– Спасибо! – Катарина сама взяла няню за плечи и крепко обняла её, – Я так люблю вас! Вы – моё детство, моя молодость, мои… беззаботные и счастливые годы…
И не надо вам быть изрубленными. Уж я постараюсь никому вас в обиду не дать!
– Ах вы, моя маленькая хвастунья! Ну, спасибо и вам на добром слове! Но чует моё сердце – пока-то уж нам придётся попотеть, чтоб ваша очаровательная светлость доехала куда надо, в целости и сохранности! Ну а вы – всё равно можете командовать!
Вверенный вам гарнизон готов на всё! Можете смеяться – но вот вам крест – на всё!
– Ах вот вы как? И покомандую! Слушать приказ по гарнизону! Приказываю: всем лечь спать, и хорошо выспаться и отдохнуть! – утерев остатки слёз, она ещё отходила от бурных эмоций этого дня и вечера – тело трясло, как в лихорадке. Но чувствовала она себя…
Бесподобно!
Да, так хорошо и спокойно ей давно уже не было.
– Сержант «няня»! Нам предстоят подвиги и опасные приключения! А пока – нужно спать, отдыхать, и быть готовыми ко всему! Ко всему!
17
Разбудило её солнце. Оно тёплыми ласковыми лучами касалось её бледного после долгого пребывания в подземных казематах лица, и сквозь узкие щёлки прикрытых век просочилось к глазам. Открыв их, она улыбнулась, зевнула. Боже, какое счастье – солнце!
Не вставая, она с наслаждением потянулась всем телом.
Удивительные ощущения!
Первая ночь на свободе! Точно, она – свободна!
Свободна от болезни, от нудной работы, от быта и серости. Свободна от гнусной, сырой и тёмной мерзости подземелья, свободна от обязанностей и связей…
Она жива. Она молода и здорова. Весь Мир – перед ней!
Господи, какое же всё это – счастье!!! И как же она благодарна за это чудо!
Впрочем, расслабляться рано. Нужно справиться со столькими делами и заботами: запастись вещами, которые так нужны для маскировки в долгом путешествии, вооружиться, для безопасности этого самого путешествия, замести следы, чтоб неузнанными добраться до Карла фон Хорстмана… И уговорить его приютить их хотя бы на полгода.
Но главное сейчас – ускользнуть из страны незамеченными.
Значит – подъём! И – скорее в путь!
Ого! А кровать-то Марии – пуста! Значит, та уже встала! Сколько же она уже тут спит-разлеживается?! И не пропустила ли она чего-то интересного?
Выскользнув из постели, Катарина подошла к окну. Старые скрипучие половицы приятно отзывались настоящим, хоть и выщербленным чужими ступнями до торчащих сучков, деревом, холодя ноги, и слегка поскрипывая.
Окошко было крохотное: фута два на полтора. Мелкие и сильно искажающие стёкла частого переплёта явно давно не мыли. Она открыла створки, стараясь не шуметь.
В комнату ворвался свежий, чистейший прохладный воздух, щебетанье птиц, ароматы парного молока, навоза, свежевыпеченного хлеба, дыма от очага… И еще – пахло осенью. Уже каким-то странным образом ощущалось, что лету – скоро конец…
Какое-то время она просто вдыхала эту пьянящую смесь. Затем, осмотревшись, и не обнаружив ничего и никого опасного, опустила локти на подоконник, а голову на руки.
Давно она не бывала в деревне. Особенно, в средневековой.
Двор как двор. Немощёный. Земля изрыта копытами лошадей и колёсами экипажей и телег. Но пыль, к счастью, ещё никто не поднял. Сараи с курами, овцами, коровами – до чего узнаваемые и чисто деревенские звуки от всей этой живности! Тут же и сами куры: симпатичные пёстрые создания, что-то старательно роющие возле своего сарайчика. А вот заросли бурьяна по краям построек. Колодец.
Жиденький плетень с торчащими во все стороны жердями. И за плетнём – сад.
Яблони уже склонили ветки чуть не до земли, под тяжестью налитых краснобоких плодов. Явно настало время собирать урожай. За садом – чуть подёрнутые лёгкой дымкой бескрайние просторы полей, лугов, и таинственных островков леса, у горизонта сливающихся в одну тёмную массу. Хоть и незнакомая пока – но красота!
Где-то вдалеке раздался и тягуче поплыл медно-малиновый перезвон колоколов – наверное, наступило время утренней службы. Катарина вдруг как-то кристально ясно почувствовала, что такой спокойный, веками сложившийся патриархальный уклад жизни ничто не сможет нарушить – он слишком прочно укоренился в крови местных жителей, простых крестьян и ремесленников, чтобы что-то снаружи – будь то вoйны, или глупые законы – могло его поколебать.
Наверное, чем проще, чем ближе к земле быт и традиции, тем сильнее приверженность людей именно к такому, традиционно-консервативному, укладу жизни, и нежелание что-то кардинально менять в своей судьбе. И хотя она сама к земле ничем, вроде, не привязана, всё равно она чувствовала мощный заряд оптимизма и жажды жизни, исходящий от этих полей с пшеницей, этих виноградников, огородов, с любовью и трудолюбием возделываемых поколениями людей, и от этих садов, рек и лесов.
Кстати, о жизни… В частности, о её сохранении – что-то она увлеклась философией.
Она, ещё раз внимательно оглядевшись, убедилась, что её никто не заметил.
Ладно, судя по солнцу, сейчас около шести. Пора одеваться, и – в путь. Чем быстрее их следы затеряются за всеми этими полями, лугами и лесами, тем лучше.
С сожалением отойдя от окна, она принялась одеваться.
Со штанами и сапогами всё прошло нормально. А вот волосы опять облепили весь камзол. И под шляпу никак не желали лезть. Может, остричь их, наконец?! Ну, нет – жалко. Уж больно хороши, хотя и жутко грязные.
Тут, очень кстати, тихонько постучала и вошла Мария. В руках она несла полный кувшин молока. От запаха у Катарины аж затрепетали ноздри. Вот это да! Настоящее парное!..
Марию зрелище уже одетой Катарины застало врасплох:
– Ах! Сударыня, вы уже встали?! С добрым утром, я хотела сказать!
И что же это такое? Вы всё время делаете за меня всю мою работу! Вы не должны одеваться сами! А то что же это получается – я-то вашей милости и не нужна! – она так серьёзно возмущалась, что Катарину разобрал смех, но застёгивать камзол она перестала, и руки подняла кверху.
– Нет, вы не смейтесь, – торопливо поставив кувшин, и хватаясь за застёжки, сердито продолжила няня, – А давайте сразу договоримся: мои обязанности – значит, мне и выполнять их! А у вашей милости – свои: командовать! Вот только так, и никак иначе!
– Ну, хорошо, хорошо, – постаралась успокоить её Катарина, всё ещё посмеиваясь.
Она действительно ещё не привыкла к мысли, что кто-то будет за ней присматривать и ухаживать, как за неразумным малым ребёнком:
– Давай, я снова разденусь, а ты меня оденешь – так, как считаешь нужным!
Не только лукавые искры в глазах, но и хитрущая улыбка говорили о том, что она готова подыграть своей рассерженной хлопотливой напарнице.
– Фу! Ну, слава Богу! Наконец-то узнаю свою Беллочку! А то я уж говорю Пьеру – словно она-то у нас и сама не своя: ни шутки, ни улыбки!
Она сноровисто помогла Катарине застегнуться, нацепить портупею с мечом, и управиться с волосами, после чего отступила на шаг, и критически её всю оглядела.
– Нет, это надо же! До чего вы свои волосы довели! Я не я буду, если сегодня же вечером не промою их вам с ромашкой! Уж тогда-то они заблестят, как надо! И станут пушистыми, шелковистыми и яркими!
– Э-э, нет, моя заботливая хлопотунья, не так быстро! Не забывай – я теперь мужчина! Будет подозрительно, если я начну мыть волосы. Придётся потерпеть до какого-нибудь ручья, или речки – там и вымоем их.
– Да как же… Так ведь ромашку-то надо заваривать!.. Впрочем, ваша правда – волосы могут подождать. Давайте завтракать. Пьер уже уложил все наши вещи.
Подойдя к столу, на котором стояло оставленное няней молоко, она взяла кувшин в обе руки, и, закрыв глаза, вдохнула ещё раз… Да!
Она с наслаждением, не отрываясь, отпила чуть не треть кувшина – с добрый литр. Ах, этот вкус детства! До чего хорошо!
Отдышавшись, и утерев пену со рта, она вернула кувшин на стол, и повернулась опять к Марии:
– Голова моя подождёт, это верно. А вот маскировка наша – нет. Поэтому сегодня и завтра мы подкупим кое-какие вещи, и тебя тоже переоденем мужчиной. Так можно будет и ехать гораздо быстрее, и следы запутать легче.
– Это меня-то, да на старости лет? Мужчиной? Ну, нет – увольте, сударыня! Вот уж придумали, так придумали! Да вы и сами посмотрите: какой из меня мужчина? – Мария схватилась за толстенькие бока, возмущённо качая головой, и поворачиваясь то так, то этак в разные стороны, – Нет, плохой бы из меня вышел мужчина – не способна я к маскарадам разным, и переодеваниям!
– Я и сама прекрасно понимаю, милая девушка, что на мужчину вы похожи мало. Но зато в виде мужчины, я уверена, вы, моя прелесть, будете смотреться гораздо лучше, чем Пьер, переодетый в женщину!
– О, Гос-с-поди-Иисусе! Да что вы такое опять говорите, сударыня! Наш Пьер – и… – няня всплеснула руками, – Нет, он этого уж точно не переживёт! Он, конечно, вам не откажет, но как же он будет мучиться и страдать! За что же вы ему такое-то?! Нет, уж лучше я – сама… Ладно, переодевайте! Привыкну, потерплю… Только Пьера-то хоть пожалейте! За что его, беднягу, так унижать и мучить?! – так как Катарина не улыбалась, няня принимала всё всерьёз.
– Ха-ха-ха! Ну вот и поймала тебя! – Катарина прыснула, – Ладно, ладно! Насчёт Пьера я, конечно, пошутила. Да и не путешествуют три женщины без мужчин – это было бы очень страшно и опасно в ваше время, – она вдруг сообразила, что сказала очень опасную вещь, и быстро постаралась исправиться, – Ведь на дорогах столько жулья, особенно сейчас, и особенно в других странах.
Поэтому, Мария, я и хотела, чтобы ты выглядела как мужчина. Во-первых, на трёх мужчин не так просто напасть. Во-вторых, ты сможешь сидеть в седле прямо и удобно – значит, поедем быстрее, и проедем больше. Ну, и наконец, в-третьих, и это самое главное – разыскивать-то будут женщину, да и запоминается лучше женщина – ведь все обращают внимание на неё, и её одежду. А у мужчин – камзол, сапоги… Шляпа. И – всё!