губами, но король внезапно открыл глаза.
— Прощай, друг холбитла, — едва слышно вымолвил он. — Я иду к предкам. Теперь мне не стыдно предстать перед ними, могучими и славными. Я сразил черного змея. Мрачным было утро, но впереди радостный день и золотой вечер.
Мерри душили слезы.
— Прости меня, государь, — сокрушенно промолвил он. — Я оказался никчемным оруженосцем: и приказ нарушил, и на службе не сделал ничего путного, только вот плачу теперь, прощаясь с тобой.
— Не печалься, — слабо улыбнулся старый король. — Я на тебя не сержусь. Как откажешь в прощении тому, кто мал ростом, но велик сердцем? Будь благословен, живи счастливо и не забывай меня. Жаль, что не доведется мне, как было обещано, посидеть с тобой у очага в Медусельде, послушать твои рассказы о зелье трубочном… — он умолк и закрыл глаза. Мерри склонился над ним, но тут Тейоден заговорил снова. — Где Эйомер? Мне хотелось бы увидеть его, пока я еще могу видеть. Ему быть королем после меня. И еще — надо известить Эйовин. Она так не хотела отпускать меня в поход, словно чувствовала, что нам больше не встретиться.
— Государь, — сбивчиво начал Мерри, — государь, она… — но в этот миг его слова потонули в шуме, громких восклицаниях и пении рогов.
Хоббит огляделся: в своей печали он совсем позабыл, что находится на поле брани. Ему показалось, что Тейоден пал несколько часов назад, а наяву времени прошло совсем немного. Битва продолжалась, и, судя по всему, вот-вот должна была закипеть новая ожесточенная схватка.
Со стороны Реки выступили свежие полчища. Моргульские отряды повернули от стен, а с юга надвигались рати Харада: впереди скакали всадники, за ними шла пехота, а позади маячили башенки на спинах мумаков.
На северной стороне равнины Эйомер спешно собирал и строил в боевые порядки отряды рохирримов. Отчаянный бой шел у дороги: все, кто еще мог держать оружие, устремились на вылазку. Над головами теснивших врага воинов реял серебряный лебедь Дол-Амрота.
«Где же Гэндальф? — промелькнуло в голове Мерри. — Неужто его здесь нет? Быть может, он спасет короля и Эйовин?»
В это время к месту гибели Тейодена примчались ведомые Эйомером всадники. Кони артачились, отказываясь приближаться к трупу чудовища, и им пришлось спешиться. Эйомер подошел к королю и замер в скорбном молчании. Один из воинов взял королевское знамя из рук погибшего знаменосца и поднял его. Тейоден медленно открыл глаза, увидел свой стяг и знаком повелел вручить его Эйомеру.
— Будь благословен, король Марки, — проговорил он. — Скачи к победе! И попрощайся за меня с Эйовин.
С этими словами Тейоден отошел к предкам, так и не узнав, что любимая племянница лежит рядом. А обступившие его суровые воины не стыдились слез, ибо старый властитель был любим всеми.
Тогда возвысил голос Эйомер.
Скорбных слез не лейте! Лежит могучий.
Пал на бранном поле. Оплачут жены
Воителя гибель. Нам же снова в битву!
Так пропел он, но слезы стояли и в его глазах.
— Здесь разразится битва, — молвил новый король. — Государя надобно унести, да и других воителей негоже бросать в чистом поле.
Он оглядел убитых, называя их по именам, и внезапно увидел сестру. Эйомер пошатнулся, словно пораженный стрелой, лицо его побледнело от скорби, а сердце захлестнула волна столь неистовой ярости, что некоторое время он не мог вымолвить ни слова.
— Эйовин! Эйовин! — сорвалось наконец с его губ. — Как ты оказалась здесь? Что привело тебя — безумие или колдовство? Смерть всем! Смерть! Смерть!
Не дожидаясь, пока подтянутся остальные отряды или подойдет подмога из города, он вскочил в седло, вострубил в рог и, не оглядываясь, помчался вперед. Неудержимой лавиной неслись за ним рохирримы. Они вторили своему вождю, и от края до края оглашал равнину их грозный клич:
— Смерть! Смерть! Смерть!
Маленький хоббит Мериадок так и остался в стороне, никем не замеченный. Некоторое время он всхлипывал, а потом утер слезы, подобрал полученный от Эйовин зеленый щит и, забросив его за спину, принялся искать свой меч. В тот миг, когда Мерри нанес удар, поразивший назгула, рука его онемела, и меч выпал. Рука не повиновалась до сих пор. Вот он, меч! Но что это? Стальной клинок дымился, словно тлеющая головешка, пока не истаял, обратись в дым прямо на глазах изумленного хоббита.
Так покинул мир клинок из кургана, сработанный мастерами Северного Королевства. Оружейник, выковавший его много веков назад, мог бы гордиться судьбой своего творения, ибо в ту пору главным врагом дунадэйнов севера был грозный чародей, могущественный король Ангмара. Иной клинок, пусть бы его направляла самая сильная рука, не смог бы нанести Призраку Кольца гибельную рану, рассечь колдовские скрепы, соединявшие незримое тело со злобной волей в некое подобие жизни.
Из копий и плащей воины соорудили носилки. На одни положили короля, на другие Эйовин, чтобы отнести в город: унести же павших рядом с Тейоденом семерых конников во главе с Деорвином было некому. Их тела сложили подальше от убитого чудовища и обнесли частоколом из копий. Потом, после битвы, крылатую тварь сожгли, а Снежногривого похоронили на месте его гибели, воздвигнув над могилой камень с эпитафией на языках Гондора и Марки:
В сече верный конь убит.
Здесь, под камнем, он лежит.
Над этой могилой всегда зеленела сочная трава, а там, где сожгли чудовище, земля так и осталась черной и голой.
Мерри понуро брел за носилками, совершенно позабыв о битве. Он смертельно устал, его бил озноб, и каждый шаг отдавался болью во всем теле. Со стороны Моря наползли набухшие тучи. Они прорвались дождем, будто само небо вознамерилось оплакать Тейодена с Эйовин и своими слезами притушить еще полыхавшие в городе пожары. Словно сквозь пелену тумана хоббит увидел двигавшийся навстречу отряд защитников города. Во главе его ехал князь Имрахил. Приблизившись, он остановил коня и спросил:
— Какую ношу несете вы, воины Рохана?
— Короля Тейодена, — последовал ответ. — Он мертв. Теперь рохирримов ведет в бой король Эйомер. Его можно узнать по белому конскому хвосту на шлеме.
Князь спешился и преклонил колено, воздавая честь павшему государю. Лицо его омрачилось печалью, но когда он взглянул на другие носилки, все иные чувства уступили место изумлению.
— Что я вижу? — воскликнул он. — Женщина! Неужто даже жены рохирримов поспешили нам на подмогу?
— Только одна, — ответили ему. — Это госпожа Эйовин, сестра нового короля. До сего часа никто не знал, что она тоже отправилась в поход, а теперь все мы скорбим о ее гибели.
Князь еще раз вгляделся в ее прекрасное бледное лицо, коснулся холодеющей руки и воскликнул:
— Рано говорить о гибели, друзья! Она ранена, может быть, смертельно ранена, но еще жива. Отнесите ее в город, к целителям, — с этими словами он поднес к губам девушки свой блистающий наруч, и полированная сталь чуть затуманилась от едва уловимого дыхания.
Имрахил послал в город гонца с известием о случившемся и просьбой о помощи, а сам вскочил в седло и во главе своих рыцарей поскакал вперед. Битва еще не кончилась.
Вскоре сражение разгорелось с новой силой. Лязг оружия, конское ржание и крики людей перекрывались грохотом барабанов, пением труб и оглушительным ревом разъяренных мумаков. У южных стен города гондорская пехота сошлась врукопашную с полчищами Моргула, тогда как почти вся конница пыталась пробиться на восток, к Эйомеру. Всадников вели Хурин Высокий, Страж Ключей и правитель Лоссарнаха, Хирлуин с Зеленых Холмов и князь Имрахил со своими рыцарями.
Помощь подоспела к рохирримам не сразу. Поначалу удача отвернулась от них, ибо Эйомера подвел его необузданный гнев. Первым ударом всадники Марки рассеяли харадскую конницу, их стальной клин глубоко вонзился в плотную массу пехотинцев. Но всюду, где появлялись мумаки, роханские кони начинали храпеть и пятиться. Огромные звери с башнями на спинах возвышались над полем, как живые крепости, а дрогнувшие было харадримы собирались вокруг них, сплачивая ряды. В момент атаки харадское войско втрое превосходило числом конников Эйомера, но вскоре соотношение сил изменилось сильнее прежнего. К южанам подошло подкрепление из Осгилиата. После смерти предводителя назгулов моргульский военачальник Готмог бросил в бой свою разноплеменную рать — сражавшихся топорами вастаков, варьягов из Кханда, смуглых южан в алых одеждах и полулюдей-полутроллей из дальнего Харада, черных, белоглазых, с красными языками. Они обходили рохирримов, стараясь зайти им в тыл, а часть сдерживала силы Гондора, препятствуя их соединению с Роханом.
И именно тогда, когда чаша весов стала клониться в сторону Мордора и воспрявшие было защитники твердыни снова прощались с надеждой, со стороны города донеслись громкие крики.
Время шло к полудню, поднявшийся ветер унес дождевые тучи на север, и при ясном солнечном свете дозорные на стенах издалека увидели картину, не оставлявшую сомнений в том, что все упования тщетны. Благодаря тому, что у Харлонда Андуин делал широкую петлю, русло при хорошей погоде просматривалось из города на несколько лиг, и все могли видеть, как вверх по течению движется подгоняемый южным ветром могучий флот — множество многовесельных галер и высоких кораблей под черными парусами.
— Корсары! — в отчаянии кричали люди. — Корсары Умбара! Пиратский флот! Белфалас пал, и Этир, и Лебеннин тоже! Все пропало!
Без приказа — ибо все, кто имел право отдавать распоряжения, находились на поле брани — в городе тревожно забили в колокола. Загудели трубы, призывая войска ввиду новой опасности укрыться за стенами. Но зов не был услышан, ибо все звуки подхватывал и уносил прочь гнавший корабли ветер.
Впрочем, рохирримы не нуждались в сигналах, ибо и без того прекрасно видели над Рекой черные паруса. В пылу сражения Эйомер увел своих людей слишком далеко, почти к самому Харлонду. Он рассчитывал отогнать врагов к гавани и сбросить их в Реку, но теперь оказался в западне. Вклинившийся сзади вражий отряд отрезал его от спешивших на помощь рыцарей Имрахила, а появление черного флота означало неминуемый разгром.