Охотники были встревожены. Они недоумевали, почему переполошились птицы и обезьяна вдруг свалилась в пруд. Понять этих людей было несложно – они говорили на нюень бао как на родном языке.
Значит, я в дельте. Откуда-то издалека сквозь птичий гомон донесся вороний смех.
Это не сон. И нет со мной Копченого, способного вернуть меня в лагерь. Я могу управлять своим положением, но понятия не имею, что с этой способностью делать. Может, подняться в небо? В путешествиях с Копченым это всегда срабатывало. Чем выше поднимаешься, тем больше земля внизу напоминает тщательно вычерченную карту. Я взмыл. И обнаружил, что нахожусь над самой дикой и опасной частью дельты, над заросшей непроходимым лесом черной топью с тучами гнусной мошкары.
По моим представлениям, именно так должен выглядеть ад.
Чтобы высмотреть что-нибудь еще, я был вынужден подняться на высоту полета сарыча. Тем временем совершенно реальный холод все глубже въедался в мое несуществующее тело. Я боялся, что не сумею найти никакого ориентира. Конечно, можно определить направление и по солнцу, но только если ты его видишь. А я толком не мог разглядеть даже заслонявших светило птиц.
Ну что ж, не так, так эдак, подумал я, приметив внизу какое-то зеленое пятно. Рисовый чек. Я пометался зигзагами и, обнаружив деревеньку, припустил вдоль выходившей из нее дороги. Мчался я что есть мочи, но все равно чувствовал, что возвращение будет долгим.
Будь ты проклята, Душелов!
Убегая, я слышал глумливый грай. А потом приметил село, показавшееся знакомым. Принято считать, что поселения нюень бао все на одно лицо. И это верно, если говорить о жилых строениях. Но храмы обитателей дельты сильно различаются в зависимости от статуса, древности и богатства. И этот храм я уже видел, когда разыскивал Гоблина. В тот раз я обнаружил здесь женщину, до того похожую на Сари, что у меня чуть сердце не выскочило из груди. Уже покинув мир Копченого, я долго не мог прийти в себя.
Я описал круг, присматриваясь к утренним хлопотам жителей. Все выглядело обычным для туземного села, каким я его себе представлял. Стояла середина зимы, но работы хватало, и, едва проснувшись, люди брались за повседневные дела.
Это место выглядело процветающим – даже не село, а городок, причем, по всей видимости, весьма древний. Главным его украшением служил внушительный, явно не один век назад построенный храм. Высокие двери обрамлены мощными колоннами в виде двухголовых слонов высотой в три человеческих роста, точнее, в три роста мужчины из племени нюень бао. У гуннитов двухголовый слон символизирует бога удачи. Это потому, что слон могуч и двуличен, объяснил мне Одноглазый.
Ага, вот и женщина выходит из храма. Кажется, та самая. У нее усталый вид. Впрочем, та выглядела, как должна бы выглядеть Сари, будь она помоложе. А эта наоборот, словно она на несколько лет старше. Лицо не изменилось, но она несколько раздалась в бедрах и груди, набрав фунтов десять. И, чего не случалось с Сари даже в худшие времена, была оборванной и грязной, с растрепанными волосами. Эта женщина явно пребывала в отчаянии, и она так сильно напоминала мне Сари, что возникло желание утешить ее, чем бы ни было вызвано ее горе. Я переместился поближе, упиваясь жалостью к себе и в то же время недоумевая: почему эта женщина одета в белое? Насколько мне известно, все нюень бао, кроме жрецов, носят черное. Когда вернусь, надо будет спросить у Тай Дэя. Конечно, если вернусь.
Я находился так близко от женщины, что, будь я во плоти, мог бы обнять и поцеловать ее. Мне хотелось этого, ведь она так походила на мою покойную жену. А не было ли у Сари двоюродной сестры? Дяди-то у нее точно были – во всяком случае, один, погибший в Дежагоре. А ее тетя вполне могла остаться дома, ведь в паломничество отправилось далеко не все население дельты.
Женщина в белом взглянула мне прямо в глаза – туда, где должны бы находиться глаза, – побледнела и, пронзительно закричав, упала без чувств. На шум из храма выбежали старцы в цветных одеяниях. Склонившись над женщиной, они пытались привести ее в сознание. И говорили при этом так быстро, что я не мог разобрать ни слова.
Она пришла в себя и, когда ей помогли подняться на ноги, сказала:
– Кажется, я видела призрака.
– Наверное, это из-за поста.
Пост? А по фигуре не скажешь, что она недоедала.
Выходит, ей удалось обнаружить мое присутствие. Тут есть над чем поразмыслить. Но, так или иначе, нет ни малейшего смысла задерживаться. Здесь от меня не будет толку.
В качестве ориентира я воспользовался выходившей из села дорогой – хотелось верить, что рано или поздно она выведет меня к Таглиосу. А уж оттуда проложить курс на юг будет совсем просто.
27
Но проделать весь этот путь нормальным образом мне не пришлось. Вскоре после того, как я обнаружил реку, моя вселенная заходила ходуном. После третьего сотрясения я почувствовал боль, а когда тряхануло еще пару раз, провалился во тьму.
И очнулся в фургоне Одноглазого. Этот хренов коротышка тряс меня за грудки, шлепал по щекам и ворчал что-то вроде: «А ну, поднимай задницу».
Открыв глаза, я понял, что сижу рядом с Копченым. Рубаха пропиталась потом. Меня била дрожь.
– Да что с тобой, черт побери? – озабоченно спросил колдун.
– Точно сказать не могу. Похоже, тут не обошлось без Душелов. Как и в тот раз, когда я провалился сквозь время в Дежагор. Только сейчас швырнули, как арбузное семечко щелчком пальца, и я залетел куда-то в дельту. Все понимаю – и ничего не могу сделать. Это похоже на прогулки с Копченым, только со зрением было что-то не так. Вблизи нормально вижу, а чуть подальше – расплывается…
Только сейчас я сообразил, что лопочу на таглиосском, и заставил себя прекратить.
– Ладно, – буркнул колдун, – после поговорим. У меня куча дел.
Я открыл рот, намереваясь возразить.
– А охота тебе язык почесать, ступай к Костоправу. И вообще, делай что хочешь, только не путайся под ногами. Насчет работы я не шутил.
Рассерженный донельзя, я вылез из фургона. Здесь, как и на болоте, стоял день. С фронта тянуло дымом, доносился грохот битвы. Очевидно, обстановка не изменилась. А стало быть, Старику недосуг выслушивать россказни о моих злоключениях.
Я направился к лагерному костру. Он потух. И почти остыл. Где же Тай Дэй со своей мамашей? И дядюшка Дой? Здесь, во всяком случае, ими и не пахнет.
Я нашел воду, напился, размышляя о том, скоро ли ее запасы подойдут к концу, равно как и запасы съестного, и решил отдохнуть.
Вскоре Одноглазый закончил свои дела, вылез из фургона и уселся рядом со мной:
– Ну, выкладывай, что стряслось.
Я выложил.
– Похоже, Щенок, в этот раз ты наткнулся на нечто важное.
– В каком смысле?
– Потом скажу. После того, как поговорю с Костоправом.
28
Подобно назойливому оводу, я висел за спиной у Могабы. И он, и его приближенные были озлоблены.
Длиннотень строго-настрого запретил им сомневаться в его полководческом искусстве.
– Ну что за кретин! – проворчал один из нескольких преданных Могабе наров. – И кто б ему пасть набил землей?
Со столь метким суждением я не мог не согласиться. Мало того что кретин, так еще и тугоухий. По крайней мере, он никак не отреагировал на столь вопиющую дерзость.
Могаба тоже сделал вид, будто ничего не услышал. Он наблюдал за утесами, среди которых продолжались ожесточенные схватки. Наши войска шли в атаку волна за волной. Могаба не мог ответить тем же – у него почти не осталось резервов. Я не видел надежды в его глазах, когда он отсылал командиров к их подразделениям. Но он был настоящим солдатом, из тех, кто бьется до последнего вздоха.
Точно так же он бился и в Дежагоре. И нас помаленьку поддерживал – чтобы его бойцам не пришлось поедать друг друга, когда иссякнут запасы провизии.
Наши осадные башни ползли вперед, словно высоченные медлительные суда. Слоны и уцелевшие обозники тащили их за канаты, пропущенные через блоки, закрепленные на тех самых железных сваях, что несколько ранее были вогнаны в землю. Когда башни наконец остановились, солдаты тут же закрыли бреши между ними принесенными мантелетами. Под защитой этих мантелетов саперы принялись возводить деревянную стену.
С башен тучами летели метательные снаряды.
Могаба не располагал баллистами достаточно мощными, чтобы разрушить башни. Но надо было что-то делать. Вот только Хозяин Теней не позволял ему то единственное, что могло бы помочь. Длиннотень был упрямей осла, капризней испорченного ребенка. Его воля – закон, и точка. И Могаба не лез на рожон. Он кипел от негодования, но сдерживался, зная, что на нашей стороне Госпожа, она только и ждет возможности испортить ему остаток жизни. И такая возможность появится в тот же миг, когда Хозяин Теней соберет свои игрушки и уберется восвояси.
Поскольку атаковать было запрещено, Могаба решил ретироваться, оставив на передовой малочисленный заслон. Эти смертники нас отвлекут, и мы не заметим, как основные силы противника уйдут из-под удара.
Может, и получилось бы – не присутствуй я при разговоре.
– Советую держать наготове ковер, – сказал Могаба Ревуну. – У меня руки связаны, так что скоро все кончится.
Длиннотень обернулся. Будь он способен убивать взглядом, Могаба умер бы на месте.
Ревуну тоже нельзя было позавидовать. Он не хотел, чтобы его при свидетелях обвинили в трусости.
Вдруг с дальнего края перевала, из лагеря обманников, донеслись дикие вопли. Я метнулся туда и увидел дядюшку Доя, кромсавшего душил Бледным Жезлом. Матушка Гота с неменьшей ловкостью прикрывала ему спину. Неплохо для старушенции, практиковавшейся с оружием, лишь когда она не могла от этого отвертеться.
Интересно, как они сюда пробрались?
И тут заварилась по-настоящему крутая каша.
Прабриндра Дра наконец пошел в атаку, навязанную ему Стариком. На острие княжеского клина топали боевые слоны. Войска Хозяина Теней устремились навстречу. Градом посыпались стрелы.