал головой:
– Все банально, никакой магии.
– А-а… Что ж, нам легко никогда не бывало.
– Я должен снова отыскать библиотеку, – сказал я. – Дай мне что-нибудь, чтобы не заплутать.
Одноглазый воззрился на меня так, словно более идиотской просьбы в жизни не слышал:
– Я уже дал. – Он указал на мое запястье:
– Этот амулет – только от твоих чар. А после Копченого наверняка и его собственные кое-где остались.
Коротышка обдумал мои слова:
– Может быть. Дай-ка сюда…
Я принялся снимать нитяной браслет, и тут Одноглазый заметил амулет нюень бао:
– Нефрит? – Он схватил мое запястье.
– Похоже на то. Он принадлежал Хонь Трэй, бабушке Сари. Ты ее не знал. Она была женой старого Глашатая.
– Ты носил его все эти годы, а я и не замечал?
– Я не носил его, пока Сари… До той ночи. Но Сари иногда надевала его, когда хотела быть понарядней.
– Ах да… Припоминаю…
Он сдвинул брови, словно пытаясь что-то вспомнить, затем пожал плечами, отошел в угол и забормотал над браслетом. Вернувшись, сказал:
– Ну вот, теперь через любые запутки пройдешь. Кроме собственных.
– Что?
– У тебя припадки в последнее время были?
– Нет… Ничего такого не припоминаю.
Оговорку я сделал специально. Похоже, все-таки были припадки, не оставившие следа в моем сознании.
– И нет догадок насчет их причины? Или насчет того, с кем ты встречаешься всякий раз, возвращаясь в Дежагор?
– Я хотел убежать от боли, причиненной потерей Сари.
Взгляд Одноглазого сделался пронизывающим – как всякий раз, когда колдун выуживал меня из прошлого. Очевидно, мой ответ его не убедил.
– А что, это вдруг снова стало важным?
– Это всегда было важным, Мурген. Просто не было времени выяснять.
Да его и теперь нет.
– Мы всего лишь хотим привести тебя в порядок, – пояснил колдун. – Чтобы ты сам мог позаботиться о себе и в бою не сплоховал.
Одноглазый – и вдруг серьезен? Жутковато от этого делается.
Костоправ, утратив к нам интерес, вернулся было к своим картам и цифрам, но вдруг поднял голову и еще раз напомнил:
– Мне нужно прочитать эти книги до отъезда.
Иногда я понимаю намеки:
– Иду, командир.
93
По дороге я заглянул к Копченому – убедиться, что он еще дышит, а заодно покормить. Кормежка и обмывание стали предлогом для визитов в его палату, на случай если кому-нибудь вроде Радиши удастся преодолеть запутки Одноглазого, изрядно усложнившиеся с тех пор, как я начал путешествовать с Копченым.
Затем я попытался вспомнить, куда сворачивал в ту ночь, когда наткнулся на библиотеку. Воспоминания были смутными – то была тяжелая ночь, да и произошло с тех пор многое. Я знал лишь, что библиотека находится на этом же этаже, – я никуда не поднимался и не спускался. И в те покои, вероятно, после Копченого никто не заглядывал. Помнится, там хватало паутины и пыли.
Мне не понадобилось много времени, чтобы добраться до заброшенных коридоров. Казалось, недра дворца превратились в огромный пыльный лабиринт, не нуждавшийся ни в каких охранительных чарах.
Выйдя от Копченого, я уже через несколько минут наткнулся на мертвеца. Вначале, конечно, почуял запах и услышал жужжание мух. Оставалось лишь загадкой, чей это труп, – пока в свете моей лампы не показался мертвый душила. Похоже, умер от ран, заблудившись в потемках среди уводящих с дороги заклятий.
Меня передернуло. Увиденное пробудило во мне глубочайшие страхи, источник ночных кошмаров, леденящий ужас перед тесными и темными подземельями…
Интересно, наслаждалась ли подлая богиня обманников бесславной кончиной своего раба?
Я осторожно обошел труп, не глядя на него и зажимая нос. Душила и в смерти продолжал служить богине тлена.
Вскоре я понял, что во дворце заблудился не один душила. Я едва не наступил на другой труп, обнаружив его только благодаря вспугнутым моим приближением мухам.
Я остановился:
– Ух ты…
Этот выглядел совсем свежо. Может, здесь все еще скрываются безумцы, готовые на все ради своей богини?
Дальше я шел гораздо медленнее и осторожнее, держа одну руку на горле. Чудились шорохи. В памяти всплыли все когда-либо слышанные истории о привидениях. Через каждые пять-шесть шагов я останавливался и оборачивался кругом – не блеснут ли где глаза, отражая свет моей лампы. Кой черт дернул меня пойти в одиночку?
Впереди появились свежие следы. Опустившись на колени, я узнал в пыли отпечатки собственных башмаков. После меня этим коридором прошел кто-то еще, освещая свой путь целым канделябром. Многочисленные капли воска упали на уже потревоженную пыль. А за свеченосцем шел еще кто-то. Даже не шел, а полз. Возможно, по дороге поедал найденный воск.
Я вслушивался в тишину. Здесь, в самой глубине дворца, даже крыс не увидишь, – кроме как друг дружкой, питаться им нечем.
Все так же, с опаской, я двинулся по следам того, кто проходил по коридору после меня. Сердце в груди, казалось, вот-вот взорвется.
У меня вдруг сильно зачесалось в носу. Стоило раз чихнуть – и пошло! Продержаться удавалось с полминуты, но от этого чихалось только хуже.
Тут уж я начал слышать всевозможные звуки. И не мог не чихать достаточно долго, чтобы убедиться: эти звуки мне только чудятся. Или чтобы определить их источник, окажись они настоящими.
Может, это лучше сделать как-нибудь в другой раз?
Вдруг передо мной возникла из темноты та самая сломанная дверь. Я остановился и осмотрел ее. Похоже, висит она как-то не так. Следы в пыли говорят о том, что после меня здесь кто-то успел побывать.
Осторожно, не касаясь ничего лишнего, я отодвинул дверь и вошел в библиотеку.
Там все было перевернуто вверх дном. На полках и в шкафах осталась лишь горстка книг, свитков и разрозненных листов: в основном податные записи, инвентарные описи и малоинтересные сведения об истории города. Это-то для чего понадобилось Копченому? Чтобы спрятать среди хлама вещи стоящие? Или дело в том, что, помимо должности придворного колдуна, он выполнял и обязанности брандмейстера?