— Иди домой и отдохни; ты же видишь, я иду на поправку. Возвращайся завтра; посмотрим, как я буду себя чувствовать. Если хорошо, приведешь детей в выходные.
Люк улыбнулся, хоть и невесело.
— Уже выходные. Сегодня суббота. Ты долго пролежала без сознания.
Белла зевнула.
— Неудивительно, что я такая слабая. Меня накачали лекарствами.
— Я вернусь завтра, а ты отдыхай. И привыкай отдыхать. Теперь тебе часто придется это делать.
Люк склонился над кроватью, поцеловал жену и прошептал:
— Я люблю тебя, Белла.
Проваливаясь в сон, она пробормотала:
— Да, тебе определенно надо побриться и принять душ.
На следующий день Белла выглядела намного лучше. Ее голос окреп. Люк решил, что теперь можно заговорить на щекотливую тему. Вернувшись домой, он прочитал письмо и понял, что должен ее спросить.
— Ты готова рассказать, что случилось? Ты что-то помнишь? Дотти рассказала свою версию, и, пока ты спала, тут побывал полицейский, допросил меня и спрашивал, когда можно с тобой увидеться. Он скоро вернется.
Белла облизала пересохшие губы и поделилась с Люком всем, что помнила:
— Я проезжала перекресток перед нашим домом… тот, где вокруг везде деревья. Дотти держалась за мной. Я была впереди и не видела бензовоз… а когда увидела, было уже поздно. Он, должно быть, ехал с превышением скорости: вот только секунду назад его не было, а потом он уже оказался передо мной. — Белла замолчала. — Но я успела заметить логотип на бампере. Это был наш бензовоз.
— Я знаю, Дотти сказала.
На протяжении последующих трех месяцев Люк Фишер, глава одного из ведущих торговых концернов Австралии, перешел на трехдневную рабочую неделю. Он учел все рекомендации хирурга Беллы, призванные сгладить негативные последствия аварии. Белле нельзя было перенапрягаться и поднимать тяжести даже после того, как зажили сломанная рука и поврежденные коленные связки.
Стоило Белле начать возражать или жаловаться, что ей скучно и нечем заняться, как Люк категорично отвечал:
— Я чуть тебя не потерял, так что спорить бессмысленно. Ты — самое дорогое в моей жизни, я не стану рисковать и не допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. А ведь кроме меня есть еще и дети: ради них ты должна быть осторожна вдвойне.
После этих слов Белла неохотно согласилась.
Явившись в офис в один из дней, Люк обратился за помощью к своему зятю Эллиоту. Тот попытался выяснить, кто был за рулем бензовоза, столкновение с которым чуть не стоило Белле жизни. Люка не удовлетворило простое объяснение аварии, предложенное полицией, и он попросил Эллиота тайно навести справки о водителе, узнать его график и попытаться выяснить, могла ли у несчастного случая быть иная причина, кроме неосторожности.
— Слышал, полиция арестовала его за превышение скорости, но почему шофер ехал так быстро? Вот что мне хотелось бы узнать. И почему работал в воскресенье? Если его перегружали работой, возможно, ответственность лежит на его руководителях. Проверь это и поговори с другими водителями; узнай, получали ли они штрафы за превышение скорости, останавливала ли их полиция. — Люк задумался и добавил: — А вообще, знаешь — пусть Джош этим займется. Думаю, так будет лучше, и вот почему. Во-первых, никто автоматически не свяжет его с Беллой, а ты ее брат, и, если начнешь задавать вопросы, это вызовет подозрения. Во-вторых, он специалист по тайным расследованиям.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Эллиот.
— Скажем так, у Джоша есть скрытые таланты.
Эллиот пожал плечами и ушел, оставшись в недоумении от этого загадочного заявления.
Люк взялся за расследование не просто так: пока Белла была в больнице, он получил письмо от водителя бензовоза. В письме он не оправдывался, не пытался свалить вину на кого-либо и что-либо еще, а признавал свою вину и принимал на себя полную ответственность за ущерб. Люк знал, что все водители «Фишер-Спрингз» проходят дотошный отбор и регулярно посещают курсы повышения квалификации, поэтому ему показалось странным, что авария вообще имела место быть. Наставники курсов не уставали подчеркивать, что водители везут опасный груз и из-за повреждения цистерны или возгорания топлива в результате несчастного случая, умышленного или по неосторожности, последствия могут быть ужасными.
Сколько Белла ни возражала, что без труда может выполнять легкую работу по дому, даже спустя время ей не удавалось уговорить Люка разрешить ей что-либо делать.
— Я уже говорил: не хочу, чтобы ты рисковала и торопила события. Ты можешь себе навредить, — отвечал Люк. — Я хочу быть уверен, что ты полностью восстановилась; тогда посмотрим. А для этого нужно одобрение врача: я записал тебя на следующей неделе. Если врач даст добро, так и быть, можешь делать легкую работу, но если нет — придется еще немного потерпеть.
Хотя это противоречило ее непокорному темпераменту, Белла смирилась с ограничениями, наложенными мужем, ведь те лучше всяких слов доказывали любовь Люка. У того же, помимо беспокойства за Беллу, появилась еще одна забота, и, если бы он не стал проводить больше времени с семьей, он, может, и не обратил бы на это внимания. Патрик, отец Беллы, сильно сдал; раз в несколько дней он приходил навестить дочь, преодолевая небольшой путь между двумя особняками. С тех пор как умерла Луиза, Патрик Финнеган превратился в бледную тень того жизнерадостного энергичного весельчака, каким был все эти годы. Перемена была заметна в его мыслях, словах и действиях. Иссякло неукротимое жизнелюбие, благодаря которому он управлял многомиллионной многоотраслевой торговой империей и помог ей выстоять в минуту кризисов и экономического спада. Трагедия скоропостижной смерти Луизы лишила его воли к жизни.
Теперь же, несмотря на заботу и ежедневный контроль со стороны Эллиота и Дотти и приятное времяпровождение с шаловливыми внуками, состояние Патрика стремительно ухудшалось. Сколько бы внимания ему ни уделяли, игнорировать это было невозможно.
Глава тридцать четвертая
Хотя Рэйчел была настроена оптимистично, Сонни сомневался, что в Греции от внука им будет прок. Но его сомнения развеялись, как только они прибыли в Афины — первый пункт маршрута на пути на Крит. Эндрю действительно знал лишь древнегреческий, но ему были известны названия всех бытовых предметов, и он на лету нахватался новых фраз, что стало большим подспорьем для путешественников.
Он быстро овладевал незнакомым языком, и задачи, которые оказались бы его бабушке с дедушкой не под силу — заказ напитков и еды, поиск транспорта, даже возможность уточнить дорогу, — давались ему легко. За несколько недель в греческой столице они увидели все античные руины от Акрополя до Парфенона, побывали на агоре и на могиле знаменитого — а по мнению некоторых, скандально знаменитого — английского поэта Байрона.
Скоро, к сожалению трех путешественников, настало время уезжать, и тут знание Эндрю греческого снова пригодилось. Он забронировал каюты на пассажирском судне, отплывающем из ближайшего порта Пирей. Корабль причаливал на северной оконечности Крита, в порту Суда. Рэйчел, Сонни и Эндрю не подозревали, что именно там двадцать лет назад высадились британские войска, в составе которых был и рядовой Уильям Каугилл.
Путешественники нашли жилье в ближайшем городе Ханья и провели несколько дней, бродя по историческому центру. Венецианские и османские здания подтверждали то, что этот остров на протяжении веков был не раз захвачен различными империями. Имелось и мрачное свидетельство новейшей истории: в центре города многие здания были разрушены и повреждены в результате бомбардировок. Цена ожесточенной битвы за Крит и яростного сопротивления жителей острова в борьбе с врагом, превосходящим их и численностью, и оснащением, оказалась высока.
Эндрю нашел бабушке с дедом жилье в небольшой таверне в деревушке Врисес, ближайшей к тому месту, где они хотели побывать, попрощался с ними и пожелал удачи с самым важным и волнительным этапом их паломничества. Юноша сказал им, что направляется в Италию: первую страну своего «большого европейского путешествия», как он в шутку его называл.
— Будет что рассказать маме с папой, когда вернемся в Англию, — заметил он, когда они прощались. — У них-то дома не происходит ничего интересного.
— Я бы не был так уверен, — усмехнулся Сонни. — Когда твои родители уезжали на Гражданскую войну в Испанию, они тоже так думали. Но когда вернулись, один король умер, другой отрекся от трона, а потом мы объявили войну Германии.
Вспоминая об этом позже, Сонни поражался, насколько пророческими были его слова, но пророчество это, увы, оказалось зловещим.
Часы перевели на час назад; близилась зима, и, когда закончились празднования Ночи Гая Фокса и Дня перемирия[23], Марк и Дженни начали обсуждать грядущее Рождество.
— Тихое в этом году будет Рождество, — сказала Дженни, — не считая нас с тобой и Сьюзен, дом пуст.
— Насчет «тихого» не уверен, — возразил Марк, — если Сьюзен будет включать свой радиоприемник, тишина нам не грозит. Он у нее всегда на максимальной громкости? Будь здесь Эндрю, можно было бы попросить его подкрутить громкость до минимальной! Но я понимаю, о чем ты: сколько себя помню, в доме никогда не было так пусто. Даже когда мы отправлялись в Испанию, на Рождество собиралась вся семья, приезжали Хэйги и Джонсы из Брэдфорда. Но надо праздновать, хотя бы ради Сьюзи. Зато ей все внимание. Надеюсь, от мамы с папой к Рождеству придет письмо, а может, и твой сын удосужится прислать весточку.
— Это нечестно, — сказала Дженни, — ты называешь его «моим сыном», только когда им недоволен! Ты тоже участвовал в процессе, забыл?
— Смутно припоминаю, но ты могла бы повторить, как это делается; вдруг совсем забуду.
Дженни смерила его презрительным взглядом.
— Худшая попытка соблазнения в моей жизни.