Но как бы я ни старался сосредоточиться на этих предметах, я не мог отделаться от роя нахлынувших воспоминаний. Они как бы выключили меня из реальности. Толпа на мостовой, оживленное движение по всей Нью-Оксфорд-стрит — все это для меня перестало существовать. Вместо горшков и статуэток в витрине я погрузился в туманный воображаемый мир, освещенный огромными красивыми глазами прекрасной Карамани. В нежных оттенках китайской вазы, стоящей где-то в глубине лавочки, я угадывал румянец ее щек, ее лицо вставало передо мной насмешливым фантомом, выступив из темноты между отвратительным позолоченным идолом и индийской ширмой из сандалового дерева.
Я пытался стряхнуть этот навязчивый образ, сосредоточив все свое внимание на высокой этрусской вазе в ближайшем к входной двери углу витрины. Но что это? Может, я и в самом деле схожу с ума? На какой-то момент я почувствовал, что действительно теряю рассудок, потому что, несмотря на все мои усилия прогнать видение, оно не исчезало. Среди древней керамики я явственно видел обращенное ко мне колдовское лицо юной рабыни.
Вероятно, со стороны я действительно выглядел сумасшедшим и, возможно, стал привлекать внимание прохожих, но я ничего этого не запомнил, так как все мое внимание было сосредоточено на этом лице в обрамлении пышных, черных как вороново крыло волос, на этих слегка приоткрытых красных губках, сияющих темных глазах, которые завораживали меня из глубины лавочки.
Я был в смущении, мне стало жутко. Я стоял как зачарованный, не в силах двинуться с места. Наконец, сделав огромное усилие над собой, я шагнул к двери, повернул ручку и вошел в лавочку с таким спокойным видом, на какой только был способен. Занавеска, прикрывавшая маленькую дверь за одним из прилавков, слабо качнулась, будто от сквозняка, но я буравил ее яростным взглядом до тех пор, пока из-за нее не появился некий плод смешения греко-еврейско-японских генов, который невозмутимо встал по ту сторону прилавка напротив меня и отвесил легкий поклон.
Его появление было столь неожиданным, что я невольно отпрянул.
— Сэр, могу ли я что-либо вам предложить? — спросил меня этот мутант с новым легким поклоном.
Какое-то время я изучал его в полном молчании, потом сказал:
— Мне сейчас показалось, что я видел здесь свою старую знакомую, но, может быть, я ошибся…
— Совершенно верно, вы ошиблись, сэр, — отвечал лавочник, в легком удивлении приподняв брови. — Возможно, ошибка произошла благодаря отражению в витрине. Но, может, я покажу вам наш товар?
— Не стоит беспокоиться, — ответил я, внимательно вглядываясь в его лицо. — Как-нибудь в другое время.
Я стремительно вышел на улицу. Одно из двух: либо я действительно теряю рассудок, либо Карамани скрывается в этой лавке.
Однако, сознавая беспомощность своего положения, я постарался запомнить имя хозяина, начертанное на вывеске этого торгового предприятия — «Дж. Саламан». Запечатлев навеки в памяти эту экзотическую фамилию, я пошел своей дорогой, стараясь привести в порядок рассудок и унять бешеное сердцебиение.
ГЛАВА XVIИЩУЩИЕ РУКИ
Из темного угла комнаты, где я занял позицию, через слегка приоткрытое окно (подобно нашему, оно было забрано скобами) моему взору открывались ряды теплиц, сияющие в лунном свете, а за ними шли ряды цветочных клумб, растворяясь в голубоватой дымке Лунный свет в комнату не попадал, но мои глаза понемногу привыкли к темноте, и я уже достаточно четко мог разглядеть лежавшего на кровати между мной и окном Берка.
Похоже, снова вернулись славные денечки, когда мы с Найландом Смитом сидели в засаде, поджидая слуг доктора Фу Манчи.
Более мирную сцену, чем этот цветочный уголок графства Эссекс, трудно было даже вообразить. Но то ли благодаря тому, что я прекрасно знал, насколько обманчив царящий вокруг покой, то ли потому, что у меня уже выработалась интуиция, предвещающая приближение агентов дьявольского китайца, эта ничем не нарушаемая тишина казалась мне неумолимо надвигающейся грозовой тучей, а сама ночь — каким-то безмолвным мрачным предзнаменованием.
Меня терзали самые разные вопросы, и среди них главный: какие сведения Берк хотел нам продать? Вечером он отказался говорить на эту тему, а теперь играл роль приманки, порученную ему Найландом Смитом. Он изображал безмятежно спящего, хотя время от времени не мог удержаться, чтобы шепотом не поделиться со мной своими опасениями, сомнениями, страхами.
Этой ночью вроде все складывалось в нашу пользу. У меня не было ни малейшего сомнения, что доктор Фу Манчи решил покончить с отставным нью-йоркским полицейским. Кроме того, я не сомневался, что нам удалось проскользнуть незамеченными мимо его невидимых агентов. Если верить Берку, только его бдительность предотвращала постоянные попытки привести в исполнение замысел Фу Манчи. Поэтому оставалось очень мало сомнений, что этой ночью будет сделана еще одна попытка. Каждый, кому приходилось оказываться в подобных обстоятельствах, — я имею в виду караулить всю ночь напролет, — знаком с ощущением перехода из одного состояния в другое (что соответствует фазам движения Земли, которое происходит в атмосфере в полночь, в два и в четыре утра). В течение этих четырех часов наступает период крайнего угасания всей жизнедеятельности, и врачи, как правило, именно в это время более всего опасаются за жизнь своих пациентов.
Нынешней ночью я особенно ощутил падение жизненного тонуса, и теперь, когда темнота особенно сгустилась перед восходом солнца, безотчетный страх, сродни тому, который я уже испытывал в предшествовавших столкновениях с китайцем, напал на меня как раз в тот момент, когда я менее всего был готов с ним бороться. Но кругом было все спокойно, как вдруг…
— Вот оно! — зашептал Берк на постели.
Меня уже и так изнурял долгий озноб, а тут при его словах — просто заколотило. Я тихо поднялся со стула и, оставаясь в тени, стал пристально вглядываться из своего угла в проем полукруглого окна.
Без единого звука за стеклом появился маленький силуэт неправильной формы, чем-то напоминающей собачью голову, низко сидящую на квадратных плечах. Злобные глазки внимательно изучали комнату. Голова поднималась все выше, и наконец все существо скрючилось на карнизе. Стало невозможным разглядеть его черты, так как оно пригнулось к отверстию, образованному приподнятой рамой. Оно издавало еле слышные звуки, как бы принюхиваясь.
Пораженный ужасом происходящего, я в тот момент совершенно не представлял, как Берку удастся выполнить свою роль. И тут я увидел, что в образованную оконной рамой щель просовывается рука. Она становилась все длиннее, маленькие пальцы были вытянуты вперед и шевелились, отыскивая что-то.
Всякое неведомое внушает ужас, а поскольку я не мог определить, что собой представляет это существо, обладающее немыслимо длинными руками, тянущимися к глотке человека на кровати, я испытывал тот вид парализующего страха, который обычно посещает нас в ночных кошмарах.
— Скорее, сэр, скорее! — вскричал Берк, вскочив с подушки. В этот момент волосатые руки нашли его горло.
Подавив в себе боязнь прикоснуться к существу, пытавшемуся задушить через окно спящего, я бросился к нему и схватил за волосатые предплечья.
Силы небесные! Таких мускулов и сухожилий, как под этой волосатой кожей, мне еще не приходилось встречать. Было впечатление, что они из стальной проволоки! И с внезапным леденящим ощущение!» своего бессилия я вдруг понял, что никогда не смогу разжать эти тиски. Берк в них хрипел, испуская дух прямо у меня на глазах.
— Смит! — заорал я что было сил. — Смит! На помощь! Скорее!
Несмотря на полное смятение, я все же услышал какой-то шум снаружи. Существо за окном дважды кашлянуло, затем раздались звуки, напоминающие щелканье бича, я расслышал чей-то крик, но разобрать слов не смог, и, наконец, беглая пальба из пистолета.
Существо с волосатыми руками вдруг дико заворчало и снова начало кашлять.
И тут я почувствовал, что стальные тиски чуть-чуть разжимаются. Я сразу понял две вещи: первое, что, до смерти напуганный внезапностью атаки, я совершенно забыл, как мы заранее уславливались действовать; и второе, я явно недооценил силу нашего гостя, хотя Смит предупреждал об этом.
Осознав наконец-то, что бороться с этим неизвестным существом бесполезно, я бросился назад в свой угол за оружием, которое оставил там, беспечно думая, что оно мне не понадобится. Это был острый и тяжелый топор, который притащил Найланд Смит на нашу встречу в Ковент-Гардене. К величайшему изумлению моему и Веймаута.
Когда я снова прыгнул к окну и поднял над головой это примитивное оружие, снизу прогремел еще один выстрел, на который существо ответило еще более яростным ворчанием, кашлем и гортанными звуками.
И в то же мгновение я изо всех оставшихся сил опустил топор на одну из волосатых рук, отхватив ее с той же легкостью, с какой мы ножом отрезаем кусок сыра.
Раздался вопль, в котором, как мне показалось, смешалось и человеческое, и звериное. Вторая рука исчезла в проеме с быстротой молнии, и какое-то неопределенных очертаний тело скатилось по наклонной черепичной крыше на землю. В тот же миг внизу раздался крик еще громче того, который издавал Берк, но я повернулся к кровати, пытаясь понять, что с ним. Огромных трудов мне стоило зажечь трясущимися пальцами свечу. Когда я все же это сделал, передо мной открылась страшная картина.
За мою богатую приключениями жизнь мне приходилось повидать всякого, но даже самому страшному зрелищу было далеко до того, что предстало предо мной в колеблющемся свете свечи.
Берк лежал поперек кровати с запрокинутой головой. Одной закоченевшей рукой он, казалось, хватался за воздух, другой сжимал отсеченное мною волосатое предплечье. Но пальцы отрубленной руки все в той же смертельной хватке застыли у него на горле.
Его лицо почти почернело, глаза вылезли из орбит. Преодолевая отвращение, я схватил ужасный обрубок, пытаясь освободить горло от его смертельных тисков, но все мои усилия были напрасны. Даже мертвая, эта рука была столь же неумолима, как и живая. Я выхватил из кармана нож и постепенно, перерезая сухожилие за сухожилием, освободил Берку горло.