Томоко работала за большим деревянным столом у окна рядом с трёхстворчатым зеркалом. В утренние часы на него падали яркие лучи солнца и освещали лежащие волнами свежепорезанные куски материи, которые отражались в зеркале как разноцветная мозаика. Сама Томоко, подобно олицетворению ярких цветов, сидела неподвижно, глубоко задумавшись над эскизом модели. По утрам на швейных машинках не работали, и в комнате было тихо. Окно было открыто навстречу весеннему солнцу, и кружевные занавески, смягчающие его яркие лучи, слегка колебались от дуновения лёгкого ветерка. Томоко сняла свой жакет, и яркий кружевной рисунок занавески на какой-то момент отражался на её левом рукаве, а затем исчезал.
Взяв карандаш, Томоко внесла некоторые изменения в выкройке корсажа летнего платья, которое она моделировала. В это время у ателье было больше всего заказов, так как клиенты в летний период, казалось, имели больше всего денег.
Владелица ателье «Одуванчик» училась в школе вместе с матерью Томоко. Её муж после войны был уволен с государственной службы, а небольшие накопления ушли на оплату новых налогов или были заморожены согласно послевоенному законодательству. Она решила попытаться зарабатывать на жизнь женскими руками, мобилизовав нуждающихся друзей, молодых жён и девушек из числа своих родственников, и в результате было создан «Одуванчик».
Мать Томоко ухватилась за возможность разрешить давнее тайное беспокойство за будущее дочери, и её планы сделать её независимой от дома Оки начали наконец осуществляться. Томоко быстро стала одной из самых ценных работниц «Одуванчика». Она в отличие от большинства женщин после войны поступила на работу не из-за чистой необходимости, а была к ней уже подготовлена и сразу полюбила её. С детских лет её мать готовила Томоко к трудовой деятельности и, если бы не открылся «Одуванчик», она мечтала когда-нибудь начать собственное дело. Не указывая своего имени, она уже начала писать для журналов статьи по кройке и шитью европейской одежды.
Работой ателье руководила группа женщин старшего возраста, все они были друзьями и выпускницами женского колледжа, у большинства их них мужья погибли на войне. Томоко с удовольствием занималась моделированием, а также другими практическими вопросами. Она была самой молодой среди других женщин, которые приходили на работу по очереди, но они относились к ней как к взрослой, ибо она часто помогала им разрешать возникающие у них проблемы. Когда Томоко молча сидела за столом, сконцентрировав всё своё внимание на работе, она напоминала студентку, погруженную в чтение учебников.
Когда кто-то, не постучавшись, открыл дверь ателье, Томоко от неожиданности повернулась с видом рассерженного ребёнка.
— Томоко, к тебе посетитель, — предупредила её заведующая ателье, и, обращаясь к вошедшей, сказала: — Пожалуйста, входите. Извините за беспорядок.
Томоко поднялась навстречу посетительнице и, увидев её, широко раскрыла глаза от удивления. Учитывая, что сама Томоко занималась моделированием, ей было достаточно одного взгляда, чтобы определить, что костюм вошедшей женщины был хорошо сшит, великолепно сидел на ней и что она умела его носить. Но что ещё больше поразило Томоко, так это её холодная красота, в которой было что-то демоническое. Её большие глаза, ясно очерченный узкий нос и рот производили впечатление твёрдости характера. Она имела стройную фигуру, но некоторая округлость форм её тела мягко вырисовывалась в линиях шерстяной материи костюма, не вызывая ассоциации с полнотой.
Её большие глаза с улыбкой взглянули на Томоко, а затем она спокойно осмотрела комнату.
— Какая у вас приятная комната!
— О нет. Мне всегда стыдно за постоянный беспорядок.
Саэко посмотрела на себя в трёхстворчатом зеркале под разными углами, поворачиваясь на деревянном полу среди танцующих бликов от лучей утреннего солнца. Затем она, мягко улыбаясь, вновь посмотрела на Томоко.
— Вы знакомы с господином Онодзаки, художником, не правда ли?
Томоко почувствовала себя неловко от этого вопроса и слегка покраснела.
— Я недавно была вместе с господином Онодзаки в редакции журнала Etoile, куда он приносил свои рисунки. Мы с ним только что расстались, и я даже знаю, как вас зовут — Томоко Мория. Какое милое имя. Более того, господин Онодзаки рассказал мне, как вы красивы — он пел такие дифирамбы о вас.
— Значит, иллюстрации уже готовы?
— Да, мы вместе доставили их. Но вы работаете здесь и одновременно в журнале, не так ли?
Заведующая открыла шкаф и достала несколько рулонов материи.
— Как видите, она ещё совсем молодая, но очень серьёзно и с большим интересом занимается моделированием. Она очень популярна среди наших клиентов, и все просят, чтобы именно ей были поручены разработки фасонов их одежды. Несмотря на молодость, она обладает поразительным талантом и способна только посмотреть на клиента, чтобы без труда придумать фасон, о чём мы даже не можем и мечтать. Сначала у нас иногда бывают сомнения, но в конечном счёте получается оригинальное платье, сделанное с высочайшим вкусом. Это просто невероятно.
— Я завидую вашей работе. — Саэко посмотрела на эскиз на столе Томоко.
— Можно я взгляну на него?
— О, пожалуйста, не надо. Он ещё не закончен.
— Всё равно, дайте мне посмотреть.
— Я пока нарисовала только контуры.
Кровь прилила к голове Томоко и отразилась на её лице. Но она всё ещё не могла оторвать взгляд от лица Саэко, белая нежная кожа которого имела мягкий, блестящий, можно даже сказать зеленоватый, оттенок, а её причёска с пробором была привлекательна и неотразима даже для человека одного с ней пола.
— Это уже для лета?
— Да, но это только предварительная попытка. — Томоко улыбнулась. — Я хочу также придумать купальный костюм для этого лета. В редакции Etoile мне сказали, что они устроят его демонстрацию с привлечением киноактрисы и поместят снимок на обложке журнала.
Даже Саэко с удовольствием наблюдала энтузиазм девушки.
— Вы, действительно, великолепно работаете. Я даже завидую вам. Молодёжь в наше время стала совсем другой.
Заведующая выложила на стол рулоны тканей и ждала, когда Саэко просмотрит их.
— Как вы видите, сейчас у нас нет хороших материалов.
— В наши дни с этим приходится мириться, — тактично улыбнулась Саэко. — Мне рассказывали, что даже в театрах, прежде чем решать, какую ставить пьесу, вынуждены проверить, что ещё осталось в костюмерном гардеробе. Так что они могут ставить только те спектакли, для которых у них есть костюмы. В результате получается, что решающее слово принадлежит не актёрам и авторам, а заведующим костюмерными. К счастью, костюмы для ведущих ролей были вывезены из Токио, и они сохранились. А хлопчатобумажные ткани для второстепенных ролей все сгорели, и сейчас всё это превратилось в серьёзную проблему. Я думаю, что и вы, Томоко, сталкиваетесь с подобными трудностями, когда не можете осуществить задуманное из-за отсутствия необходимых материалов.
Саэко просматривала один за другим рулоны материалов. Для работников ателье было трудно определить её социальное положение, и даже камень в кольце на её руке ни о чём не говорил, так как это был отнюдь не броский бриллиант, а всего лишь скромный кошачий глаз.
— Не могли бы вы отложить этот отрез для меня, хотя он и для зимней одежды?
— Вы определённо обладаете хорошим вкусом. Материал такого качества сейчас невозможно найти в Японии, и он ещё долго не появится.
— Хотя, возможно, он слишком ярок для меня.
— Ни в коем случае. Одна моя знакомая привезла этот материал из Англии много лет тому назад и недавно предложила его нам, так как ей понадобились наличные деньги. Вы можете быть уверены в его качестве. Это подлинная шотландская ткань.
— Между прочим, — неожиданно сказала Саэко, — не могли бы вы, Томоко, завтра в удобное для вас время прийти ко мне домой. Я бы хотела, чтобы вы посмотрели несколько отрезов материалов, которые у меня имеются, и решили, что можно из них сделать. Вы могли бы стать моим консультантом по европейской одежде.
На следующее день небо было затянуто облаками, как это часто бывает весной, и похоже, что собирался дождь. Томоко вышла из дома в плаще, но во второй половине дня дождь так ещё и не пошёл, хотя низкие облака весь день висели в безветренном небе.
Следуя полученным от Саэко инструкциям, Томоко пришла на улицу Минамите в жилом квартале Таканава, который мало пострадал от войны. Это был тихий район со старыми деревянными домами, и даже деревья выглядели старыми, но не было видно развалин и пепелищ, хотя в воздухе, казалось, витал дух заброшенности. Подобное впечатление возникало не только из-за недостатка света в этот пасмурный день, но также из-за поломанных заборов и видневшихся за ними неухоженных деревьев и кустов, что отражало тяжёлое экономическое положение владельцев в послевоенный период. Там и здесь сквозь дыры в заборах виднелись цветущие ветви сакуры, но на фоне серого неба цветы не выглядели яркими и радостными.
Откуда-то слышались звуки игры на сямисэне, которые, казалось, парили в сонном воздухе улицы. У Томоко возникло ощущение, что она попала совсем в другой мир, отличный от шумного и суетливого окружения, в котором она вращалась каждый день. «Какая большая разница между местами, которые были затронуты войной и которые она пощадила», подумалось ей.
Она задавала себе вопрос, в каком доме может жить женщина, обладающая таким чувством стиля, как Саэко Такано, вкус которой в западной одежде был совершенно естественным и зрелым, далеко выходящим за пределы простого копирования журналов мод.
Томоко увидела табличку с фамилией Такано на одних из ворот с распахнутой калиткой, сквозь которую можно было увидеть большой дом в японском стиле и раскинувшийся перед его входом сад с довольно старыми деревьями. Томоко заметила на воротах ещё три таблички с мужскими именами и подумала, что Саэко, вероятно, поселила у себя пострадавших во время войны, что было обычным для владельцев больших домов. Подойдя к решётчатой раздвижной двери, которая вела в дом, Томоко вновь услышала звуки сямисэна и искусно поющий женский голос, который к её изумлению был пох