Именно так она и намеревалась поступить. С помощью Копченого я проследил за ней и убедился, что она заранее учла вероятность того, что ее штурмовые группы будут на время отрезаны. Потому-то и послала в атаку самые боевитые подразделения во главе с командирами, готовыми к любым испытаниям.
Отряды князя окончательно увязли в развалинах Кьяулуна, к северу от нас, где Могаба прилагал все усилия, чтобы измотать наших людей. Войска Госпожи удерживали местность между городом и Вершиной. Одна дивизия Капитана обошла Вершину с другой стороны и оседлала дорогу к Вратам Теней. Другая оставалась в резерве.
Запахло весной, что сулило новую угрозу.
– Как думаешь, – спросил я Костоправа, – не надоело ли Прабриндра Дра играть в солдатики?
Он встрепенулся:
– Неужто мои мысли настолько очевидны?
– Мысли насчет чего?
Я огляделся. Один лишь Тай Дэй находился достаточно близко, чтобы нас услышать.
– Ну, ты же понимаешь… Его дивизия подготовлена слабее остальных.
– И наименее надежна?
– Наша армия понесет наибольшие потери, прежде чем доберется до Хатовара, Мурген. Поправь, если я ошибаюсь. Сдается мне, это в интересах Отряда, чтобы максимальный урон пришелся не на нашу долю.
– И?..
– Я верю в нашу Старую Дивизию. Большинство этих парней готовы вступить в Отряд. И большинство из вступивших, отдай я такой приказ, станут сражаться с князем.
В последнее время многие таглиосцы изъявляли желание служить в Отряде. И надо полагать, они это делали вполне искренне. А человек, давший присягу, врастает в Отряд душой. Для него клятва верности – не пустые слова.
Эта клятва приносится тайно. Нового рекрута просят хранить в секрете случившуюся в его жизни перемену. Посторонним не нужно знать, насколько силен Отряд на самом деле. Кое с кем из своих здесь тоже обращаются как с грибами – если этого кое-кого зовут Госпожой.
– Это я понимаю. Удивляюсь только тому, что достается и Госпоже.
Те неприятности, что не сыпались на князя, сыпались на нее.
Костоправ пожал плечами: когда дело касалось его жены, он не был уверен ни в чем.
– Пожалуй, я бы не хотел поставить Госпожу в такую ситуацию, когда искушение для нее будет слишком сильным.
– А как насчет Новой Дивизии?
– Ее я не рискнул бы послать против князя. Думаю, эти люди не смогут принять мою сторону в междоусобице.
Он смотрел на меня в упор. Да, эта кампания щедро добавила суровости нашему Старику. Я как будто с самой Киной играл в гляделки.
Но глаз не отвел.
– Я свои обещания выполню, – сказал Костоправ.
Он имел в виду, что наши наниматели так не поступят. Радиша уж точно намерена обмануть. Что же до князя, то он провел с нами в походах достаточно времени, чтобы мы его считали своим парнем.
Нам так и не выпало случая опробовать магию на его сестре.
– Как же часто я жалею, что не остался сельским мальчишкой, – сказал я.
– У тебя по-прежнему кошмары?
– Каждую ночь. Правда, теперь это не прямая атака. Я сам прокладываю себе путь и стараюсь использовать эту возможность для разведки. Но уж поверь, дело это малоприятное.
Кина – или некая сущность, выдающая себя за Кину, – присутствовала в моих снах постоянно. Я был склонен считать, что это все-таки Кина, а не Душелов. Богиня все еще пыталась соблазнить меня обещанием вернуть Сари.
И ей бы не мешало что-то сделать со своим запахом.
– Она и Госпожу норовит зацепить?
– Возможно. – Да почти наверняка. – Или Госпожа пытается обработать ее.
– Угу… – Он уже не слушал.
Смотрел на Вершину, над которой вновь замелькали огненные шары.
Вспыхивали они и над развалинами Кьяулуна. Люди, которых собрал там Могаба, проявляли недюжинное упорство. Этот сукин сын умел подбирать хороших солдат и вдохновлять их на бой. Прабриндра Дра приходилось расчищать развалины, разбирать один дом за другим. Все, что могло гореть, шло на топливо.
По-прежнему стояла стужа. Землю устилал снежный покров толщиной в восемь дюймов – и это поверх толстой ледяной корки. Ну и весна! Интересно, когда наконец прекратятся проклятые вьюги? Длиннотень-то небось сидит в тепле, под своим хрустальным куполом. Кстати, в последнее время он нас почти не тревожит. С чего бы это?
Я бросил взгляд на дымящиеся руины Кьяулуна. Хотелось верить, что князь оставит целыми хотя бы несколько зданий, чтобы добрые люди, вроде меня, могли дождаться в тепле, когда он выкурит последних партизан. Я устал жить как барсук.
– Что там происходит? – указал Костоправ на Вершину.
– Ничего не меняется. Я не понимаю Длиннотень. Он что, сам себе враг? Или настолько ошалел, что уже ничего предпринять не может? Такое случается. Вроде бы и знаешь, как надо действовать, но уже не веришь, что из этого выйдет толк. Такой же паралич напал на Копченого, незадолго до того, как он лишился сознания.
Костоправ призадумался:
– Ну а ты как? Отдыхаешь нормально? С твоими-то снами?
– Это пока не проблема, – солгал я.
Впрочем, в сне я сейчас и правда не нуждался. Я нуждался в эмоциональной поддержке. Для чего мне стоило бы провести недельку-другую с женой.
– А где твои свойственники?
Если б я знал. От дядюшки Доя по-прежнему ни слуху ни духу.
– Хороший вопрос. И прежде, чем ты задашь следующий, отвечу: я не имею ни малейшего представления, что у них на уме – если у них вообще есть ум.
– Мне не очень нравится, что вокруг нас такая прорва нюень бао.
– Не стоит ждать от них подвоха, Капитан. Они платят долг чести.
– Ты постоянно намекаешь, что мне следовало бы побывать с тобой в Дежагоре.
– Ну, это бы определенно поспособствовало пониманию.
Он хмуро уставился на громадную белокаменную крепость:
– Как думаешь, стоит нам пропускать туда беженцев?
– Зачем?
– У Длиннотени запасы ограниченны, а тут лишние рты.
– Он их ни за что не примет.
Я все еще не понимал, почему Длиннотень разместил в своей крепости такой маленький гарнизон. В стенах Вершины у него не более тысячи человек, включая слуг, домочадцев и тех беженцев, которые попали туда до разрушения лесов. Обычного, земного способа отбить многочисленные атаки противника при таких условиях не существует.
Правда, Длиннотень и не рассчитывает на обычные способы. Он уверен, что сможет отсиживаться сколько угодно под защитой наипрочнейших заклинаний, коим у него несть числа.
– Не думаю, что это продлится долго, Мурген.
Воздух прочерчивали огненные шары. Налетевший ветер подхватывал бумажных змеев с подвесными корзинами: их привезли в обозе из самого Таглиоса. На таком ветру они могли подняться до верха стены с двадцатью пятью фунтами груза. Костоправ заявил, что запасся ими вовсе не для этого. Но для чего именно, не объяснил.
– Меня восхищает твоя уверенность, командир. Будущий год – в Хатоваре.
«Будущий год – в Хатоваре». Уже давно это стало саркастическим лозунгом Старой Команды. Боюсь, вскоре многие плюнут на все и зададут драпа на север. Служба Таглиосу, с ее бесконечными лишениями, не устраивает никого, кроме Госпожи.
Несмотря на крайнюю усталость, настроение у нее, похоже, прекрасное. В обстановке, когда паранойя кажется единственным нормальным способом совладать с реальностью, Госпожа как рыба в воде.
Костоправ не улыбнулся. Ему и в голову не приходило, что цель, поставленная им перед Отрядом, может стать предметом насмешек.
Эта кампания убила в нем чувство юмора. Или, по крайней мере, ввергла это чувство в коматозное состояние, как беднягу Копченого.
– Тай Дэй, не прогуляться ли нам?
Когда у Старика портится настроение, следует держаться от него подальше.
49
Предполагалось, что Одноглазый заменит меня в качестве летописца – хотя бы до тех пор, пока не вернется и не будет введен в курс дела Дрема. Но те редкие случаи, когда я или Костоправ пытался взвалить на колдуна эту работенку, послужили убедительным доказательством того, что Дрема незаменим. Потому как летописец из старого пердуна был аховый. Впрочем, в его возрасте это неудивительно.
Удивительно то, что он соблаговолил сообщить о замеченных им на прогулке с Копченым небезынтересных фактах. Нет, записать он ни черта не записал и детали, ясное дело, забыл, да и рассказал об увиденном не сразу – но ведь лучше поздно, чем никогда. Разве не так?
Может, и так. Старина Копченый не был намертво прикован ко времени. Мы с ним вернулись к моменту, имевшему место вскоре после того, как Нарайян посетил Ревуна на крепостной стене и их доверительный разговор был бесцеремонно прерван вконец распоясавшейся бандой озверелых приспешников Госпожи.
Сингх и Дщерь Ночи благополучно удалились в свои покои. Девочка почти не говорила. Нарайян явно робел в ее присутствии, хотя она была маленькой даже для своего возраста. Не обращая на него внимания, она примостилась за миниатюрным рабочим столом и подкрутила фитиль лампы. Любопытно было видеть ее за тем же делом, каким я занимался чуть ли не каждый день.
Я в изумлении следил за тем, как ее крохотная ручонка выводит слова на языке, которого я не знал и, как понял вскоре, на котором и сама она не умела ни читать, ни писать. Едва осознав, чем она занимается, я метнулся в прошлое в поисках объяснения. И узнал, что она засела за писанину неделю тому назад.
Была полночь. Нарайян задержался допоздна, пытаясь успокоить свою душу молитвой и достичь того состояния, в какое впадала Дщерь Ночи, когда касалась богини. Он предпринял, наверное, сотню попыток, но ни одна не увенчалась успехом.
Неудачи уже не отзывались в нем болью. Нарайян знал, что отстранен, и желал лишь понять за что.
В этот раз, едва душила забылся в тяжелом сне, Дщерь Ночи принялась его трясти:
– Проснись, Нарайян. Вставай.
Он с трудом разлепил глаза. В таком сильном возбуждении девочка пребывала разве что в тот день, когда узнала, что ей суждено стать орудием Кины, руками богини в этом мире.