.
Он замолчал, и в возникшей тишине заговорила Рэйчел. Ее голос дрожал от гнева:
— Для нас это большая новость. Дочь ничем с нами не делится, и, даже если вы считаете, что она может пригодиться в вашей работе, позвольте напомнить, что Элизабет еще слишком юна для любой службы. Сперва ей нужно окончить школу, а потом уже думать о карьере.
— Сожалею, что вы ничего об этом не знали, но мы отбирали кандидатов тайно, в этом весь смысл нашей работы. Прошу, поймите, мы никогда не стали бы настаивать на участии в проекте столь юную и талантливую особу, как Элизабет, не будь в этом крайней необходимости. Подчеркну, что работа, которой ей предстоит заниматься, — дело государственной важности, важное для победы в войне. При этом Элизабет будет находиться в безопасном месте в компании таких же талантливых и амбициозных молодых женщин, так что вы можете не тревожиться за ее благополучие.
— И все же я не согласна, — Рэйчел горячо настаивала на своем, но ее непоколебимость дрогнула, когда она услышала следующие слова чиновника:
— Мне жаль, что вы так считаете, миссис Каугилл, и мне не хочется настаивать, но, боюсь, у вас нет выбора. Учитывая характер работы, отказаться сотрудничать нельзя, а последствия такого отказа будут очень серьезны.
Когда Элизабет узнала, что ее отобрали для секретной государственной службы, родителям предстоял еще более нервный разговор, на этот раз с собственной дочерью. Та сообщила, что с радостью согласилась на работу, и добавила кое-что, поразившее Рэйчел своей жестокой откровенностью:
— Я буду счастлива покинуть этот дом. У меня с ним связаны только плохие воспоминания. Я буду заниматься полезным делом, но возьмусь за эту работу не ради победы в войне или Британии. Это все ради Билли.
Через полгода, накануне своего семнадцатилетия Элизабет Каугилл уехала из дома на мысе Полумесяц в неизвестное место «где-то в Англии». С этих пор Сонни и Рэйчел получали от нее лишь ежегодные открытки; любой другой контакт был строго запрещен. Надпись на открытке всегда была одна и та же: «Со мной все хорошо».
У родителей не было возможности убедиться, было ли это так на самом деле, а местонахождение Элизабет по-прежнему оставалось тайным. От ежегодных открыток было мало толку. Потом война закончилась, и Рэйчел с Сонни надеялись, что Элизабет вернется, но этого не случилось. Открытки по-прежнему приходили каждый год, с той же лаконичной надписью. Разница была лишь в том, что теперь, после снятия ограничений, они примерно представляли, где находится их дочь. Разглядев почтовый штамп, они поняли, что открытка отправлена из отделения в Лондоне; следовательно, их дочь работала в столице или рядом. Позже штамп сменился на бристольский, из чего они сделали вывод, что дочь переехала в Уэст-Кантри[13].
Прошло меньше суток со снежного дня, когда Рэйчел вспоминала визит чиновника. Снегопад наконец прекратился, но новый день принес дурную весть, и теория Рэйчел о проклятии, нависшем над Каугиллами и их близким кругом, в очередной раз подтвердилась.
Часть вторая: 1949–1951
«Нашла ль подружка счастье,
Дружка во всем виня.
Или она устала
Оплакивать меня?»
Глава девятая
Джессика Бинкс пришла к выводу, что заводу пора переезжать на новое место. Когда химический завод открыли — это было еще при фирме «Хэйг, Акройд и Каугилл», — нашлось лишь одно подходящее помещение: старая шерстеобрабатывающая фабрика. С годами здесь стало слишком тесно. Заручившись одобрением головного офиса, Джессика спланировала расширение и составляла смету для строительства новой штаб-квартиры, где должны были расположиться все подразделения химической компании.
А еще она тревожилась за мужа, Роберта. Тот все время помнил о необходимости экономить, работал сверхурочно и нередко задерживался до позднего вечера. В конце концов Джессика выставила ему ультиматум.
— Роберт, так больше не может продолжаться. Мы уже девять с лишним месяцев как в Брэдфорде, а у тебя не было ни одного выходного. Нельзя работать по двенадцать часов в день семь дней в неделю; ты себя угробишь. И у нас совсем нет времени побыть наедине. Я даже удивляюсь, как ты не забыл про Рождество! Я не для того за тебя замуж выходила, чтобы любоваться твоей фотографией и вспоминать, как ты выглядишь. Я собираюсь нанять тебе ассистента, квалифицированного химика, который сможет подменять тебя без ущерба качеству работы.
— Тогда пусть это будет человек с опытом в фармацевтической промышленности, — ответил Роберт. Он хорошо знал жену и решил с ней не спорить. Да и понимал, что она права. Напряженная работа последних месяцев начала сказываться: он чувствовал, что на грани срыва.
— Хорошо, обещаю до выходных составить текст объявления и разместить его в газетах.
Наем новых сотрудников, особенно если тех приглашали на высокую зарплату, необходимо было согласовывать с другими директорами, но ни Сонни Каугилл, ни Саймон Джонс не возражали. С момента прихода Джессики в компанию показатели были столь высоки, что Сонни с Саймоном выдвинули ее кандидатуру в совет директоров британского филиала и получили одобрение в головном офисе «Фишер-Спрингз». Похоже, управляющие австралийского концерна не сомневались в их выборе, как и в способностях Джессики.
Ответ на рекламное объявление пришел через неделю. В понедельник утром Джессика с Робертом ехали на работу по заснеженным улицам, и она сказала мужу:
— Первым делом сегодня проведу собеседование с кандидатом, который откликнулся на объявление. Если он подходит и у него хорошие рекомендации, скоро у тебя будет помощник. При условии, что он соответствует всем твоим критериям, конечно же, — добавила она. — Может, теперь хоть немного притормозишь.
Роберт зевнул. В прошедшие выходные он не заезжал на завод, но и не бездельничал. В портфеле лежал блокнот, исписанный подробными заметками — результат напряженной работы.
— Очень на это надеюсь, — признался он.
Джессика улыбнулась. Ее план заставить Роберта работать меньше, кажется, удался. Она молилась, чтобы кандидат оправдал ожидания. И представила, как будет разочарована, если этого не произойдет.
Хотя Джессика и другие директора «Фишер-Спрингз» были полны оптимизма в долгосрочной перспективе, после нескольких лет военных лишений уровень спроса в Британии еще не восстановился. Пока в ходу были карточки на товары, повысить продажи не представлялось возможным; оставалось сконцентрироваться на улучшении и расширении ассортимента. Из-за низкого спроса никто не работал сверхурочно, и по окончании пятничной смены старая фабрика закрывалась и в выходные простаивала. Из-за режима строгой экономии на выходные систему отопления отключали. С точки зрения экономии это было разумно, но Джессика не учла возраст и плачевное состояние здания, а также эффект от перепада температур.
Рано утром в понедельник пришел сторож и совершил рутинный обход. Обычно он сначала наполнял титан и кипятил воду, чтобы в течение дня рабочие могли заваривать чай. Пока вода закипала, включал отопление. Проблема обнаружилась, когда сторож открыл кран с холодной водой, чтобы наполнить титан.
Вода не хлынула, как обычно: раздался лишь шипящий звук, труба задрожала, и вода полилась тонкой струйкой, которая почти сразу сошла на нет. Сторож мигом догадался, что произошло. Прошлой зимой они уже вызывали ремонтника; тогда сторож наблюдал за его работой и не сомневался, что в этот раз справится сам. Так будет намного быстрее и дешевле, решил он.
Побранив плохую погоду, дряхлое здание и утро понедельника, сторож отправился за инструментами. Окликнул вошедшего на фабрику рабочего и остановился с ним посовещаться. Нужно было найти замерзший отрезок трубы. Это было довольно легко: скорее всего, это тот же участок, что и в прошлый раз, — труба, тянувшаяся от бака с холодной водой до чердака. Чтобы в этом убедиться, сторож поднялся на второй этаж и спустил воду в туалетах; как он и ожидал, бак заново не наполнился. На чердаке хранили устаревшее оборудование, ненужные документы и мешки с удобрениями, которые должны были понадобиться лишь весной. Это помещение совсем не обогревалось; там также не было электричества, а освещался чердак через потолочные окна в крыше. Из-за этого тепло там не задерживалось, и в морозы именно чердачные трубы замерзали в первую очередь.
Сторож двинулся в угол, где находился бак, зажег паяльную лампу и принялся в точности повторять действия, которые совершал ремонтник в прошлом году. Через несколько секунд раздался звук, непохожий на рев паяльника. Сторож замер. Звук льющейся воды? Неужели ему удалось так быстро растопить лед? Сторож решил погреть трубу еще немного и убедиться, что лед окончательно растаял. Он слышал, что теплая вода замерзает быстрее холодной, а температура на чердаке явно была минусовая. Какой смысл снова тащиться наверх и повторять всю процедуру, потому что в первый раз сделал полдела? Он снова включил паяльник и навел его на трубу, тихо напевая себе под нос.
Хотя сторож знал в здании буквально каждый уголок, он не догадывался, что труба с холодной водой проходила рядом со старой газовой трубой, которая давала освещение лабораториям на первом этаже до того, как на фабрику провели электричество. Труба частично скрывалась за баком и находилась прямо за замерзшим участком трубы для подачи воды, отчего ее не было видно. И хотя газ больше не поступал по перекрытой трубе в лабораторию, он оставался внутри, а труба по-прежнему подсоединялась к газопроводу.