В 13:30 по Москве зафиксирована первая атака ФВ-190. Он попытался сбить головной бомбардировщик армады, но сам был сбит сосредоточенным огнем стрелков. Сзади над строем появились «Лайтнинги», которые сразу пошли в атаку на поднимающиеся «мессеры» и «фоккеры». В 13:57 открыли люки самолеты первой волны, и на небольшой городишко обрушился ливень 227-килограммовых бомб. Зенитная артиллерия пыталась что-то противопоставить, но она не была рассчитана на такое количество самолетов противника, и сама являлась целью! По ее душу прилетела эта стая. Каждое крыло имело свою цель, и на нее обрушивался дождь бомб, фугасных и зажигательных. Лейтенант Штерн тщательно привязал каждую из восемнадцати батарей ахт-ахтов, а они почти не добивали до строя. Последняя цель была батарея на горе Лангнесвейен. По всем батареям американцы работали полутонными и тонными бомбами.
Цели кончились, и оставшиеся самолеты с бомбами довернули на Тромсе, запасную цель, где тоже выгрузили свой боезапас на порт и аэродром. Столб пламени и дыма поднялся над городом высотой в несколько километров.
Аэродром в Альте весь исковыряли бомбами, северо-западный ветер сдувал дымы в тундру. Одна из эскадр заметила девять эсминцев, попыталась отбомбиться по ним, но попасть с такой высоты по маневрирующим целям невозможно. Четыре крупных корабля стояли в нешироком Каа-фьорде, который находился под прямым углом к курсу «крепостей», и они почти не были повреждены бомбардировкой. Несколько попавших на них мелких 227-килограммовых бомб только чуть-чуть поцарапали краску. И лишь один находился в кольце огня: бункеровавшийся для перехода в Германию, «Адмирал Хиппер» сам не пострадал, а вот взрыв на бункеровщике, который не успели вывести из колец противолодочных, противоторпедных и противодиверсионных сетей, выплеснул горящий мазут, который расплылся вокруг крейсера. Радар береговой системы ПВО, как и все остальное оборудование, перестал существовать, систему задымления выключили, и тут курсом 215 градусов, на высоте всего три-четыре километра из-за дыма пожара появилась цепочка странных самолетов с изломанным крылом, и вниз полетели пятисотки, круша все на палубах, концевые несли двухтонные бомбы. Зенитный огонь вспыхнул и угас, четыре машины из атакующих, вспыхнув, ушли в землю. Больше кораблям стрелять было нечем. Грозно рявкнул главный калибр, но естественно, без какого-либо толка, а на корабли заходили тяжелые Пе-8 с пятитонными бомбами, поставившими крест на океанском флоте немцев.
Дмитрий в Ягодном с нетерпением ждал возвращения группы, но послал на разведку пару Пе-3 и «Спитфайров» – снять результаты бомбардировки. Было довольно ветрено, поэтому шанс, что все промахнутся пусть минимальный, но был. «Спитам» было приказано сразу везти все в Ягодное, по топливу они могли это сделать. Елькин приземлился первым, у него скорость в два раза с лишним больше. Подрулив, он отбросил выпуклый фонарь и вскинул обе руки, вытянув вверх большие пальцы – есть!
– Качайте его, ребята! – подал команду Дмитрий, но команду все поняли неправильно: вместе с Леонидом Ивановичем в воздухе оказался и сам Дмитрий. Не уронили, и на том спасибо! Демонтировали кассеты с камеры и бегом потащили в проявку. Через тридцать минут на проекторе возникла картинка побоища. Куда там Куликовской битве! Севший кормой, с вырванными башнями, весь обгорелый «Хиппер», перевернувшийся «Тирпиц», мачты и башня ровно севшего на грунт «Лютцова» и лежащий на боку с пробитым бортом «Шарнхорст». Чья-то башня валялась аж на берегу. Дмитрия подмывало немедленно позвонить Сталину, но требовались доказательства того, что перед атакой наших самолетов эскадра была на плаву. А это еще два часа. Через час над ними прошли Ер-2, они идут в Кострому. Две девятки были неполными. Один из бортов сел в Ягодном из-за утечки масла. Затем появились «Пешки», которые построились в круг и начали садиться по двое. Голованов сел последним. Дмитрий пошел к нему. Тот отмахнулся от рапорта, обнял Диму.
– Отлично! Сработали как часы!
– Мы уже получили результаты, а где снимки перед атакой? На каком борту?
– А нет того борта! Сбили! Сейчас людей построю, спрошу, может быть, кто и снимал.
Дмитрий отчетливо понял, что это хорошо, что он не полез с докладом Сталину.
– Ты Сталину доложился?
– Никак нет! Вас ждал.
– Ну и правильно!
Они прошли к строю летчиков. Маршал поздравил всех с выполнением особого задания, приказал все пленки немедленно сдать в проявку, в том числе и личные, если кто снимал. Слава богу, на каждом борту кто-то, но снимал.
– Все, не дрейфь, будет что-нибудь! Чисто для истории и для самих себя обязательно сняли.
Он связался с Костромой и передал такой же приказ туда.
– Я могу «спита» туда послать.
– Нет надобности. Сейчас доложимся, и отмечать будем. А пленки и фотографии из Костромы подвезут.
Он снял трубку ВЧ и вызвал Сталина.
– Товарищ Васильев, задание выполнено. Все четыре корабля утоплены. Частично на плаву один «Хиппер», но без вооружения. Обе башни в воде. – Он щелкнул тумблером громкой связи, чтобы все услышали поздравления Верховного, который в конце спросил о потерях.
– Четыре «Ер-2», товарищ Васильев. К сожалению, один из них фоторазведчик, – и он выключил громкую связь, чтобы только он мог слышать то, что ему говорит Сталин. Молчал он довольно долго. Затем сказал: – Пленки проявляем, не может быть, чтобы не было доказательств, что все корабли были на плаву перед ударом, – и опять замолчал. – Спасибо, товарищ Васильев. Так и сделаем. До свидания! – и он повесил трубку. – Ты здесь ни при чем! Это мой промах. Но приказано лететь в Москву. Вместе.
Он снял трубку и еще раз позвонил в Кострому, чтобы собрали все пленки у всех, особенно у штурманов и стрелков. После этого пошли обедать. Экипажи шумно отмечали успех и не совсем понимали, что произошло, и почему такими хмурыми были лица у командования. Лишь Эндель Карлович переспросил у Голованова:
– Сильно ругается?
– Сильно, но что сделаешь! Это же боевая работа. Хуже всего, что обвиняют не меня, а его! – и он большим пальцем показал на Диму.
– Он ведь нам всем жизнь спас, – тихо сказал Пусэп.
– Я знаю, – так же тихо ответил Александр Евгеньевич.
Сразу после обеда пошли садиться в самолет. Были уже в кабине, когда принесли коробку с негативами.
Взлетели, Голованов передал управление второму пилоту, а они с Дмитрием и штурманом начали просматривать кадры на пленках. В основном, все кадры сняты сзади, после атаки, и фиксировали попадания и промахи. Лишь на одном из кадров видны три корабля, но уже в огне. На восьми виден густой дым от пожара и мачты всех четырех кораблей.
– Мы же шли после всех! Надо было сажать «Эрки» здесь. – Он связался с Костромой и приказал отправить все снимки в Архангельское. Взял управление на себя и повел самолет по приводу. Через два часа сели.
– Снимки из Костромы доставить в Ставку.
Сели в старенький автомобильчик и поехали в Кремль. Дмитрий думал, что Сталин будет ругаться, но тот говорил тихим и спокойным голосом:
– Вы понимаете, что отсутствием фотографий перед атакой мы перечеркнули подвиг наших людей? Почему ни один из вас не предусмотрел вероятности такого случая, и не направил отдельный самолет снять результаты работы американцев? Чему вы улыбаетесь, товарищ Матвеев? Что за детский сад?
– Товарищ Сталин! Вы сами только что сказали нам, что делать! Немцы не объявили о потерях?
– Нет, молчат!
– Надо позвонить на базу, и пусть наши люди получат там снимки последствий налета. А пока и мы промолчим об успехе. Они еще только подходят на посадку!
– Товарищ Сталин! Что я вам говорил! Умнейший мужик!
– Звоните, Александр Евгеньевич. Вам по должности положено!
– О чем говорить? – спросил Голованов у Дмитрия.
– О том, что необходимо оценить ущерб, нанесенный береговой обороне противника. И договаривайтесь о том, чтобы комендант срочно переправил эти снимки нам.
Через час комендант базы получил копии фотоснимков, которые пойдут в Лондон в штаб командования ВВС в Европе. Голованов и Дмитрий сидели в приемной Сталина, ожидая этих снимков. С аэродрома привезли негативы экипажей Ер-вторых. Там были снимки последовательного потопления всех четырех кораблей. Голованов попросил Поскребышева позвонить самому. Тот принял их обоих через пять минут после звонка. Сталин с интересом рассматривал под лупой негативы.
– Это все замечательно! Все очевидно, как и предполагалось. Все равно, ждем американских снимков! Привезут, сразу заходите! Свободны!
Еще три часа ожидания, и это после того, как Голованов слетал на бомбежку, потом в Москву, и сейчас все летчики, участвовавшие в вылете, пьяненькими дрыхнут в койках! Наконец, привезли негативы и позитивы американцев.
– Разрешите?
– Да, проходите, товарищи Голованов и Матвеев. Что у вас?
– В официальном отчете о налете данных по Каафьорду нет!
Сталин ударил кулаком по столу.
– Как это нет? Они там работали?
– Так точно! Но в отчет эти снимки не включили.
– Они у них есть?
– Трудно сказать, мы же не принимали участия в разборе операции.
В этот момент звонит телефон, Сталин взял трубку, послушал и сказал:
– Хорошо, я приму их! Пусть подъезжают. – Он положил трубку. – Посол Великобритании в СССР господин Керр и военный атташе Великобритании генерал-майор Старр просят срочной аудиенции со мной и с вами, Александр Евгеньевич. Кажется, предстоит международный скандал! Подождите в приемной, товарищ Матвеев.
Дмитрий вышел из кабинета, через некоторое время оттуда вышел и Голованов. Сел на диван, злющий. Слышно, как поскрипывает зубами. Прибыли англичане, военный атташе сразу подошел к Голованову.
– Мы имеем очень важное поручение от правительства и командования английской армии. Очень хорошо, что вы уже здесь, – произнес их переводчик. Поскребышев позвонил Сталину и пропустил англичан и Голованова. Буквально через три минуты из дверей выглянул Голованов, озорно подмигнул и махнул рукой Дмитрию.