– Давайте-ка занесем Люка в дом, – твердо сказала Кларк.
Они с Уэллсом быстро, но бережно подняли Люка вместе с его санками и внесли в лазарет. Гласс вошла вслед за ними. Тут было тесно, и Гласс просто не могла поверить, что в лагере столько раненых.
– Что тут случилось? – изумленно спросила она.
– То же, что случилось с вами, – мрачно сказал Уэллс, – только масштаб побольше.
Гласс подняла брови, и на языке у нее вертелся миллион незаданных вопросов. Уэллс почти что мог читать ее мысли.
– Не волнуйся, все обернулось к лучшему. Родос в конце концов потерял свою железную хватку. Сегодня вечером мы изберем новый Совет.
К ним, хромая, приближался высокий седовласый человек, которого Гласс помнила по Фениксу. Кивнув в ее сторону, он тихо сказал что-то Кларк. Они беседовали на пониженных тонах, осматривая ногу Люка, слушая его пульс, сердцебиение и дыхание. Наполнив шприц из маленького стеклянного флакона, Кларк ввела в плечо Люка какую-то жидкость, а потом принялась обрабатывать его рану и накладывать швы. Люк вздрогнул во сне, но не проснулся.
Гласс обреченно стояла рядом. Она настолько сосредоточилась на том, чтобы доставить Люка обратно в лагерь, что даже не позволяла себе задуматься, что будет, когда цель окажется достигнута. Кларк и пожилой мужчина шагнули к ней. Она попыталась увидеть на их лицах хоть какой-то намек на лучшее, но они оба выглядели совершенно невозмутимыми.
– Гласс, это доктор Лахири, – начала Кларк, – он учил меня в Колонии. Он замечательный врач.
– Рад знакомству, Гласс, – протянул руку доктор Лахири, и Гласс оцепенело пожала ее.
Она разрывалась между стремлением справиться о состоянии Люка и отчаянным желанием не услышать ничего плохого. Сглотнув, она приказала себе оставаться спокойной, что бы ни сказали ей эти двое.
– Вы очень везучая, – с улыбкой проговорил доктор, и Гласс испустила долгий вздох облегчения. – Он поправится. Но, если бы не вы, он потерял бы ногу. Или случилось бы нечто худшее. – Доктор Лахири положил руку ей на плечо. – Вы спасли его, Гласс. Можете гордиться тем, что вы для него сделали.
– Все будет хорошо, – сказала Кларк, заключая ее в объятия. – Мы ввели ему ударную дозу антибиотиков и намерены хорошо за ним приглядывать. Он сильный парень. И везучий, потому что у него есть ты.
– А я-то думала, все совсем наоборот, – сквозь слезы проговорила Гласс.
– Хочешь за ним ухаживать? – спросила Кларк. – Я попрошу кого-нибудь принести тебе перекусить.
Кивнув, Гласс осела на кровать возле Люка, съежившись и положив руку ему на грудь, чтобы ощущать, как бьется под ее ладонью сердце любимого. Она слушала его легкое дыхание, которое теперь стало ровным.
Совсем недавно в лесной избушке она думала, что на всем белом свете ей нужен один лишь Люк. Она любила это их маленькое убежище, их тайную жизнь, где никто не тревожил влюбленных, и они в одиночестве проводили все дни напролет. Но теперь, когда она побывала на волосок от того, чтобы потерять Люка, и прошла через множество опасностей, Гласс изменила свое мнение. Теперь, в обществе этих людей, которые так упорно трудились для них и так о них позаботились, Гласс знала, что им с Люком не хватит лишь друг друга. Они нуждались в человеческом сообществе. И теперь они были дома.
Глава тридцатаяКларк
Шли в тишине. Единственными звуками было потрескивание сухой листвы под их ботинками да шелест ветра в ветвях. Кроны деревьев стали ярко-желтыми, бархатисто-оранжевыми и насыщенно-красными. Если бы не приходилось смотреть под ноги, Кларк, наверное, могла бы любоваться ими весь день. Солнечные лучи, проглядывавшие меж листьев, заливали Кларк, Беллами и Уэллса золотым сиянием. Воздух стал куда холоднее, чем два дня назад, и казался ароматным и пряным.
Кларк поежилась. Хотелось бы ей, чтобы у нее была другая куртка! У них уже собралось некоторое количество шкурок, добытых Беллами и другими охотниками, но их было пока маловато. Пройдет немало времени, прежде чем каждого колониста можно будет одеть в меха.
Беллами, ни слова не говоря, на ходу обнял ее и прижал к себе. От Макса пришло известие, что завтра будут похороны Саши, и поэтому они втроем направлялись к Маунт-Уэзер.
Уэллс держался немного впереди, и Кларк не тревожила его. Среди хаоса и неразберихи последних дней у юноши едва ли нашлось время осмыслить свою утрату, и сейчас он был благодарен за возможность остаться наедине с собственными мыслями. Но сердце Кларк все равно ныло от боли за Уэллса, когда она видела, как тот, задрав кверху голову, разглядывает деревья, будто ожидая, что Саша может в любой момент соскользнуть с одного из них на землю. А может, он смотрел на эту разноцветную листву, пытаясь принять тот факт, что ему не суждено поговорить с Сашей об их красоте, не суждено увидеть, как они, падая, опускаются на ее темноволосую голову. Когда теряешь близких, хуже всего то, что ты постоянно ловишь себя на мысли, что никогда уже не сможешь, как раньше, делиться с ними своими мыслями и переживаниями. Когда Кларк считала, что ее родители мертвы, ей часто казалось, что сердце разорвется, не способное вместить все эти невысказанные мысли и чувства.
Однако, когда их троица оказалась неподалеку от Маунт-Уэзер, Кларк прибавила шагу, догнала Уэллса и взяла его за руку. У нее не было слов, которые смягчили бы его горе, ей просто хотелось напомнить Уэллсу, что ему не придется нести свою боль в одиночку. Они пройдут через это вместе.
До поселения наземников ребята добрались перед самым закатом. Стоило им только постучать, как Макс открыл дверь, словно зная, кто за ней. Его домик стал душераздирающе опрятным. Детали разобранных механизмов, которые раньше валялись у него на столе, сейчас были убраны. Их место заняли бесчисленные блюда с едой.
– Пожалуйста, угощайтесь, – сказал Макс, указывая на накрытый стол. Никто из ребят не чувствовал голода, однако они сели за стол и принялись рассказывать, что произошло после того, как их увели из Маунт-Уэзер. Макс уже знал о нападении на лагерь, но ничего не слышал о том, что Вице-канцлер поставил на голосование новый состав Совета.
– И что, ты тоже вошел в этот Совет? – впервые за вечер улыбнувшись, спросил он Беллами.
Тот кивнул, слегка покраснев от смущения и гордости.
– Да, уж поверьте мне, я не меньше вашего удивился, когда меня избрали, но я просто даю людям то, что им хочется получить.
– И Уэллса тоже выбрали, – сказала Кларк. – Строго говоря, даже раньше, чем Беллами, – и она улыбнулась, переводя взгляд с одного парня на другого.
Беллами вернул ей улыбку, но Уэллс оставался серьезным.
– Я очень рад это слышать, – сказал Макс, опуская руку на плечо Уэллса. – Вашему сообществу повезло, что у него есть такой замечательный молодой лидер. Я знаю, что твой отец гордился бы тобой. И все мы тобой гордимся.
– Спасибо, – сказал Уэллс, впервые встречаясь с Максом глазами.
Когда ребята помогли Максу вымыть посуду, тот рассказал им план на завтра.
– Мы по традиции хороним наших умерших на рассвете, – поведал он. – Мы верим, что рассвет – это время обновления. Конец и начало неразделимы, как мгновение перед восходом и мгновение после него.
– Как это прекрасно! – негромко сказала Кларк.
– После Катаклизма, – продолжал Макс, – нашим предкам пришлось бороться с опасениями насчет того, что тьма не всегда сменяется светом. Солнце и вправду могло однажды не встать. Тогда и появилась эта традиция. Мы на самом деле благодарны солнцу, когда оно всходит, положив начало еще одному дню.
– Могу поспорить, что Саше это нравилось, – сказал Уэллс с улыбкой, которая, впрочем, так и не затронула его глаз.
Но что-то в его лице изменилось, подумала Кларк, разглядывая Уэллса в свете свечей. Оно стало жестче, но и мудрее.
– Макс, вы не будете возражать, если я переночую в домике на дереве? – спросил Уэллс.
– Ночуй. Но там будет довольно-таки холодно.
– Со мной все будет хорошо. А утром мы все увидимся.
– Я пойду с тобой, – поднялась на ноги Кларк. – Хочу еще разок проверить радиорубку, если это возможно.
– Конечно, – кивнул Макс.
Беллами остался составить компанию Максу, а Кларк и Уэллс вышли в ночь.
– Ты уверен, что с тобой ничего не случится, если ты всю ночь один пробудешь под открытым небом? – спросила Кларк, когда они подошли к домику на дереве.
Уэллс посмотрел на нее как-то странно: казалось, ему одновременно и грустно, и забавно.
– Я буду не один, – сказал он тихо. – На самом деле нет.
Кларк незачем было спрашивать у него, что он имеет в виду. Сжав руку Уэллса и быстро поцеловав его в щеку, она оставила молодого человека один на один с его воспоминаниями.
Она поспешила ко входу в Маунт-Уэзер и спустилась в бункер, к ставшей такой знакомой радиорубке. Пальцы привычно крутили ручки настройки. Полагаясь лишь на мышечную память, они выставляли параметры, которые особенно нравились Кларк. Сегодня она начала с той же комбинации, что и в тот день, когда она вдруг услышала мамин голос. Ей отчаянно, до боли хотелось снова услышать его.
Прошел час, не принеся никаких результатов. Кларк даже не была уверена, что этот треск и шипение доносятся из динамика, – может быть, они звучали лишь в ее голове. Разболелась спина, в висках пульсировала кровь. И в любой момент за ней мог прийти Беллами.
Кларк встала, потянулась, закинув за голову руки, нагнулась влево, вправо, потрясла кистями. Она знала, что пора выключать систему, но пока не была готова это сделать. «Еще разок, – уговаривала себя Кларк, – только один». И, усевшись, снова взялась за ручки настройки.
Она так сосредоточилась на доносящихся из динамиков звуках, что почти не обратила внимания на раздавшийся в коридоре звук шагов, пока тот не зазвучал под самой дверью радиорубки. Шаги были быстрыми и тяжелыми. «Наверное, сейчас больше времени, чем мне казалось», – подумалось девушке.
Кларк крутнулась на своем сиденье и уставилась на дверь.