— Пап, что у тебя на уме? Говори.
— Может, Астрид больше понравится, например, в Австралии?
— Не знаю, надо у нее спросить. А что?
Саймон изложил свой план.
Когда он договорил, Джош улыбнулся.
— Как это на тебя похоже: ты вечно заботишься о других. Маме повезло, что она тебя встретила. Джесси Баркер никогда не принес бы ей счастья. Увы, от моего родного отца всю жизнь были одни неприятности.
— А что тебе о нем известно? — насторожился Саймон. Он знал правду и боялся, что и Джош тоже.
— Немного, лишь то, что он чуть не разрушил мою жизнь — мою и моей сводной сестры, причем даже об этом не подозревая.
— Сводной сестры? Я не знал, что у тебя есть сводная сестра, — удивился Саймон.
Джош горько улыбнулся:
— Я тоже, пока не стало слишком поздно. Но ты должен знать, ведь она работает с тобой в одной компании.
Саймон в изумлении уставился на Джоша:
— Джессика Бинкс? Джессика — твоя сводная сестра?
— Да. Мы познакомились, когда я учился в университете, полюбили друг друга, а потом узнали, кем друг другу приходимся.
— Так-так… — Саймон щелкнул пальцами. — Точно, это случилось за год до того, как ты устроился на работу к таинственному мистеру Смиту! Ты тогда ходил мрачный как туча и сказал, что все дело в девчонке. Бедняга, и бедная Джессика, если она была влюблена в тебя так же сильно, как ты в нее!
— Только пообещай, что ничего ей не скажешь, пап. Если она заподозрит, что я проболтался, особенно кому-то из родных, она умрет от стыда. — Джош перевел взгляд на Сонни, и тот кивнул.
— Но я об этом знал, — признался Сонни. — Джесси Баркер разыскивал дочь, пришел к Конни и Майклу и начал их расспрашивать. Конни мне все рассказала. Мы помалкивали, чтобы избежать скандала.
Саймон кивнул.
— Что ж, я ни слова никому не скажу, обещаю. — Он улыбнулся. — Помню, мы с твоей мамой тогда поругались: я сказал, что тебе нужно завести бурный роман с другой женщиной, чтобы забыть ту, из-за которой ты несчастен.
Настала очередь Джоша улыбаться.
— Я так и поступил. Мое первое задание у мистера Смита было связано с Гражданской войной в Испании. Там я познакомился с женщиной по имени Кармен, страшно пострадавшей от рук националистов. Мы возглавили группу партизан в горах. К концу задания стало ясно, что партизаны проиграют; мне велели вернуться в Англию, я даже попрощаться не успел. Часто думаю, что с ней случилось. Даже не знаю, выжила ли она. — Джош горько улыбнулся. — Мне как будто судьбой предназначено влюбляться в женщин, с которыми что-то не так. Одна оказалась моей кровной родственницей, вторая пережила страшную трагедию, которая нанесла ей непоправимую травму. А теперь я планирую жениться на той, что совсем недавно была на стороне врага, с которым моя страна воевала. Ну что за жизнь!
Тут Сонни вдруг вспомнил рассказы Марка и Дженни об их приключениях в Испании во время Гражданской войны; о том, как они воевали на стороне Сопротивления, где у всех партизан были кодовые имена для защиты. Он встал и вытаращился на Джоша с выражением полного недоумения на лице.
— Ла Тромпетиста! — воскликнул он. — Боже мой! Так это был ты! Ты — Ла Тромпетиста, Трубач?
Джош уставился на кузена и отчима. На его лице читалось потрясение; глаза округлились.
— Откуда вы знаете?
Сонни объяснил и добавил:
— Твоя Кармен жива, то есть была жива, когда она рассталась с Марком и Дженни. Больше мне ничего не известно.
— А я помню, Кармен говорила, что в отряд вступила парочка англичан! Но я их не встречал. Неужели это были Марк и Дженни? — Джош потрясенно покачал головой. — Какое странное совпадение. Хорошо, что их не заставляли подписывать соглашение о конфиденциальности.
Вернувшись в дом на мысе Полумесяц тем вечером, Сонни зашел в гостиную, где собралась его семья, и рассказал Марку и Дженни, кем на самом деле был их таинственный командир в период Гражданской войны в Испании. Когда они оправились от шока, Дженни произнесла:
— Но о ребенке он наверняка не знает.
— Ребенке? Каком ребенке? — удивился Сонни.
— Кармен родила девочку. Я принимала роды.
— Помнишь, пап, я рассказывал, что смастерил деревянные спицы для вязания? Ты еще надо мной подшутил, — сказал Марк.
— Ах да, — ответил Сонни, — но с тех пор так много всего произошло, я и забыл. Но Джош должен узнать о ребенке, как считаете?
— Кармен говорила, что этого ребенка подарил ей Господь вместо дочери, убитой националистами, — ответил Марк.
— Но Кармен не уезжала из Испании, — сказала Дженни. — Когда мы попрощались, она планировала везти Консуэлу на Ибицу, где жила ее бабушка. Адрес есть у меня наверху. Она уехала в маленький городок Сан-Хуан-Баутиста.
— Названный в честь Иоанна Крестителя, — добавил Марк.
— Спасибо, сын. Думаешь, я бы сам не догадался?
— Кармен считала, что на Ибице с родными будет в безопасности; там никто не смог бы ее предать. И если бы из-за связи с партизанами с ней что-то случилось, за ребенком было бы кому присмотреть.
В этот момент Джойс вышла из кухни в сопровождении Эндрю и объявила, что ужин готов.
Дженни ткнула Марка в бок. Тот улыбнулся.
— Пап, этим вязальным спицам, которые тебе так не понравились, скоро опять найдется применение.
Рэйчел резко подняла голову от штопки.
— Я правильно тебя поняла? — спросила она.
— Да-да, Дженни беременна, если ты об этом, — подтвердил Марк.
Рэйчел вскочила и обняла обоих.
— Ох, поздравляю! Это же то, чего нам так не хватало.
Джойс бросилась обнимать детей, и тут вмешался Сонни:
— Я тоже рад и наконец вызову рабочего, чтобы тот прикрутил люстру на потолке в гостиной. А то она скоро с грохотом упадет.
Сын и сноха густо покраснели, а Сонни тихонько усмехнулся.
Эндрю растерянно взглянул на отца:
— Пап, а что значит «беременна»?
За ужином Сонни, Дженни и Марк продолжили обсуждать, стоит ли рассказывать Джошу о Кармен. К единому мнению они так и не пришли. Но оказалось, это и неважно, ведь утром, когда Сонни наконец решился и позвонил в гостиницу, ему сообщили, что Джош съехал и, по словам гостиничного клерка, направился в Лондон.
Глава седьмая
Люк Фишер резко остановился у обочины и в ужасе оглядел окружающий пейзаж.
— Что тут стряслось? — пробормотал он.
Сидевшая рядом Изабелла угрюмо огляделась.
— Похоже на фотографии из американских журналов с заголовком: «Здесь пронесся торнадо».
— Но в Австралии не бывает торнадо.
Поле, где должны были зеленеть аккуратные ряды виноградных лоз, отяжелевших от спелых ягод, сплошь поросло спутанными сорняками. Тут и там виднелись покореженные обломки железных труб — все, что осталось от системы автополива, придуманной Люком, когда тот купил эту землю, а его партнер Джанни Рокка привез лозы из Италии. Ржавые железные столбы по периметру свидетельствовали о том, что здесь когда-то стоял забор, на котором держалась сетка. Сама сетка валялась на земле, и лишь несколько панелей стойко пытались выстоять под натиском сорняков.
— Он упал или его сломали? — Люк указал на забор, хотя они понимали, что подобный ущерб не мог быть вызван естественными причинами.
— Пойдем в дом и поговорим с Рокка? Узнаем, что тут случилось, — предложила Изабелла.
— Пойдем, но сначала хочу заглянуть за забор.
— Осторожно, Люк, об эту проволоку можно сильно порезаться.
Забота Беллы вызвала у него улыбку, но, помня о ее предупреждении, он все же осторожно переступил через сетчатое ограждение и направился туда, где прежде были виноградники. Перед ним тянулась борозда земли, которую взрыхлили, чтобы уберечь корни саженцев. Тут и там виднелись жалкие останки молодых лоз, что некогда гордо зеленели на этом поле, внушая надежду на хороший урожай винограда, из которого они с Джанни планировали сделать качественное вино.
Как же Джанни это допустил? И где он? Почему мечта эмигранта, которой тот поделился с Люком и с его помощью хотел претворить в реальность, так и не осуществилась? Люк не мог поверить, что Джанни позволил мечте умереть, как умерли эти лозы. Размышления Люка прервал звук мотора. Он оглянулся на проселочную дорогу и увидел остановившийся рядом с его машиной полицейский автомобиль.
Из него вышел пожилой офицер.
— Уйди с поля! Это частная собственность.
Люк и так был зол, а полицейский своим высказыванием лишь подлил масла в огонь. Люк бросился назад по полю и перепрыгнул через забор, торопясь получить ответы.
— Где люди, которые работали на этом поле? Почему виноградники в таком состоянии? — спросил он.
— Ты про макаронников, что ли? Откуда я знаю, да и какая, к черту, разница? Слышал, баба с детьми вернулась туда, откуда приехала, а мужа отвезли в лагерь для интернированных. А тебе какое дело? Ты их приятель, что ли? Имей в виду, нам тут таких приятелей не надо.
— Из-за этого тут побывали вандалы? А вы знали о вандализме? Вы что же, ничего не сделали?
— О каком вандализме?
— Взгляните на этот забор: не похоже, что его ветром снесло. Видно, что проволоку разрезали, и то же сделали с трубами для системы полива. А эти лозы? Они не погибли сами по себе. Их намеренно сгубили, возможно, полили чем-то вроде ДДТ[9].
— Слышь, братишка, я об этом ничего не знаю, а если бы и знал, что тут скажешь? Поделом этим ублюдкам.
— Знаете, кто это сделал?
— Слышь, братишка, тут я задаю вопросы.
— Нет, братишка, ты не прав, — внезапно вмешалась Белла. Она вышла из машины и встала у пассажирской двери. — Когда он задает вопросы, ты должен отвечать, и отвечать быстро, вежливо и правдиво. Он восемь лет воевал с нацистами и каждый день рисковал жизнью, пока ты тут играл в полицейских и воров, просиживая свою толстую задницу! Причем играл плохо, раз не остановил таких же нацистов, как те, с кем мы сражались.