Что, конечно, подслащивало горькую пилюлю, но ровно до тех пор, пока глотать ее стало невозможно.
А что, если я скажу, что знаю главный критерий определения разницы между работой и любимым делом? Только ответь предельно честно на простой вопрос: если твой доход упадет в два, а то и в три раза – будешь ли ты продолжать выполнять рабочие обязанности? Предположим, полгода трудиться без денег, просто за идею – согласен?
В отношении юриспруденции у меня это было бы однозначное и категоричное «нет». Простите, друзья, но тут я корячился исключительно потому, что был мотивирован деньгами. Хотя и кроме них в моей работе, безусловно, были плюсы.
Во-первых, даже такие молодые специалисты, как я, занимались крупными сделками. Бывало, меня отправляли в командировки, которые казались мне другой планетой, где появлялась возможность отойти от бумажной волокиты и проверки фирм с точки зрения юридической чистоты. Доводилось общаться с собственниками различных бизнесов – эти люди по уровню мышления и реализации были на несколько голов выше меня. Я смотрел, как они живут и как себя ведут, чем интересуются, тем самым расширяя собственное сознание. Кроме юристов в «моем мире» стали мелькать еще и бизнесмены.
Очень многое в нашей жизни, хотим мы того или нет, зависит от окружения. Люди формируют нас.
Во-вторых, я приобрел трудолюбие и здоровый перфекционизм. Нас сразу приучали работать на чистовик, доводить до идеала абсолютно все письма и документы. Делать их вычитанными, выверенными, без ошибок, с правильным построением предложений – чтобы старший коллега, если у него нет времени, просто отправлял результат работы клиенту напрямую, не внося правки.
Мне это очень пригодилось в дальнейшей жизни. Я люблю писать и общаться со своей аудиторией через рассылки, тексты которых иногда простираются аж на две страницы. И рука не поднимается отправить письмо, пока я им недоволен. Пишу, перечитываю, что-то меняю, убираю, сокращаю и улучшаю. И только когда чувствую: «Ну все, вот это полностью готово» – отправляю. За это я искренне благодарен своей прошлой работе.
Несмотря на имеющиеся плюсы, через пару-тройку лет стало очевидно, что жизнь словно замерла, застыла, превратилась в анабиоз. Радикально ничего бы не изменилось в этой матрице – в ближайшие годы я обречен был ходить на работу, выполнять тот же список обязанностей и получать оговоренные деньги. Причем на десятилетие вперед прописано, сколько именно.
Стабильность (мнимая, конечно) – скажут окружающие. Замершая реальность – скажу я.
И от этого мне стало очень тоскливо, безрадостно и безвыходно. Наверное, тогда я просто чувствовал, что нахожусь не на своем месте, а представляю собой винтик в системе, которая по большому счету никому не нужна.
Одно время «в поиске себя» я посещал психолога. Мы всегда найдем время на то, что действительно важно для нас, поэтому, несмотря на бесконечный рабочий день, я не пропускал ни одной сессии. Стабильно приходил два раза в неделю в 23:00. Психолог всегда внимательно меня слушала, давала ценные советы, а еще являлась живым примером того, как можно зарабатывать на любимом деле, выполняя его безупречно и с легкостью. Ее жизнь была благополучна не только внешне и не за счет материальных благ – редчайший случай, и мне хотелось так же.
Хочу акцентировать твое внимание еще раз на том, что неудовлетворенность порождает всякого рода зависимости.
Например, я уже упоминал, что на своей престижной и денежной работе начал выпивать и называл это «аристократическим алкоголизмом», потому что покупал только хорошую дорогую выпивку. Ничего страшного не было в том, чтобы вечером посидеть за бокальчиком вина с подругой, но я сам не заметил, как бокальчик превратился в два, а иногда – и три, и четыре. Потом уже легко опустошал бутылку – хоть с девушкой, хоть просто в одиночку. Грустно вспоминать: приходишь домой, понимаешь, что нет друзей, жизнь кажется очень тоскливой – и тогда достаешь горячительное, чтобы добавить красок. Со временем это стало рутинным действием.
То же самое – с курением: раньше я этим не страдал, запах сигарет и сам процесс мне не нравились, но – магия, не иначе! – завелась дежурная пачка «Парламента».
Случались краткие вспышки радости и пробуждения, когда я выезжал в путешествие на выходных – в Лондон, Милан или Стамбул – вот это был кайф, вот это жизнь! А потом, возвратившись, в следующие несколько месяцев я варился в собственном соку.
Тогда еще не хватало решимости сказать: «Все, увольняюсь, хочу жить иначе». Смутное желание перемен уже появилось, внутри зрела неудовлетворенность, но четких действий не было никаких.
Представьте, как в целом выглядела моя «успешная, обеспеченная» жизнь. Всю неделю я работал, как проклятый, в пятницу и субботу – тусил и пил. Правда, было еще воскресенье с трехчасовым занятием по йоге: совершенно другие люди, другие беседы, обсуждение глубоких духовных тем. Этот день я любил больше остальных.
Во мне каким-то образом уживались и сочетались два очень разных мира. И я выбирал, в каком же из них по-настоящему хочу жить.
Как раз на занятиях по йоге я впервые услышал слово «випассана», прочно врезавшееся в память. Одна знакомая преподавательница сказала, что если человека «цепляет», значит, он готов пережить подобный опыт – и все же до моей первой практики подобного рода прошел год или два.
Випассана – это ретрит, который длится несколько дней (в разных традициях – по-разному), на нем обязательно сдаешь телефон и остаешься совсем без связи. Это было для меня немыслимо, т. к. корпоративная культура моей фирмы подразумевала, что сотрудник должен быть на связи всегда – хоть в час ночи, хоть в пять утра. У нас были корпоративные смартфоны Blackberry, которые по негласному правилу необходимо было носить с собой постоянно и не отключать даже в ночное время (мы работали с клиентами и офисами в разных часовых поясах). Нередко приходилось вставать посреди ночи, чтобы ответить на сообщение «невероятной важности». Если бы я на него не ответил, меня бы просто не поняли, потому что так не принято.
Теперь представляешь, почему я тогда даже не заикался начальству, что десять дней буду без связи?
Веришь ли ты в знаки на нашем пути? Я убедился, что иногда нам кажется, будто происходит нечто фатальное, катастрофическое, а потом выясняется, что на самом деле это было проявление высшей милости и любви.
В нашей компании была очень четкая карьерная лестница: если хочешь расти, то необходимо делать определенные шаги. Для повышения мне, к примеру, следовало получить LLA – документ об окончании магистратуры в американском вузе, причем не в любом, а на уровне Гарварда и Стэнфорда. Попасть туда – серьезный вызов. Коллеги постарше один за одним успешно проделали этот путь, следующим на очереди был я. Нам всем хорошо платили, но предполагалось, что часть денег мы откладываем на обучение в США, которое стоило порядка 100 000 долларов вместе с расходами на проживание.
Считалось, что таким образом сотрудник доказывает компании свою преданность и важность дальнейшего развития, после чего ему открываются по-настоящему серьезные перспективы.
Конечно, никто не говорил напрямую: «Будников! В этом году ты обязан подать документы!», но мы все ориентировались на коллег постарше, отработавших три-четыре года. Каждый раз, когда я думал о LLA, мозг отказывался совершать даже минимальное усилие – внутри все опускалось. Но я заставлял себя, конечно, – например, подтянул тест TOEFL по английскому.
Мне кажется, делать что-то через силу = совершать над собой насилие. Зачем же это надо? Да-да, именно «зачем», а не «почему».
Судьбоносным стало, как ни удивительно, очередное занятие по йоге. Еще до начала практики я сел в вирасану (ягодицами на пятки), услышал странный хруст в колене и почувствовал нестерпимую боль. Поскольку выпрямить ногу стало невозможно, меня прямо с занятия увезли на скорой в больницу. Выяснилось, что я порвал крестообразную связку и повредил мениск. Колено давно было моим слабым местом, т. к. я играл в футбол в любительской лиге, а оно нередко попадало под удар. В общем, однажды так должно было случиться, но почему именно в тот момент, когда следовало подавать документы в университет?
Меня положили в больницу примерно на месяц, фирма полностью оплатила дорогостоящую операцию. Тем не менее, мой выбор уже был сделан – отчасти сработали обстоятельства, подтолкнув на верный жизненный путь. В глубине души я окончательно решил, что не хочу развиваться как юрист, да и вообще больше не собираюсь соответствовать чужим ожиданиям.
Следующий переломный момент в моей жизни случился на первой випассане.
Не имело значения, отпустят меня или нет – внутренне спокойный, я ждал подходящего момента, чтобы подойти к управляющему партнеру. К тому времени я уже зарегистрировался на ретрит, купил билеты – специально подгадал под Новый год, чтобы присоединить к отпуску дни до и после праздника. На корпоративе я просто поставил начальника в известность о своем решении, а там – будь что будет. Сказал, что хочу уехать на десять дней туда, где нельзя пользоваться телефоном, и меня не будет на связи. Управляющий партнер, нахмурившись, ответил: «Хорошо».
И вот мы с Наташей, которая позже стала моей женой, полетели в Малайзию на первый совместный ретрит по медитации. Серьезное испытание, тяжелый опыт – но ты даже не представляешь, как много он мне дал.
По вечерам там читали лекции в буддистской традиции про восьмеричный благородный путь, один из элементов которого – достойный образ жизни. Имеет значение, как ты живешь и чем зарабатываешь. Считается, что лучше не заниматься очевидно токсичными вещами, которые так или иначе сопряжены со страданиями (алкоголь, наркотики, забой животных, азартные игры).
В идеале, зарабатывать стоит тем, что ведет к развитию людей и направлено на благо.
На пятый или шестой день випассаны – без телефона, с медитацией по десять часов в сутки – разум будто начал проясняться. Возникало все больше вопросов к самому себе: «Игорь, а что ты вообще делаешь? Ты хочешь, чтобы вот так прошла твоя жизнь? Что ты будешь рассказывать своим внукам?» Стало очень грус